Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и пол

В других летописях не фигурируют ни митрополит Киприан в качестве наставника Дмитрия Ивановича, ни Сергий Радонежский, провожающий великого князя в поход. Наиболее ранние варианты «Летописной повести» о борьбе русского народа с полчищами Мамая (сохранившиеся в составе Ермолинской и Львовской летописей) отличаются светским характером. Церковно-религиозный элемент присутствует в них в минимальной степени. Так, отмечается, что, перед тем как приступить к сбору ратных сил, великий князь Дмитрий «шед в церковь святую Богородицю и многу молитву сотвори», а перед выступлением в поход опять «помолися церкви святыя Богородица и благословися у епископа Герасима» [1888]. Но главным действующим лицом является здесь сам московский князь с его «воями». Перед нами воинская повесть, чуждая узко религиозной направленности. И это не случайно. Вероятно, первоначальное восприятие Куликовской битвы в широких общественных кругах конца XIV в. (в среде княжеских слуг, горожан) сводилось к тому, что это — победа, которую одержало русское воинство. Русские воины — воины православные, и их соблюдает бог: такая примитивная религиозная философия присутствует и в ранних летописных повестях о борьбе русского народа с Мамаем. Но упор делается на силу, множество, мужество «воев», ведомых князем. Эта историческая концепция, близкая народному сознанию, перерабатывается в дальнейшем книжниками, принадлежащими к церковным кругам. Они выдвигают на первое место из числа тех, кто обеспечил русскому народу в 1380 г. победу над ордынскими захватчиками, деятелей русской церкви и прежде всего ее высшего представителя — митрополита Киприана. Таким образом, приподнятая в «Сказании» и особенно в Никоновской летописи роль Киприана в событиях 1380 г. — это не исторический факт (Киприана в это время не было даже в Москве), а плод тенденциозно-политической направленности данного текста.

Сильно разукрашен и эпизод с посещением великим князем Дмитрием Ивановичем Сергия Радонежского, хотя отрицать возможность такого визита и нет оснований. Внесение этого эпизода в рассказ о борьбе русского народа с Мамаевой ордой, вероятно, вызвано желанием приподнять роль Троице-Сергиева монастыря как церковного центра. Гораздо ближе к истине простой и лаконичный рассказ Ермолинской и Львовской летописей, согласно которому Дмитрий Иванович, уже подходя к Дону, получил «грамоту» от Сергия Радонежского с повелением «битися с татары».

Общую численность войска, двинувшегося навстречу полчищам Мамая, летописные своды определяют по-разному. Ермолинская, Львовская и другие летописи называют цифру около 200 тысяч («бе бо всее силы близ двусот тысящ»). В некоторых летописях количество русских воинов указано в пределах от 150 до 200 тысяч, в некоторых — свыше 200 тысяч во время выступления из Коломны и свыше 400 тысяч после пополнения по пути к Дону основных вооруженных сил Руси новыми присоединившимися к ним отрядами. Устюжский летописный свод и «Сказание о Мамаевом побоище» говорят о 300-тысячном войске, собранном для борьбы с Мамаем [1889]. Во всяком случае все памятники летописания подчеркивают, что в 1380 г. Русь смогла выставить против ордынских захватчиков войско в таком количестве, какое раньше никогда еще не удавалось собрать: «от начала бо такова сила русская не бывала». В бой с Ордой вступило подлинно народное ополчение. Учитывая, что летописные данные, вероятно, несколько преувеличены, можно допустить, что реальная цифра русских вооруженных сил, участвовавших в борьбе с Мамаем, достигала 100–150 тысяч [1890].

