КГБ

Как и Берия до него и Андропов впоследствии, Шелепин в своих амбициях не ограничивался руководством КГБ. Как-то двадцатилетнего студента университета Шелепина спросили, кем он хочет стать. Если верить советскому историку Рою Медведеву, он, не задумываясь, ответил: «Начальником!» Шелепин рассматривал КГБ лишь как ступеньку служебной лестницы, по которой он в конце концов рассчитывал подняться до поста Первого секретаря ЦК партии. В декабре 1961 года он ушел с поста председателя КГБ, но продолжал контролировать деятельность комитета в качестве председателя нового влиятельного органа — Комитета партийного и государственного контроля. После Шелепина председателем КГБ стал его молодой протеже тридцатисемилетний Владимир Ефимович Семичастный, который работал под его началом еще в комсомоле.

Став председателем КГБ, Шелепин сразу же сменил стиль руководства. Офицер разведки одной из скандинавских стран, отвечавший за перехват радиотелефонных переговоров КГБ, отмечал, что в распоряжениях председателя комитета неизменно фигурировал глагол «требую». В конце 1958 года «требую» вдруг поменялось на «прошу». Вскоре он узнал, что вместо Серова был назначен Шелепин. Пришедшие в комитет выпускники университетов, многим из которых Шелепин покровительствовал еще на комсомольской работе, стали вытеснять «старую гвардию». Особенно разительными были перемены в кадровом составе Второго главного управления (контрразведка), где после войны образовательный уровень был невысок по сравнению с ПГУ. Когда Юрий Носенко работал в Первом (американском) отделе Второго главного управления с 1953 по 1955 год, только у двух из шестидесяти сотрудников отдела был институтский диплом, а у некоторых даже было незаконченное среднее образование, мало кто владел английским языком. Когда Носенко вернулся в тот же отдел в январе 1960 года, примерно восемьдесят процентов сотрудников имели высшее образование и семьдесят процентов владели английским. С приходом свежих сил из комсомола и из университетов была предпринята попытка придать КГБ более привлекательный образ. «Нарушения социалистической законности полностью искоренены, — утверждал Шелепин в 1961 году. — Чекисты теперь с чистой совестью могут смотреть в глаза партии и советского народа.» После двадцати лет забвения был возрожден культ Дзержинского. «Железный Феликс» вновь стал идеальным образцом чекиста с холодной головой и горячим сердцем, который самоотверженно защищает советский народ от нападок империалистической военщины.

При первом знакомстве с операциями разведки, проведенными зимой 1958—1959 года, Шелепина поразили успехи ЭР и дешифровальщиков Восьмого главного управления. Эти успехи стали возможными благодаря проникновению в посольства в соцстранах и вербовке иностранных шифровальщиков и дипломатов в Москве и за рубежом. Однако раньше операции Первого и Второго главных управлений, в поддержку деятельности Восьмого управления, были недостаточно хорошо согласованы. В составе ПГУ Шелепин создал специальный отдел, который непосредственно подчинялся начальнику управления Александру Сахаровскому и был призван координировать операции, проводимые ПГУ и ВГУ в поддержку ЭР, а также помогать осуществлять связь этих управлений с Восьмым. Главным объектом внимания нового специального подразделения неизменно был «главный противник» — США. Начальник Американского отдела Восьмого управления Александр Селезнев распорядился, чтобы специальный отдел собирал сведения о шифрсистемах, представляющих особый интерес для дешифровальщиков. Наиболее грандиозным проектом специального отдела были планы внедрения в Агентство национальной безопасности США (АНБ) — самую крупную и щедро финансируемую из всех американских разведслужб, которая занимается электронной разведкой и имеет штаб-квартиру в Форт-Миде неподалеку от Вашингтона. О существовании ЦРУ было известно любому американцу, который хоть изредка смотрит телевизор или читает газеты. А вот о том, что у США есть служба электронной разведки, знали немногие. Среди тех немногих, кто знал об этом, даже ходила шутка, что сокращение АНБ расшифровывается как «агентство „Не болтай“.

В 1960 году в Форт-Миде уже действовало три агента советской разведки. Своим выдающимся успехом операция по внедрению была обязана не столько тщательному планированию в «специальном отделе» Сахаровского, сколько простой удаче и недостаточно строгому режиму безопасности в АНБ. Все три агента сами предложили свои услуги советской разведке. В декабре 1959 года два дешифровальщика АНБ — тридцатилетний Верной Ф. Митчелл и Уильям Х. Мартин двадцати восьми лет — никем не замеченные слетали на Кубу, где, судя по всему, сообщили КГБ определенные сведения о своей работе и получили список интересующих комитет секретов ЭР. Как это ни удивительно, Митчелла взяли на работу в АНБ, несмотря на его признание, что в течение шести лет до девятнадцатилетнего возраста занимался «сексуальными экспериментами» с собаками и курами. Что же касается Мартина, то при проверке на благонадежность, которую он все же прошел, его знакомые по-разному отзывались о нем, но все сходились на том, что человек он безответственный и неисправимый эгоист. Во время отбора их выдающиеся математические способности перевесили недостатки характера, а в случае Митчелла и «сельскохозяйственные эксперименты». В начале 1959 года оба нарушили правила АНБ, пожаловавшись конгрессмену Уэйну Хейзу на то, что в ходе некоторых операций радиотехнической разведки нарушалось советское воздушное пространство. Ошибочно предположив, что эти двое подосланы ЦРУ, чтобы проверить его умение хранить секреты, Хейз никаких мер не принял. Неискушенные в политике, да и в социальных вопросах, Мартин и Митчелл поверили в мифический образ Советского Союза, который культивировался советскими пропагандистскими изданиями. В них СССР изображался борцом за мир, который ни за что и никогда не стал бы заниматься нелегальными облетами чужой территории. Общественное устройство Советского государства выглядело настолько прогрессивным, что Мартин и Митчелл решили, что оно даст им чувство глубокого личного удовлетворения, которого они не получали в США.