«В тени Лубянки»<br />О судьбах настоятелей церкви Святого Людовика Французского в Москве: воспомина

Я порадовался тому, что все обошлось. Но не прошло еще и недели моего пребывания в «Савое», когда мой энтузиазм был несколько притушен. Меня вызвали к заведующему отелем на беседу, во время сухого и краткого разговора мне было сказано: «Время вашего пребывания в Советском Союзе как туриста закончено. Мы надеемся, что вам понравилось. Вот ваши документы. Пожалуйста, примите меры по вашему возвращению в Соединенные Штаты!» Это было сказано со всей серьезностью. Но ведь я же подписывал официальную декларацию в советском посольстве в Вашингтоне, заявляя о своем намерении остаться в России на неограниченный срок. Объяснив все это, я отдал свой паспорт заведующему для продления регистрации. В обмен на 5,5 рубля золотом меня зарегистрировали еще на три недели.

Было ли это трюком для выкачивания долларов или попыткой отбить у меня желание остаться в России? Мне это осталось неизвестно. Но скоро я узнал, что они использовали любой предлог для добывания валюты. В «Савое», как и в других отелях, любой предмет или услуга, проданные иностранцу, должны были оплачиваться в золотом эквиваленте: еда, почтовые марки, телеграммы, парикмахерские услуги. Кроме мелких услуг, таких как стрижка, которая стоила 30 золотых копеек, все остальное было несоизмеримо с их ценой.

Позже я узнал, что иностранная валюта, так жадно собираемая советскими чиновниками: доллары США, фунты стерлингов Великобритании, рейхсмарки Германии и тому подобные — используется для содержания шпионов, работающих за пределами страны. И не считайте, что мне это просто наивно померещилось.

В то время, когда я приехал в Россию, и до начала Второй мировой войны иностранных путешественников, покупающих что-либо в твердой валюте через «Интурист», систематически обирали. Театральные билеты, например, для иностранцев стоили в 40–50 раз дороже обычной цены в бумажных рублях. Особый билет по цене «втридорога» считался привилегией и давал возможность посмотреть физкультурный парад на Красной площади. Были организованы специальные охотничьи туры для иностранцев, готовых потратить золотые рубли за выстрел в медведя. Конфискованные предметы искусства, иконы, картины, фарфор, книги, предметы культа и огромное количество церковной утвари, отобранной государством у арестованных владельцев, а также при закрытии церквей и монастырей, продавались за марки, франки, доллары и так далее [114].

В заключение этой главы читатель узнает, что случилось с послом Буллитом в день его официального прибытия в СССР. Сам посол с удовольствием и юмором рассказывал об этом происшествии. Посол также пересек границу на станции Негорелое через неделю после прибытия персонала посольства в советскую столицу. Когда его поезд затормозил, он увидел, что весь вокзал украшен флагами США и СССР. Это был первый приезд полномочного посла в Советский Союз; чтобы приветствовать его, накануне из Москвы на пограничную станцию прибыли две делегации. Одна состояла из сотрудников его посольства, а другая была представлена группой Наркомата иностранных дел. После обмена приветствиями посол был препровожден в комнату, украшенную национальными флагами: провозглашались здравицы за процветание Америки; зазвучали тосты за советско-американскую дружбу. Все присутствующие присоединились к застолью. Кроме официального приема, каждый на своем месте, от начальника вокзала до последнего привратника, тоже выпил за здоровье посла. Посол вспоминал даже, что вся команда поезда, включая инженера с кочегаром вместе с носильщиками, одетыми по этому случаю в белые фартуки, поднимала тосты за вновь прибывшего американского посла. Все весело пировали, когда был дан сигнал к отправлению поезда. Тут же с низким дореволюционным поклоном к послу подошел старший официант и представил ему счет. На нем фигурировала стоимость в рублях за веселую вечеринку, данную в его честь! Веселый юмор и нрав посла быстро справились с естественным замешательством. А так как у него не было советских рублей, дело было быстро улажено солидной суммой американских долларов, после чего посол продолжил свое путешествие в Москву.

Вскоре после этой невероятной, но правдивой истории имел место другой подобный случай, но уже не на этой пограничной станции, а в морском порту. Эта история имеет свою особенность, поэтому для контраста будет вкратце рассказана со слов главного действующего лица. Исполняющий обязанности посла прибыл по морю в Ленинград, возвращаясь из отпуска. Его тоже встречала особая комиссия, и после нескольких рюмок водки, выпитых в его честь без его на то желания, ему представили рублевый счет. Не моргнув глазом, дипломат, к огромному удивлению официанта, спокойно вытащил из кармана рубли. Теперь читатель должен узнать, что советские рубли нельзя было ни ввозить, ни вывозить, по крайней мере иностранцам. Как советское правительство поступало в этих случаях — это уже другая история. Известно, что в середине тридцатых операции по обмену рублей проводились по выгодному курсу секретными советскими агентами в нескольких столицах Европы и Азии.

