Северная Африка в IV-V веках

Особенно много эпиграфических данных о сенаторах происходит из Цирты и окружающей ее области. Цирта обладала в римское время громадной сельскохозяйственной территорией, составлявшей примерно ¹/ ₄всей площади Нумидии  ^{1 5}и представлявшей собой плодородную равнину. Это обстоятельство, а также тот факт, что императорская земельная собственность не получила здесь сколько-нибудь широкого развития, создавало благоприятные условия для расширения земельных владений наиболее состоятельных граждан Цирты. Уже в I в. императоры включают представителей циртенской земельной знати в состав сената, в дальнейшем этот процесс приобретает все более широкий характер  ^{1 6}. В надписях из Цирты II—III вв. н. э. и ее кастеллей фигурируют различные представители местных сенаторских семей, многие из которых занимали высокие государственные должности: Пактумеи (ILAl, II, 642— 647), Невии (ILAl, II, 639—641), Помпеи Сосии (ILAl, II, {82} 652), Аррии (CIL, VIII, 7032, 8241, 8280), Лоллии (ILAl, II, 3446, 3563, 3605)  ^{1 7}.

Как показывают данные межевых камней, частные экзимированные имения непосредственно граничили либо с общественной землей Цирты, либо с участками ее граждан. Например, в непосредственной близости друг от друга были найдены камни с надписями l(imes) p(ublici) C(irtensium) и limes fundi Sallustiani (ILAl, II, 1959 и 1960). В другом районе надпись, происходящая из имения Целии Максимы (CIL, VIII, 8209 = 19328), находилась недалеко от камня с обозначением границы a(gri) a(ccepti) C(irtensium). Имение сенаторской семьи Лоллиев, судя по местонахождению фамильного мавзолея (ILAl, II, 3563), было расположено в районе кастелля Цирты Caldis.

В Ситифенской и Цезарейской Мавретаниях, насколько позволяют судить сравнительно немногочисленные надписи из этих провинций, также располагались крупные имения римской знати. В районе Ситифа находилось имение правителя провинции Hispania Citerior, имя которого не сохранилось в надписи (CIL, VIII, 8421; ср. 8378, 8690). Из того же города происходят надгробья лиц сенаторского происхождения CIL, VIII, 8630 и 20410, относящиеся к V в. (см. также 8397 — Sataf; 20908 — Типаса; 9585 — Цезарея). Надпись CIL, VIII, 8993 из района Saldae поставлена управителем имения его госпоже, consulari feminae. Из переписки Симмаха мы знаем, что одно из его имений было расположено в Цезарейской Мавретании  ^{1 8}.

Приведенные данные, разумеется, весьма неполны и фрагментарны, однако, несмотря на это, они позволяют утверждать, что в Римской Африке крупное сенаторское землевладение было распространено всюду, где было возможно и выгодно земледельческое хозяйство. Эти данные в большинстве относятся ко II — первой половине III в.; они показывают, что для этого периода в основном был характерен рост сенаторских земельных владений. Надписи из Бизацены и Южной Нумидии свидетельствуют о том, что по мере колонизации империей новых районов там образовывались {83} все новые сальтусы римской знати  ^{1 9}. Наряду с этим в течение всего указанного периода происходил постоянный рост числа крупных землевладельцев-сенаторов, вышедших из зажиточной муниципальной знати (особенно ярко это видно на примере Цирты). По весьма приблизительным подсчетам Ламбрехта, для 117—138 гг. известно 12 сенаторов, происходивших из Африки, для 138—161 гг.— 19, для 161—180 гг. — 25. При Септимии Севере известно уже 32 африканских сенатора  ^{2 0}. На самом деле эти цифры были значительно более высокими, поскольку место происхождения большинства членов сенаторского сословия вообще неизвестно, но и эти далеко неполные данные отражают общую тенденцию развития крупного сенаторского землевладения в Северной Африке.

