Смешная русская история (статьи)

Третья ваша обязанность заключается в наблюдении за целостью и неприкосновенностью наших краеугольных камней . Вы знаете, о чем я говорю. Многие утверждают, что камни сии суть лишь недавнее изобретение становых приставов, но ведь для нас важно не то, когда и кем что изобретено, а то, что изобретенное получило надлежащий уход и что, следовательно, сила его для всех обязательна. Вы знаете эти камни, господа. Вы сами обладаете собственностью, сами имеете семейства, чтите начальство, ходите в храм божий, так что если б вы не были урядниками, то я сказал бы вам: идите, добрые люди, с миром, и бог да поддержит вас в ваших похвальных начинаниях! Но в качестве урядников вы не имеете права довольствоваться личным выполнением предписаний долга, но обязываетесь требовать, чтоб и другие с тою же мужественною непоколебимостью шли по стезе добродетели. Поэтому я приглашаю вас, а в крайнем случае даже приказываю, действовать в этом смысле с неукоснительностью и неуклонностью. Само собою, однако ж, разумеется, что если бы в районе ваших действий находились лица, не имеющие собственности, то нет нужды заставлять их приобретать земли или дома, но вы можете и даже должны требовать, чтобы лица эти, взамен обладания собственностью, утешали себя уважением таковой . (Наши времена! Наши!!!).

В–четвертых, я желал бы, чтоб вы как можно деятельнее сносились между собой и сообщали друг другу результаты ваших личных наблюдений. А еще лучше бы, если бы вы, хотя раз в месяц, собирались здесь, у меня, для совместного обсуждения возникающих в вашей практике вопросов и для получения от меня обязательных для вас разрешений и наставлений. Господа! я сам ничего больше, как первый урядник вверенного мне стана, и хотя в качестве станового пристава стою во главе вашей дружины, но пользуясь моим титулом лишь для того, чтобы, подобно недавно встретившемуся со мной на станции генералу Фарафонтьеву, объявить вам: и я и вы – одна семья! Все мы под богом ходим, все тщетно спрашиваем себя: что сей сон значит? Будем же действовать единодушно и единомысленно! и встанем грудью против общего врага ! (Нигилисты, коммунисты, враги народа, мировой империализм, вновь коммунисты, чеченцы и т.д.)

Засим, что касается до прочих обывателей, то прошу вас дать мне время осмотреться, прежде нежели я решу, как с ними поступить. Теперь же скажу кратко: есть обыватели благонамеренные и есть неблагонамеренные, есть благонадежные и есть неблагонадежные. Подобно тому как и государства: бывают государства благоустроенные, но бывают и совсем расстроенные. Все это, конечно, выяснится по мере ознакомления моего с здешнею местностью; а до тех пор предлагаю вам одно: действуйте неукоснительно, но приберегите решительный натиск, покуда я, обнажив меч, не встану перед вами с кличем: горе строптивым!

Вот все, что я имел вам сказать для первого знакомства. Кажется, не забыл ничего…» (Конец цитаты).

Во–первых, заметьте, что это писано всего через 17 лет после освобождения крестьян от рабства. Этих лет с лихвой хватило для создания разветвленной и строго ранжированной государственной системы не только слежки, но и прямого угнетения взамен крепостного права.

Во–вторых, хотя Салтыков–Щедрин и пишет от лица рядового станового пристава, сам этот пристав по тупости ума не смог бы составить столь исчерпывающую и подробную инструкцию своим подчиненным, тем более что он прямо ссылается: «мы имеем и некоторые особливые указания ». То есть это идет с самого «верха» империи.

В третьих, система с 16 века никогда не прекращалась, только совершенствовалась исходя из требования дня. В 16 веке чистый «сыск и правеж» над беглыми, а также «держать и не пущать» – примитивно. Но и времена – примитивные. В 19 веке – строгая развернутая «становая» (районная) система подавления номинальной свободы человека, главное из которой – запугивание. В двадцатом веке – на каждом предприятии, заводе, фабрике, колхозе. В результате чего, несмотря на повышение производительности труда, прокормить эту армию бездельников становилось невозможно.

В четвертых, кабак в те времена – это и ресторан, и нынешняя дискотека, и клуб, и театр, вообще все, что ныне считается учреждением досуга для народа. В связи с этим вернусь к водке, которой посвящены у меня многие работы. Хазары (казаки–разбойники) сперва просто ловили людей по лесам и продавали в рабство. Затем стали среди них жить, спаивая народ в церквах и на этой основе закабаляя его. Закабалив и превратив смердов (свободный землепашец) в крепостных, водку пить запретили. Вплоть до 1861 года. С освобождением крестьян кабаки стали плодиться как грибы, и кабатчик стал оплотом государства. Крестьяне по все России даже массово противостояли кабакам, за что были наказаны военно–полевыми судами. (См. «Трезвенное движение в БСЭ). О перманентном отношении коммунистов и нынешних «демократов» к водке вы и без меня знаете.

В пятых, обратите внимание на помещиков – отработанный материал. А чтобы было понятней, вспомните кем являются ныне бывшие секретари КПСС – миллионный отработанный отряд бывших властителей на заводах, фабриках, в колхозах, институтах и так далее, вплоть до Кремля. Отношение к ним сегодня такое, как описал его Салтыков–Щедрин на примере бывших помещиков. Даже слова вложил в уста станового пристава те же самые презрительно–пренебрежительные, какие и сегодня слышны в отношении бывших секретарей.

И, наконец, в шестых. «Сочинители и газетчики» в 16 веке на Руси не могли существовать, так как даже в начале 17 века сам царь Шуйский не умел ни читать, ни писать. И даже боярским детям иностранной грамоте учиться было запрещено. Но вред от простого календаря уже знал. Ибо, когда иностранный купец привез в Московию на продажу пачку календарей, царь втихаря выкупил их все и сжег. Заметьте также, что во времена крепостного права грамотными были только помещики, и то далеко не все. И писали они только про «Дворянские гнезда», да «про любовь», а о судьбе народа раздумывали только три человека – Радищев, Некрасов, да полунемец Герцен. С окончанием рабства бывшие рабы потянулись к знаниям и уже через 17 лет царский КГБ стал считать газетчиков и сочинителей самым страшным российским злом. Теперь же их покупают оптом и в розницу, а не продающихся – уничтожают, физически или нравственно.