Мы дрались с «Тиграми»
Мы дрались с «Тиграми» читать книгу онлайн
Два бестселлера одним томом! Лучший памятник советским противо-танкистам! В данном издании книга Артема Драбкина «Я дрался с Панцерваффе» впервые дополнена мемуарами П. А. Михина, прошедшего с боями от Ржева до Праги и Порт-Артура.
«Ствол длинный, жизнь короткая», «Двойной оклад — тройная смерть», «Прощай, Родина!» — все это фронтовые прозвища артиллеристов орудий калибра 45,57 и 76 мм, которые ставили на прямую наводку сразу позади, а то и впереди порядков пехоты. Именно на них возлагалась смертельно опасная задача — выбивать немецкие танки. Каждый бой, каждый подбитый танк давались кровью, каждая смена позиции — потом. Победа в поединке с гитлеровскими танковыми асами требовала колоссальной выдержки, отваги и мастерства. И до самого конца войны Панцерваффе, в том числе и грозные «Тигры», несли самые тяжелые потери не в дуэлях с советскими танкистами, а от огня нашей артиллерии. «Главное — выбить у них танки!» — эта крылатая фраза из «Горячего снега» стала универсальной формулой Победы.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И после госпиталей отец, как и его товарищи, попадал воевать снова в свой батальон. С радостью встречали их однополчане, особенно пехотинцы, для которых они проделывали проходы в минных полях и колючей проволоке.
Только вот злопамятный капитан не любил троицу своенравных стариков. Не молодых солдат, а именно их посылал работать в лютый мороз и ветер на верхотуру или в ледяную воду, тем более — на передовую. И никогда не поощрял. Но пережившие за свою более чем сорокалетнюю жизнь множество всяких невзгод, привыкшие подчиняться и покорно тянуть лямку, пожилые солдаты не держали зла на мальчишку-капитана. Не на него же, в конце концов, и не ему в угоду выполняли они смертельно опасную работу. Ради пехоты-матушки старались. А она всегда надеялась на них и была им благодарна.
После войны отец вернулся в Борисоглебск. Младший сын погиб на войне, я, старший, — в отъезде. Помыкав бесквартирное горе, в 1951 году решил уехать в Сталинград — традиционное пристанище крестьян из Боганы. Три года с нашей мачехой прожил в вагончике, работая на железной дороге. Потом получил на пригородной станции Садовая квартиру. Развел садик. Думал поработать еще, пожить. Но сказывалось тяжелое ранение головы. Все чаще стали навещать приступы головной боли, работа же плотника — на высоте; при сталинградской жаре часто кружилась голова, несколько раз падал со строительных лесов, повредил ногу. Артериальное давление — 200/110, а инвалидность врачи не дают. В пятидесятые годы было негласное указание: инвалидность не давать, побольше реабилитировать и снимать инвалидность с тех, кто ее уже успел получить.
Моей супруге, Варваре Александровне, потерявшей здоровье на войне, в 1951 году дали инвалидность, а через полгода отняли, выдали справку: может работать врачом, запрещается подниматься на второй этаж, ходить пешком, ездить на автотранспорте, утомляться и волноваться. Такого врача, хотя и прекрасного специалиста, на работу никто не брал. В 55 лет пенсию не дали: оказалось, надо было перед обращением проработать два года. И только на 72-м году жизни, в 1991-м, когда родная советская власть кончилась, дали минимальную пенсию. Законы по социальному обеспечению держались от народа в секрете. Оказалось, ей, капитану медицинской службы в отставке, еще в 1975 году была положена максимальная военная офицерская пенсия в 2000 рублей. Со скандалом мы вытребовали эту пенсию в 1999 году, но вскоре, в том же году, фронтовичка умерла.
Отцу на медкомиссии врачи говорили:
— А что пуля? Она же насквозь прошла, в голове не задержалась, там все давно заросло. Ну, выбила левую скулу, лицо обезобразила, так что же за это инвалидность давать?
Один за другим у отца случились два инсульта. Потерял речь. Перестали подчиняться правые рука и нога. Но по-прежнему для назначения пенсии не хватало трудового стажа, и он сторожил магазин. Мачеха продолжала ухаживать за больным отцом, собирала на железнодорожных путях уголь и продавала, да я помогал деньгами, вот они и жили. Потом отец совсем слег. Так и умер в 1963 году с изуродованным лицом, проработав пятьдесят лет, побывав на трех войнах и не заработав пенсии. Действительно: «Хитра Савельевна».
А вообще-то родословная нашей фамилии просматривается со времен поселения в 1745 году в селе Богане беглого крепостного ямщика Северина Михина. Он бежал вместе с невестой от барина-домогателя на барских же рысаках не то из Новохоперска, не то из Бутурлиновки в Борисоглебск. Там продал рысаков и тарантас, купил лошадку с телегой да корову и подался в Богану — пристанище беглых крепостных, ссыльных и каторжан. Основали село еще во времена Батыя жители соседнего села Чигорак, сумевшие убежать от татар. Они нашли глухомань и село поставили на возвышенности, у впадения реки Боганы в Ворону. Затерявшуюся среди болот, лесов и кустарников возвышенность не только татары, янычары — сам черт не смог бы найти.
