История России. XX век. Деградация тоталитарного государства и движение к новой России (1953—2008).

6.1.21. Охрана культурных ценностей

Историко-культурная самоидентификация есть непременное условие существования человечества вообще. В отечественной общественно-нравственной традиции склонность к гипертрофированным колебаниям, переориентация и переосмысление отечественного опыта нередко приобретают оттенки очередных идеологических кампаний. Достаточно вспомнить призывы начала 1990-х гг. к отказу от музеев как порождения западной культуры, передаче Церкви всего художественного наследия допетровской эпохи и произведений православного искусства синодального периода. Волна возвращения «награбленного» приводила к перемещению музеев из церковных и монастырских построек, где они обосновались в советские годы, часто спасая эти здания от уничтожения, в абсолютно не приспособленные помещения.

Перелом в сознании первой половины 90-х гг., по крайней мере в законодательной части определения и сохранения культурных ценностей, опирался на солидный опыт и традиции. Однако идейные факторы и ориентиры в указанный период и позже отходили на задний план перед фактором финансовым, а также вполне устойчивыми вековыми тенденциями к «необязательности» исполнения законов об охране памятников. Характерны и показательны усилия по поиску обходных маневров ввиду исключительности тех или иных ситуаций. Преобладающими становились мотивы «улучшения» прошлого, приспособления архитектурных сооружений к повседневным нуждам. Тенденции к «обновлению» памятников прошлого заметно преобладали, подстегиваемые новыми техническими возможностями. Последнее было особенно характерно для крупных городов, в наибольшей же мере – Москвы. Вместе с тем так называемое коттеджное строительство серьезно угрожало «малым» городам, таким как Звенигород, Суздаль, Переславль-Залесский и др., а также полям воинской славы, особенно полю Бородинского сражения в Московской области.

Сложно решался вопрос о соблюдении охранного законодательства в рамках существенно расширившихся, за счет возвращения множества сооружений и ансамблей, владений Русской Церкви. Причем в данном случае речь идет не только о собственно архитектурных аспектах, но едва ли не в большей мере – стенной живописи, иконописи и резьбы, бесконечно более хрупких и менее заметных для основной массы посетителей. В небытие продолжали уходить росписи преподобного Андрея Рублева 1408 г. во Владимире, активно разрушались фрески XVII в. в Ярославле.

Государственное внимание и соответствующее финансирование не уделялось и иным первоклассным памятникам древнерусской архитектуры и монументальной живописи – росписям XIV в. новгородских церквей Спаса на Ковалеве (работы над которыми были начаты еще А. П. Грековым), Успения на Волотове и Михаила Архангела на Сковородке (к раскопкам последней с 1945 г. еще не приступали). Если храмы, передаваемые вновь во владение Церкви, поновлялись порой до полного разрушения древней живописи и даже архитектурных форм под невежественной рукой доморощенных реставраторов и по требованию непросвещенных заказчиков, то памятники истории и культуры, не принятые на баланс Церкви или каких-либо частных лиц, быстро превращались в руины, практически не подлежащие восстановлению, разбирались на кирпич окрестными жителями. Такая судьба постигла, например, дворцы XVIII в. усадьбы русского историка В. Н. Татищева в подмосковном Болдино или знаменитый «дом Наполеона» в Боровске.

Утраты древней русской культуры за послесоветские десятилетия весьма значительны.

Реставрация музейных ценностей России: V триеннале / Каталог выставки. М., 2006.

Российская культура в законодательных и нормативных актах: музейное дело и охрана памятников, 1991–1996. М., 1998.

Сборник нормативных материалов по государственной охране, сохранению, использованию и популяризации объектов культурного наследия (недвижимые памятники) / Под ред. Евстигнеева. Ч. 1. М., 2005.

