Выбор[Новое издание, дополненное и переработанное]

Так вот: разворотили улицу вовсе не зря. Под той улицей спецтрест «Метростроя» бункер бетонный возвел. Лучшая маскировка — все на виду делать: котлован рыть, ни свет ни заря самосвалами греметь, грязь по мостовым растаскивать, еще и лозунг на входе гвоздиками присандалить: «Сдадим объект досрочно к славному юбилею ВЧК-НКВД!»

Вход в бункер — через контору «Мосгорсельсбыта». Кому положено. А положено многим.

В метростроевском бункере — планы ежовой квартиры. На каждой стене. А посреди главного бетонного зала — макет квартиры. Что плохо: помещений в подконтрольной квартире много, и гостей к Ежову каждый вечер — стада, табуны.

Что хорошо: все они тут. И почти каждый вечер. Информация снимается одновременно со ста двадцати четырех микрофонов. Снимается с самого первого дня вступления товарища Ежова на пост руководителя НКВД. Сброшен теперь товарищ Ежов с поста, но работа продолжается. И будет продолжаться, пока последнего ежовца не встретят в ночном мраке не по-ночному бодрые ребята и не произнесут ритуальную фразу: «Иди, сука!..» А последним, как все в рабочих сменах догадываются, будет сам Николай Иванович Ежов, по-домашнему — Николь.

ГЛАВА 10

1

Операторы в бункере — не абы кто, а лучшие флотские акустики. Любой из них, шум винтов за много миль заслышав, разом определит тип корабля, примерное водоизмещение, направление и скорость движения. А особо лихие по неуловимым нашему уху особенностям шума еще и по имени тот корабль назовут. Тут уж включай память и вспоминай, сколько на том корабле пушек каких калибров, фамилию капитана вспоминай…

Вот таких ребят, лучших из тех, кто на флотах отслужил, сюда забирают. Работа не из легких: Ежовы гости голяком по коридорам и залам галопом скачут, телесным зудом гонимы, поди уследи, к го в какой комнате. Фонограммы выступлений ответственных товарищей из НКВД давно сняты на партийных конференциях и съездах и анализу подвергнуты многоплановому, так что акустики голоса различают. Но только до тех пор, пока гости не перепьются. А они перепиваются. И быстро. Потому часто товарищу Сталину просто обрывки фраз докладывать приходится: с перепою у Ежовых гостей голоса тускнут, сипят и скрипят непредсказуемо, и каждый раз на разный манер. Товарищ Сталин с пониманием относится и требует достоверности: лучше не определить говорящего, чем определить неправильно.

Но и это не все. Важно знать, кто сказал, что сказал, но еще важнее — кому. Потому система придумана: куклы резиновые заказаны с номерами. Кукла № 1 мордочкой и фигурой на Николая Ивановича Ежова похожа. Для пущей схожести — звезды маршальские подрисованы на куклином воротнике. Других кукол — стадо. Номера — как в американском футболе: меньше номер — важнее гость. А потом кукол расставляют по комнатам и коридорам макета необозримой квартиры. Дальше просто — товарищ Трилиссер минуту назад прослушивался в помещении № 41, сейчас его голос слышится в помещении № 24. Соответственно кукла № 9, весьма на товарища Трилиссера похожая, переставляется на макете из одного помещения в другое. Гостей каждый вечер — до сотни и более. Каждую минуту они перемещаются по комнатам, залам и коридорам, как стеклышки в калейдоскопе. Соответственно перемещают и кукол на макете. Каждую минуту автоматическая фотокамера с потолка фиксирует положение кукол. Потом с определенной долей точности можно установить, что именно сказал товарищ Трилиссер в помещении № 24 в 23 часа 51 минуту и кто при этом присутствовал.

А сказал товарищ Трилиссер следующее:

— Что этот кавказский Гуталин делает! Что делает! Он режет глотки профессионалам. Ну хорошо, он всех нас перережет. А дальше что? Что, скажите мне, дальше? Сможет ли он без нас, без профессионалов?

— Недавно Яшку Серебрянского взяли. Это же чекист хрустального выбора.