Это развитие могло несколько замедляться императорскими конфискациями. Однако в течение всего II в., вплоть до правления Септимия Севера, мы ничего не знаем о каких-либо экспроприациях африканских сенаторов. Что же касается антисенатских мероприятий Севера, то они, как видно из сообщения его биографа (SHA, Sever., 12—13), были направлены против представителей италийской знати — сторонников Клодия Альбина, а также части галльской и испанской аристократии. Какие-то конфискации имели место и в Африке  ^{2 1}; по всей вероятности, им подверглись владения оппозиционных Северу представителей римской знати, однако связанное с этим сокращение объема сенаторских земель, очевидно, вполне компенсировалось проводимой Севером политикой широкого включения в сенат выходцев из африканской муниципальной среды.

У нас нет оснований полагать, что указанная тенденция в развитии земельной собственности была сколько-нибудь серьезно ослаблена событиями кризиса III века. Правда, экспроприации, которые имели место в правление Максимина и особенно после подавления Капеллианом мятежа {84} Гордианов, в значительной степени затронули крупных землевладельцев-сенаторов  ^{2 2}. Однако в правление Гордиана III конфискованные имения, по-видимому, были возвращены владельцам  ^{2 3}. В целом же социально-политическая обстановка второй половины III в. (слабость центральной власти, упадок городов) способствовала расширению владений крупных собственников. О размерах этого процесса дает представление известное сообщение Киприана (Ep. ad Donat., 12) о богачах, которые присоединяют сальтус к сальтусу, изгоняя из соседних мест бедняков и безгранично расширяя свои поля.

Таким образом, к началу IV в. крупное сенаторское землевладение обладало значительными позициями во всех африканских провинциях. Наиболее сильными эти позиции были, очевидно, в Нумидии  ^{2 4}, в особенности в области Цирты, но и в других провинциях сенаторские владения составляли значительную часть сельскохозяйственной территории. Для понимания характера социально-экономических взаимоотношений между частными экзимированными fundi и другими видами владений важно учитывать, что сенаторские имения не составляли каких-то территориально обособленных земельных комплексов, группирующихся в отдельных районах, но в большинстве случаев вклинивались в городскую или императорскую землю  ^{2 5}. В силу определенных исторических условий развития аграрных отношений в Римской Африке (значительная роль императорской и городской земельной собственности) здесь вряд ли были возможны сколько-нибудь крупные районы, характеризующиеся преобладанием сенаторских имений  ^{2 6}.

Значительная часть приведенных выше эпиграфических данных о сенаторах относится к IV—V вв. В условиях {85} Поздней империи появились новые факторы, способствовавшие развитию крупной частной земельной собственности. Для этого периода характерны значительные земельные дарения императоров своим приближенным  ^{2 7}. Как отмечалось выше, императоры первой половины IV в. широко практиковали продажу городских земель и владений куриалов, задолжавших фиску. Разумеется, покупателями таких земель были наиболее экономически мощные землевладельцы. По-видимому, в этот период не ощущалось недостатка в спросе на землю. Характерный в этой связи эпизод рассказывается в «Житии св. Мелании». Мелания и ее муж, которые принадлежали к наиболее богатым членам сенаторского сословия начала V в., решили, руководствуясь религиозными соображениями, продать свои владения. Значительная часть этих владений была расположена в африканских провинциях. Несмотря на их размеры, они были сразу раскуплены, правда, в ряде случаев не за наличные деньги, а за письменные обязательства (cautiones). Биограф отмечает, что покупателями земель Мелании были знатные люди (nobiles essent qui emerent)  ^{2 8}.

Помимо государственных продаж городских земель, росту крупной земельной собственности способствовало общее ухудшение экономического положения мелких и средних муниципальных землевладельцев, которые, очевидно, нередко оказывались вынужденными продавать свои участки. Напомним, что в IV в. продолжалось, хотя и в меньшей степени, чем раньше, выделение крупных землевладельцев из муниципальной среды и их переход в сенаторское сословие.