Ветвь Семиона, младшего внука Северина, оказалась несчастливой. Главы ее семейств рано уходили из жизни: то молнией убивало, то от простуды умирали. За сто тридцать лет только две хаты построили, в 1800-м и в 1875-м, и то первая была без трубы: по-черному топилась, дым в сени шел; не то денег на трубу не хватило, не то налог за дым не могли платить. И только мой отец, Михин Алексей Александрович — праправнук Семиона, решился на своей усадьбе построить большойдом. И сруб уж изготовил, да коллективизация и пожар помешали.
Первые две ветви Михиных: главная — Лёвкина, и средняя — Конки — жили богато. Главную из них более ста сорока лет преследовала тоска по ямщине. В конце девятнадцатого века последний из Северов, тогда еще молодой мужик (а в мои детские годы в 20-х годах XX века — мой «дед Левка»), купил-таки тарантас, рысаков и с 1885 года стал держать единственную в Богане ямщину, осуществлявшую связь с Борисоглебском. Перед самой коллективизацией большая семья разделилась, продала дом, коней и тем избежала горькой доли «кулаков».
Вымерла и семейная ветвь Конки. Последний из них проживал в Богане до 30-х годов. Его аккуратный, срубленный собственными руками высокий, небольшой, но красивый домик окружал редкий тогда в Богане дощатый забор. В чистом дворе — ухоженная скотина, столярная мастерская. И сам дед Конка выделялся среди остальных крестьян красотой, стройностью, ухоженной бородой. Ходил во френче и сапогах, когда еще большинство селян носило лапти. А как он величественно показывал мне, четырехлетнему, взлет Христа на небо! Вытянувшись во весь свой высокий рост, приподняв к потолку красивое лицо, он торжественно поднимал вверх правую руку, а левую опускал вниз так, что она была на одной линии с правой, делал небольшой подскок — и мне казалось, что сейчас дед проткнет потолок комнаты и вознесется на небо.
И еще вспоминается, когда подумаю об отце, какой у него был тонкий музыкальный слух и прекрасный сильный тенор. Он был незаменимым запевалой в строю, когда служил во всех трех русских армиях: царской, Красной и Советской. Вот только дома, на моей памяти, пел он очень редко, разве что на праздничных застольях. Слишком трудной и невеселой была его жизнь.
После гибели на войне младшего брата Николая и смерти отца я оставался единственным продолжателем рода Михиных, так как первые две ветви нашей фамилии наследовали только дочери. С Варварой Александровной мы воспитали двух сыновей, оба они ученые, доктора наук: старший, Николай, — в области физики низких температур, младший, Вадим, — профессор, работает в медицине. Николай живет в Харькове, у него уже двое внуков, но они носят фамилию своей матери. Единственный юный Михин — сын Вадима, мой внук Павел. Как и я, он курянин — житель Курска.
Такова родословная автора книги, фронтовика, командира 1-го дивизиона 1028-го артполка 52-й стрелковой дивизии Михина Петра Алексеевича.
Фашисты истребили всех мужчин в моей родне. Мне же повезло: за всю войну всего три раза был ранен и несколько раз контужен, хотя находился на передовой, командовал взводом, ротой, батареей, дивизионом, ходил за «языком», поднимал роту в атаку, корректировал огонь с нейтралки, куда без смертельного риска попасть невозможно, — и было это на самом страшном фронте подо Ржевом, потом в Донбассе, на Курской дуге и так далее до Праги. Вот и получается, что на войне я был счастливым: смерть обходила меня стороной.
Многие из нас, ленинградских студентов, после войны не вернулись в стены родного института. Сколько ребят погибло! Молодых, ярких, талантливых! В большинстве неженатых. Ни потомства, ни следа от них не осталось. Но ценою неимоверных усилий, страданий, лишений, голода, страха и крови вместе со своим народом мы выстояли, остановили, а потом и разгромили проклятого врага — немецких фашистов. Вот почему в заключение считаю необходимым повторить сказанное в начале этой книги: при любых оценках событий войны незыблемым должен оставаться непререкаемый исторический факт: ГЕРОИЗМ СОВЕТСКОГО НАРОДА-
Не знаю, почему так долго и сложно идет поиск национальной идеи нашей возрождающейся к нормальной жизни страны. Казалось бы, формула ее очень проста: РОДИНА — МАТЬ. А мать — и о погибших и ушедших горюет, помнит и чтит, и живых любовно пестует, и о будущем своего потомства думает и заботится. Хочется верить, что наше поколение передает эстафету защиты России-матушки в надежные руки.