«Уродливое детище Версаля» из-за которого произошла Вторая мировая война

С советской стороны им были изложены требования, чтобы переговоры должны вестись одновременно и о перемирии, и о предварительных условиях мира. Кроме того, Москва, опасавшаяся, что Польша хочет использовать данные переговоры лишь в качестве передышки, настаивала на таких условиях перемирия, которые бы исключали повторение польской агрессии (в частности, советские требования включали в себя сокращение польской армии).

Выслушав советские предложения, польские парламентеры отправились в Варшаву для консультаций со своим правительством. После этого имели место «радиоигры». То 5 августа поляки заявят, будто бы Варшавская радиостанция отправила Москве сообщение, которое московская радиостанция не принимала. К 7 августа это послание дойдет до Москвы, та тут же даст ответ, но уже польская радиостанция не сможет его принять. Потом искали «исчезнувшую» делегацию польских парламентеров — их обнаружили в местечке Седлец, взятом Красной Армией, но у делегации опять не оказалось полномочий [76].

Словом, поляки тянули время. «Переговоры» с их стороны были военной хитростью. Польше ввиду стремительного наступления советских войск срочно требовалась передышка — перегруппировать силы, дождаться помощи от Антанты и попытаться перехватить инициативу в войне.

И на этот момент советская сторона неоднократно указывала в своих обращениях к странам Антанты, подчеркивая, что пока Москва не получит твердых гарантий безопасности, она не может остановить военные действия на польской границе. К примеру, в ноте председателя делегации советского правительства в Лондоне на имя Ллойд Джорджа от 5 августа говорилось: «У Российского Правительства, конечно, нет и не было желания связать переговоры о перемирии с переговорами об условиях окончательного мирного договора между Польшей и Россией. Тем не менее при переговорах о перемирии не могли быть обойдены некоторые условия и гарантии, которые выходят за пределы узко военных переговоров. История польского нападения на Россию, очевидные факты непрекращающейся и систематической помощи Польше со стороны Франции и наличие на правом фланге польской армии войск генерала Врангеля, равным образом поддерживаемого французским правительством, делают неизбежным для Российского Советского Правительства требование, чтобы в самые условия перемирия с Польшей были внесены те разумные гарантии, которые предотвратили бы попытки Польши превратить перемирие в передышку для нового возобновления военных действий против России».

Кроме того: «Международное право и обычаи войны не знают случая, когда бы армия одной из воюющих сторон приостанавливала свои военные операции до подписания перемирия, и русская Советская Армия, естественно, принуждена была продолжать начатые операции. Это продвижение, являясь чисто военной операцией, не предрешает ни в малейшей степени вопроса о характере мирного договора и не представляет никакого покушения на независимость и целостность польского государства в его этнографических границах.

…Отсутствие в данный момент польских уполномоченных представляет единственное препятствие возобновления переговоров о приостановке военных действий. Уполномоченные Российского Правительства на ведение переговоров ждут их, готовые немедленно открыть эти переговоры. Между тем поведение польских делегатов… внушает основательные подозрения, что польское правительство действует в расчете на иностранную поддержку, затягивая в ожидании ее мирные переговоры» [77].

О том же в ноте правительству Великобритании от 12 августа: «Совершенно очевидно, что поляки пытаются затянуть подготовку к переговорам и отсрочить их» [78].

Эти систематические оттяжки реальных переговоров о заключении перемирия и о предварительных условиях мира, имевшие место со стороны Польши, и подвигли к походу на Варшаву. Ну а то, что Польша действительно выигрывала время, готовя удар, подтвердили события второй половины августа.

Показательно и то, что в момент наибольшего успеха Красной Армии, когда в победе над Польшей мало кто сомневался, Москва — в случае установления в Варшаве власти Польревкома — соглашалась признать восточные границы Германии состоянием на 1914 год. Так, 12 августа 1920-го германскому правительству по поручению Троцкого было передано сообщение, что если «будет образовано польское большевистское правительство, то это правительство добровольно передаст Германии прежние немецкие территории, если они этнографически являются немецкими» [79].

Иными словами, Красная Армия не собиралась переходить границы Польши (и «зажигать пожар революции», к примеру, в Германии). А территориальные приобретения в Польше рассматривались не как база для мировой революции, а как переговорная позиция (если угодно — можно сказать и «разменная монета») для налаживания тесных отношений с веймарской Германией.

Пропагандистская риторика — это риторика, а реальная внешняя политика — это реальная внешняя политика. Если Советская Россия вынашивала планы мировой революции, то как расценить Тартуский мирный договор с Эстонией, заключенный 2 февраля 1920 г. (незадолго до нападения Пилсудского в апреле того же года)? Как понимать мирные договора с Литвой от 12 июля 1920-го и Латвией от 11 августа 1920 г.? А ведь дипломатические переговоры и непосредственное заключение данных договоров происходило в момент наибольшего успеха Красной Армии в войне с Польшей (4 июля Западный фронт перешел в общее наступление, 10 июля был взят Бобруйск, 11 июля — Минск, 14 июля — Вильно. 26 июля в районе Белостока РККА вступила непосредственно на польскую территорию).

Казалось бы, если Советская Россия имела планы «разжигать пожар мировой революции» в Европе, то зачем ей эти договора с «буржуазными правительствами» стран Прибалтики? Наоборот, логичнее было поднимать восстания в этих молодых государствах и направлять туда («на помощь восставшему пролетариату») революционные войска.

Но почему-то Красной Армии нужен только «труп панской Польши». Очевидно, потому, что именно Польша напала на Советскую Россию.

Не пыталось советское правительство «раздувать пожар» и в других пограничных государствах. В тот момент шли активные переговоры о заключении мирного договора с Румынией — при условии, если та выведет войска из Бессарабии. К 14 октября 1920 г. удалось договориться о заключении мирного договора с Финляндией. В феврале 1921 г. РСФСР заключила договор о дружбе с Ираном, параллельно аннулировав все международные договоренности царского правительства, в которых ущемлялись права и суверенитет Персии. Тогда же, в феврале 1921-го, был заключен договор о дружбе с Афганистаном, независимость которого РСФСР признала первой. В марте 1921-го последовал договор о дружбе с Турцией, в ноябре — соглашение с Монголией.

Вот на этом фоне — отнюдь не свидетельствующем о «разжигании пожара мировой революции» со стороны Советской России — и протекала советско-польская война с той самой чистой воды пропагандистской (но без претензий на внешнеполитическую доктринальность) риторикой о «через труп панской Польши…».

Советская военная пропаганда того времени мало чем отличалась от военной пропаганды, которую вели воюющие стороны в Первой мировой войне. С той лишь поправкой, что Антанта и центральные державы пытались разложить противника изнутри, делая акцент на национальных факторах, а Советы — на классовых.

То же с формированием Польревкома во главе с Мархлевским — чем это, собственно, хуже какого-нибудь Регентского совета и «правительства Пилсудского», создававшегося немцами, или «независимой Украины» Петлюры (использовавшейся в целях польской внешней политики уже Пилсудским)?

Естественно, Советская Россия хотела иметь у своих границ дружественные государства, в т. ч. Польшу. И если последняя совершает акты агрессии (а не будь агрессии Пилсудского, не было бы и «похода за Вислу»), если территория этой страны может использоваться как плацдарм для нападения (ниже мы поговорим о подобных планах, развивавшихся, в частности, французским маршалом Фошем), то что неразумного в том, чтобы сменить в этой стране власть на лояльную Советскому государству? Все логично и отнюдь не экстраординарно. Так пыталось бы действовать любое государство!