Гораздо сложнее решить вопрос о том, из каких русских земель были привлечены рати, одержавшие в дальнейшем победу над ордынскими вооруженными силами на Куликовом поле. В Ермолинской и Львовской летописях сведения об этом довольно глухие. В них говорится о том, что вместе с великим князем Дмитрием Ивановичем участвовали в походе против войск Мамая его двоюродный брат князь Владимир Андреевич серпуховско-боровский и два литовских князя — Андрей и Дмитрий Ольгердовичи (первый с отрядом псковичей, второй с отрядом брянцев). Кроме того, в указанных летописях содержится сообщение о гибели на Куликовом поле князей белозерского и тарусского [1891]. В списке Дубровского Новгородской четвертой летописи в качестве воевод полков, сражавшихся на Куликовом поле, названы еще князья кашинский, смоленский, брянский, новосильский, ростовский, стародубский, ярославский, оболенский, моложский. Среди воинов упоминаются также костромичи [1892]. В Никоновской летописи в числе участников похода 1380 г. фигурируют, дополнительно к показаниям других летописных сводов, князья холмский, елецкий, мещерский, муромский, кемский, каргопольский, андомские, устюжские. Специально говорит Никоновская летопись о воеводах коломенском, владимирском, юрьевском, костромском, переяславском [1893]. Когда речь идет о князьях и воеводах, конечно, при этом подразумеваются и военные отряды, приведенные ими с собою из соответствующих земель и княжеств. В «Сказании о Мамаевом побоище» при подсчете убитых во время Куликовской битвы называются (вслед за «Задонщиной») бояре московские, серпуховские, переяславские, дмитровские, можайские, звенигородские, угличские, владимирские, суздальские, костромские, ростовские, паны литовские [1894].

На основании извлеченных из различных летописей данных, конечно, трудно составить вполне достоверный список тех русских областей, население которых действительно сражалось с ордынскими вооруженными силами. Но во всяком случае ясно, что территория, с которой была собрана русская рать, далеко выходила за пределы Московского княжества и княжеств, к этому времени уже включенных в его состав и непосредственно подчиненных власти великого князя Дмитрия Ивановича. Думается, что различные летописи в своей совокупности в общем не грешат против истины, когда в числе участников Куликовской битвы называют жителей основного комплекса северо-восточных русских земель (за исключением Рязанской и Новгородской). Конечно, известные сомнения все же остаются. Такое сомнение возникает, например, в отношении достоверности сообщения Никоновской летописи о посылке Дмитрием Ивановичем в Тверь за военной помощью и об отправке к нему великим князем тверским Михаилом Александровичем для участия в походе против Мамая своего «братанича» — князя Ивана Всеволодовича холмского [1895]. Возникает вопрос о том, действительно ли были на Куликовом поле устюжские князья и т. д. Мало вероятно упоминание «Сказания» (заимствованное из «Задонщины») о том, что «на помочь» к великому князю московскому «выехали пособники из Великого Новагорода, а с ними 7000» [1896]. Но в целом вырисовывается довольно отчетливая и показательная картина. На борьбу с татаро-монгольскими захватчиками выступила рать не просто московская, а общерусская.

Какова была эта рать по своему социальному составу? Хотя и недостаточно полные, а часто даже просто отрывочные летописные данные позволяют утверждать, что в 1380 г. на борьбу с Ордой поднялся весь русский народ — не только княжеские слуги, но широкие массы горожан и, возможно, крестьянства. Ермолинская и Львовская летописи говорят, что московский князь собирал на войну с Мамаем «князей русских», «воевод» и «вся люди». Рассказывая о потерях, понесенных русскими на Куликовом поле, Ермолинская и Львовская летописи называют имена некоторых «князей», «бояр старейших», «воевод», а затем делают оговорку, что перечислить всех погибших простых людей невозможно ввиду их большого числа («а прочих оставих множества ради») [1897]. Характерно, что в Новгородской четвертой и Воскресенской летописях приведенные выше тексты тенденциозно видоизменены, в силу чего всенародный характер ополчения 1380 г. в значительной мере стирается. Так говорится, что московский князь Дмитрий Иванович, узнав о наступлении Мамая, «посла по брата своего Володимера, и по всих князей русских и по воеводы великия» (а указание на «вся люди» отсутствует). Если Ермолинская и Львовская летописи подчеркивают, что в 1380 г. собралась на войну с Ордой небывалая «русская сила», то летописи Новгородская четвертая и Воскресенская слова «русская сила» подменяют выражением «сила руских князей». Наконец, скорбя о русских потерях, Новгородская четвертая и Воскресенская летописи не говорят наряду с «боярами» «князьями» и «старейшими воеводами» о «прочих» (как это делают летописи Ермолинская и Львовская), а выражение «прочии» расшифровывают как «прочие боляре и слуги» [1898]. Таким образом, перед нами явная переработка текста рассказа о победе русского народа на Куликовом поле, вызванная стремлением показать, что эта победа достигнута прежде всего усилиями князей.