— Брось. Я знаю Серебрянского. Крыса. Скорее бы Гуталин его шлепнул. Если бы у Гуталина были мозги, то Яшку Серебрянского надо не стрелять в сталинском подвале, а против нас выпустить. Спасая свою шкуру, Яшка Серебрянский всех нас перегрызет, всех передушит.

2

Ложатся отчеты на сталинский стол. «Я знаю Серебрянского. Крыса… Если бы у Гуталина были мозги… Яшка Серебрянский всех нас перегрызет, всех передушит…»

— Товарищ Холованов, враги сомневаются, есть ли у Гуталина мозги. Я вынужден врагов разочаровать: у Гуталина мозги есть. Где Серебрянский?

— Товарищ Сталин, Серебрянский — в камере смертников. Ждет исполнения.

— Выпустить. И спустить на своих, на ежовцев.

— Есть выпустить! Есть спустить!

— Я последую совету товарища Трилиссера, я спущу Серебрянского на его вчерашних друзей. А самого Трилиссера пора брать.

— Есть брать Трилиссера. А Ежова?

— Пусть гуляет. Ежова — последним. Неопределенность — хуже всего. Пусть гуляет в неопределенности. И приготовьте Ежову новые унижения.

— У меня, товарищ Сталин, целый каскад унижений для Ежова заготовлен.

— Вот и действуйте. А перспективу не теряйте. Как вы теперь понимаете свою главную цель?

— Главная цель — новый шеф НКВД товарищ Берия.

— Правильно. Что сделано?

— Бункер у бериевского дома строится с опережением графика.

— Хорошо.

— Нами завербованы начальник бериевского спецпоезда Кабалава, заместитель Кабалавы, один из шифровальщиков, кочегар паровоза и содержатель бериевского походного гарема, евнух.

— От имени кого вербовали?

— Начальник бериевского спецпоезда Кабалава завербован от имени польской разведки. В случае чего, если Берия заподозрит неладное, то даже под пытками Кабалава будет признаваться, что работал на поляков, а о нашем существовании Кабалава не подозревает. И еще: в случае необходимости мы можем его арестовать и расстрелять как польского шпиона. Доказательства в наших руках. Остальных мы вербовали от имени германской и британской разведок. В случае чего и товарищу Берии можно обвинение предъявить: что же ты вокруг себя польских, английских и немецких шпионов не выявил?

— Хорошо. Но кроме вербовок надо приставить к товарищу Берии людей, которые его ненавидят. Но так приставить, чтобы Берия был уверен: каждого человека он сам выбрал. Нужно обложить его кольцом тайных завистников и ненавистников.

— Обложим, товарищ Сталин.

— И Завенягина тоже.

3

Убить человека легко. Приказали — убил. Только надо аккуратность проявлять, чтобы конфуза не вышло. Когда вопрос ребром: убивать — не убивать, удостовериться следует, он ли?

Посмотрел Холованов на фотографию в личном деле: красавец капитан государственной безопасности с орденом на груди, со знаками различия армейского полковника. Потом на оригинал зрачки поднял. Нет сходства. Взяли человека всего тринадцать дней назад. Всего две недели не кормили, да и то неполные две недели, а он уже никак на свою фотографию не похож. Со скелетом больше сходства. Кормить его было незачем, все равно — расстрел. Результат: лицо не похоже на то, которое с фотографии смеется. Вдобавок ему еще и «черные глазки» сделали — расквасили морду до сплошной синевы с черными отливами. Из белого лица — черное. А волосы, наоборот, из черных смоляных — теперь белые, стариковские.

И по форме его не узнать: орден рвали — гимнастерку не жалели, а петлицы полковничьи вместе с воротом отодрали.

Пороли его шомполами пулеметными, одежды не снимая, потому весь он в клочьях одежды и шкуры своей. Все это в крови ссохлось в единый монолит. Сапоги его командирские еще в день ареста охрана сдернула и загнала на Тишинском рынке. Вместо сапог солдатские ботинки стоптанные: грязные, рваные, вонь испускающие. Как положено — без шнурков. Тут два резона: чтоб не сбежал и чтоб не удавился. Не велено отсюда бежать. И давиться не велено. Рабоче-крестьянскую пулю слопай, если прописано, а сам своей жизнью распоряжаться не моги. Не ты ей хозяин.