Поначалу я чувствовал себя некомфортно в этой новой для меня среде, но не терял времени, готовясь к новой жизни. Часы, недели и месяцы я занимался только русскими склонениями, спряжениями, синтаксисом, ни разу не пожалев об усилиях, затраченных на изучение русского языка. Я вращался в среде нормальных русских людей, изучая их речь и образ мыслей. Кроме уроков русского, у меня была прекрасная практика в фонетике этого необычайно красивого языка: я слушал радио, хотя и не воспринимал информацию всерьез. Будучи в молодости радиолюбителем, я никогда не терял интереса к азбуке Морзе, поэтому у меня была возможность проверять и по необходимости корректировать сообщения ТАСС и новости, опубликованные в «Правде» и «Известиях».

Такая интенсивная подготовка оказалась очень кстати в последующие годы, и гораздо раньше, чем я мог себе представить.

Глава III. Первый ассумпционист в России [115]

Епископ Пий Эжен Неве уехал из родной Франции в 1906 году, еще при царском режиме, когда въездные визы предоставлялись неправославным иностранным священникам довольно просто. В те годы ассумпционисты имели успешно работающие миссии в Санкт-Петербурге, Одессе, Киеве, Макеевке и Вильнюсе. В России и ранее существовали разные миссии, созданные иезуитами, доминиканцами, францисканцами. Мне хотелось бы познакомить читателя с необыкновенной личностью, каким был епископ Пий Неве, по чьей инициативе я приехал в Москву.

Прослужив год в качестве капеллана женского монастыря (ныне оскверненного) для монахинь, преподававших в Санкт-Петербурге, следующие двадцать лет своей пастырской службы, с 1907 по 1926 год, епископ Неве посвятил организации церковного прихода и строительству церкви в Макеевке, важном угольном и металлургическом центре Донецкого бассейна на Украине. В те годы там существовала довольно большая колония французских и бельгийских инженеров. Вместе с многочисленными выходцами из Польши, Литвы, Белоруссии они образовали довольно большую общину. До сих пор Макеевка занимает видное место в экономике Советского Союза. Угледобывающая и металлургическая концессии, прежде управляемые иностранцами, сейчас, конечно, полностью упразднены.

В связи с необычайными обстоятельствами, вызванными безжалостными арестами католической иерархии, отец Пий Неве, все еще приходской священник, в 1926 году был вызван в Москву для посвящения в епископы. На фоне нарастающей волны гонений и угасающей надежды на апостольскую преемственность в России Папа Пий XI решил возвести Неве в епископский сан. После той исторической церемонии, вынужденно происходившей за закрытыми дверями, епископ Неве возвратился в свой приход на Украине, чтобы завершить дела, а затем приступить к новым обязанностям в столице.

В Макеевке дом епископа двадцать два раза обыскивали сотрудники ЧК и ОГПУ. Несколько раз его ставили к стенке перед расстрельной командой, и совершенно необъяснимо, как он уцелел в то время, когда человеческая жизнь ничего не стоила. Прежде чем вернуться в Москву и принять настоятельство в церкви Святого Людовика Французского, он был уполномочен Верховным Понтификом осуществить необычное рукоположение. Специальным указом французский ассумпционист Дэвид Мейланд, разделивший с епископом его многолетнюю добровольную ссылку, был рукоположен в сан священника. Это была особая срочная мера, предпринятая Папским престолом, чтобы не лишать верующих Макеевки Святых Таинств, когда епископ Пий Неве отбудет в Москву. В предшествующие годы отец Дэвид Мейланд готовился стать священником и был хорошо знаком с богослужебными обрядами. Этот шаг обеспечивал прихожанам Макеевки отправление религиозных обрядов, которых в противном случае они были бы лишены. Следует подчеркнуть тот грустный факт, что это рукоположение в 1926 году было последним в России. Священники, еще остававшиеся в различных приходах, умирали или были арестованы ОГПУ. Еще некоторое время Макеевка оставалась последним форпостом католического богослужения в России. В соседних городах — Таганроге, Херсоне, Запорожье, Полтаве, Екатеринославе (ныне Днепропетровск) — католическое богослужение было упразднено. Священники, раввины и муллы были арестованы, а церкви, синагоги и мечети закрыты. После отъезда епископа в Москву власти в Макеевке сделали абсолютно невозможной жизнь отца Дэвида Мейланда, и в конце концов он, уже тяжело больной, был вынужден вернуться во Францию, где вскоре и умер.