История русской торговли и промышленности

Во время поездки нередко ссоры и драки между немецкими купцами и русскими лодочниками. Договор (ст. 8) определяет, что если стороны вслед за этим примирятся, то на этом дело кончается, в противном же случае они должны явиться к судебному разбирательству перед тысяцким и новгородцами во двор св. Иоанна, где, как мы видели, вообще разбирались споры между немцами и новгородцами.

Спорным являлся вопрос относительно тех случаев, когда ладья потерпит аварию. Взгляды немцев и новгородцев на этот счет расходились. Конечно, и новгородцы не требовали, чтобы немецкий купец покрывал стоимость судна, но только они находили, что он должен уплатить полную наемную плату за ладью, и не только в том случае, если она потерпит крушение, будучи уже нагружена товарами, но и тогда, когда это произойдет на пути к месту погрузки. Они исходят, следовательно, из того, что договор найма действует уже со времен отхода судна из Новгорода. Немцы же заявляют, что они платить не должны, если ладья потерпела крушение, еще не будучи нагружена товарами; если же она уже приняла товар, то в случае аварии уплачивается только за пройденный с грузом путь. Кроме того, они не желали платить в случае несвоевременного прибытия ладьи к месту погрузки. В договоре получила выражение точка зрения новгородцев (ст. 7): если разобьется ладья, отправившаяся за товарами или нагруженная ими, то за ладью не должно платить, а за наем ее должно заплатить. Последнее понималось в смысле обязанности уплаты полностью за весь путь, хотя бы немецкий купец вовсе не воспользовался судном, ибо оно потерпело крушение, еще только отправившись из Новгорода за грузом. Это можно усмотреть из жалоб немцев от 1335 г. по поводу того, что новгородцы требуют «уплаты полностью за наем судов, погибших по дороге» ^{165}.

По прибытии судов в Новгород товары необходимо было перевезти на возах или перенести в гостиные дворы немецких купцов. Перевозчики товаров в Новгороде (ст. 9) получают с каждой ладьи за доставку к немецкому двору 15 кун, к готскому — 10 кун, а при вывозе товаров из Новгорода за перевозку до берега по полмарки с ладьи. Из того, что за перевозку товаров на немецкий двор уплачивалось в полтора раза больше, чем за доставку их на готский двор, Сарториус делает вывод, что последний находился ближе от берега, чем первый, и, следовательно, по его мнению, и возник ранее, чем немецкий, ибо раньше поселившиеся, вероятно, избрали наиболее удобное место ^{166}.

Во всех этих статьях, касающихся транспорта товаров, как мы видим, речь идет только о немцах в Новгороде, но ни словом не упоминается о перевозке русских товаров в немецкие города, причем с одной стороны фигурируют немецкие купцы, а с другой — русские лодочники, проводники на порогах, извозчики, в других источниках и переносчики товаров. По-видимому, Новгород не предоставлял немцам права пользоваться собственными средствами транспорта и своими людьми, желая сохранить исключительно за новгородцами и эту отрасль деятельности. Что это было так, можно усмотреть из того, что немцы не только возмущаются чрезмерно высокими требованиями, предъявляемыми им со стороны извозчиков и носильщиков в Новгороде, указывая на то, что русских купцов не обирают подобным образом в ливонских городах, но прибавляют к этому, что русским купцам в этих городах дается возможность транспортировать товары самим или при помощи своей челяди. Во время переговоров между Ревелем и Новгородом, происходивших в Дерпте в 1416 г., немцы настаивают на предоставлении и им этого права в Новгороде. В 1423 г. представители Новгорода, Любека и 73 ганзейских городов в конце концов добились того, что немцам было дозволено самостоятельно транспортировать грузы небольших размеров. Кроме того, они, как видно из латинской грамоты, могли держать лошадей для перевозки товаров сушей до Новгорода [10].