6.1.22. Церковь и вера в послесоветском обществе

В июне 1990 г. Патриархом Московским и Всея Руси был избран митрополит Алексий (Ридигер), выходец из Русского Зарубежья, чье детство прошло в независимой Эстонии. Он был интронизирован с именем Алексий II. С начала 1990-х гг. Церковь все более активно участвует в общественно-политической жизни государства. Архиереи и священнослужители избираются народными депутатами Верховного Совета СССР, РСФСР, областных и городских Советов, пока в 1993 г. Священный Синод не запретил клирикам заниматься политической деятельностью и участвовать в избирательных кампаниях. На принятии присяги Президента РСФСР Бориса Ельцина в июне 1991 г. Патриарх Алексий II выступил с напутствием.

Во время государственного переворота и создания ГКЧП Патриарх опубликовал заявление с призывом ко всем чадам Русской Православной Церкви, ко всему народу, к воинству – в столь критический для отечества момент проявить выдержку и не допустить пролития братской крови. В ночь с 20 на 21 августа, когда кровь у Белого дома все-таки пролилась, Патриарх призвал воздержаться от применения оружия под угрозой отлучения от Церкви. После провала ГКЧП, в своем послании 23 августа 1991 г. Патриарх Алексий II написал: «В дни, которые только что довелось пережить нам, кончился Промыслом Божиим период нашей истории, начатый в 1917 г. Отныне уже не может вернуться время, когда одна идеология владела государством и пыталась навязать себя обществу, всем людям. Коммунистическая идеология, как мы убеждены, никогда более уже не будет государственной в России… Россия начинает труд и подвиг исцеления!» Но вслед за этой надеждой и упованием были высказаны и горькие пророческие слова о грядущем распаде единого государства.

После распада СССР некоторые политики новообразованных стран в самом факте существования Московского Патриархата видели «последнюю имперскую структуру» и потому всячески поощряли рост сепаратистских настроений с целью вызвать раскол в церковной среде, получить свою, «независимую от Москвы», национально ориентированную церковь. На Украине автокефалистский раскол возглавил митрополит Киевский Филарет (Денисенко), поддерживаемый украинской властью и незначительной частью украинского епископата. Архиерейский собор РПЦ в 1992 г. лишил митрополита Филарета сана (пять лет спустя, учитывая дальнейшие раскольнические действия Филарета, провозгласившего себя патриархом, Архиерейский собор анафематствовал его).

В сентябре-октябре 1993 г. в условиях нового политического кризиса и конфликта Президента России и Верховного Совета, завершившегося вооруженным восстанием и расстрелом Белого дома, Церковь выступила в качестве гаранта переговоров конфликтующих сторон, проходивших в Даниловом монастыре. Однако стороны тогда не пришли к согласию.

Не сразу, но постепенно, всё более изживая прежнюю риторику вынужденного одобрения любой политической инициативы гражданской власти, формулировала Русская Церковь свое отношение к государству и свою миссию в отношении тех православных народов, которые на протяжении многих веков окормляла. Миссия эта, в условиях утраты государственного единства, заключалась в сохранении единства духовного и канонического, допускавшего значительно бо́льшую свободу церковно-административного управления в отношении частей Церкви, оказавшихся в новоопределившихся государствах (Эстонии, Молдове, Украине и др.).

В 1990-е гг. одновременно с прежде невиданным свободомыслием в обсуждении общественно-политических вопросов, свобода – со всеми ее достоинствами и, одновременно, соблазнами – начинает проникать и во внутрицерковную жизнь. Церковное сообщество поляризуется в своем отношении к церковным традициям и нововведениям. Наряду с политически активной частью духовенства появляются среди клириков и мирян церковные реформаторы, исповедовавшие идеи церковного обновления, возвращения к евангельским и первохристианским идеалам. Другой полюс церковного общества образовали православные фундаменталисты, некоторые из которых отрицали благодатности части епископата РПЦ, обвиняя его в сотрудничестве с «безбожной советской властью», в «ереси экуменизма», масонстве.