И в Дании в 1328 г. им было дано право пользоваться собственными повозками, а во Фландрии в 1360 г. было разрешено производить разгрузку товаров своими людьми, но вообще именно во Фландрии транспорт товаров и владенье буксирными лодками наряду со сдачей внаймы ганзейцам (и итальянцам) судов, амбаров, складочных помещений, квартир (и с маклерским промыслом) считался весьма выгодным занятием местного населения, которое производило эти подсобные к торговле профессии, предоставляя самый товарообмен всецело иностранцам ^{167}.

Еще до прибытия в Новгород, на пути туда — в Гестевельде (т.е., по-видимому, на Гостинопольской пристани), немцы обязаны уплачивать пошлину — столько, сколько платилось издавна, но не более (ст. 5). Немцы в своем предложении определяют точнее размер этого сбора, который устанавливается в наиболее примитивной форме — по количеству судов независимо от размеров их груза. Сбор составляет марку кун, но с судна, нагруженного мясом, мукой или пшеницей, — полмарки, а суда с прочими съестными припасами изъяты от обложения. Характерно, однако, что в других источниках нигде не упоминается об уплате пошлин немцами в Новгороде, в договорах же немцев со Смоленском 1229 и 1260 гг. установлена для них свобода от всяких пошлин, как это в виде исключения делалось для ганзейцев и в других странах. Поэтому Ризенкампф и Гётц считают возможным, что и в Новгороде они не подлежали никаким пошлинам, по крайней мере торговым сборам в тесном смысле — привозным, вывозным, рыночным. От последних, по их мнению, следует отличать весовой сбор, имеющий пошлинный характер [11], который, само собой разумеется, взимался и с немцев в Новгороде ^{168}. Однако, как мы увидим ниже, смоленский договор такого изъятия от пошлины не знает, да и вообще делать на этом основании вывод о свободе немцев от сборов в Новгороде едва ли возможно.

Из договора 1260 г. мы узнаем, что взвешивание пудами по просьбе немцев упразднено: «Поуд отложихом, а скалви поставихом по своиеи воли и по любви». Новгородский князь Александр Невский, заключивший договор с немцами, заявляет, что он сделал это добровольно и из особой любезности к немцам, хотя, несомненно, это было совершено по настоянию последних. Однако из ст. 26 договора 1269 г., как и из других соглашений, видно, что взвешивали все же не на немецкие, а на русские весовые единицы, применяя капь, обычную в Новгороде. Так что победа немцев, выразившаяся в постановлении 1260 г., была лишь частичная, заключаясь главным образом, по-видимому, в том, что они избавились от неудобных для них пудов, заменив их капями в 8 ливонских фунтов (как говорится в ливонской грамоте). По-видимому, и самые весы стояли на немецком дворе — латинский текст следует, очевидно, понимать в том смысле, что «товары, привезенные гостем, должны взвешиваться в гостином дворе, подобно тому как это делалось прежде на весовом дворе» (т.е. русском, где находились весы). Это соответствует постановлению договора 1260 г., но весовщик был, надо полагать, новгородец. В предъявляемых немцами требованиях назначенный весовщик должен целовать крест в уверение, что будет вешать одинаково для обеих сторон, а при взвешивании серебра гость может требовать вторичной поверки — очевидно, гости не очень доверяли весовщику и старались обезопасить себя от возможных с его стороны злоупотреблений. При этом в договоре 1269 г. (ст. 26) различаются весы и гири для серебра, с одной стороны, и для иных товаров — с другой, как это мы находим и в других местах, где торговали ганзейцы, — в Лондоне в 1309 г., в Дортрехте в 1359 г., в Брюгге. Всегда различаются большие весы для товаров и меньшие, но более точные, для взвешивания серебра, заменявшего монету; ввиду высокой ценности серебра нельзя было ограничиваться при взвешивании его огульным, приблизительным весом, как это было обыкновенно в те времена при взвешивании прочих товаров.