Штурм Брестской крепости

В то же время необходимо отметить, что, учитывая положение автора в 1941 г., его позиция не может не быть субъективной. Именно этим объясняются многие противоречия в написанных им работах.

Многие факты, используемые в современной историографии Обороны, взяты и из рассказов местного населения. Источник достаточно неоднозначный. О степени его объективности может сказать любой, кто ходил по местам боев или занимается краеведением. С одной стороны — именно от населения можно узнать массу фактов, никогда не фиксируемых документами. Как правило, это какие-либо шокирующие подробности, наиболее сильно врезавшиеся в память людей. Подчас самые неправдоподобные, казалось, рассказы приводят к важным находкам. С другой — иногда исследователями, ссылаясь на «глас народа», успешно эксплуатируются откровенные легенды. В отношении Бреста это особенно существенно — так как рассказчики, как правило, находились вдали от боя и о нем знают «достоверные подробности» зачастую от других людей.

Переходя к рассмотрению литературы об обороне Бреста, нужно сразу же развеять одно устойчивое заблуждение, ставшее уже неким штампом. Его суть — «десятки книг написаны о героической обороне Брестской крепости».

На самом же деле работ, действительно вносящих новые факты или предлагающих некий новый взгляд на уже известные, — в десятки раз меньше. Все остальное — многократно издававшиеся путеводители, имеющие красочные фотографии и минимум до предела идеологизированного текста. Либо — более или менее добросовестные компиляции из «Героической обороны» и книг самих участников боев. Картину событий восстановить по ним невозможно. Вероятно, у авторов не было возможности воспользоваться оригинальными материалами, хранящимися в отделе фондов МК БКГ (это и сейчас не всем удается), возможно — времени или желания. Именно этот тип литературы до неузнаваемости исказил картину событий — склеивая разрозненные, противоречивые, малопонятные факты из воспоминаний, авторы пытались их, с одной стороны, осмыслить (т. е. домыслить), с другой — «ярче показать героизм».

«Показ героизма» осуществлялся по известной формуле — «пиши больше, что их жалеть». В итоге в этих книгах можно встретить утверждения, что Кижеватов из пулемета истребил «более двух батальонов гитлеровцев», Гаврилова, отстреливавшегося из ТТ, захватывала целая «пехотная рота с применением артиллерии», Почерников и его жена «свыше двух суток отстреливались от наседающих фашистов из двух пистолетов ТТ». Если в первоначальных рассказах участников говорилось, допустим, так: «При первых же разрывах бойцы в испуге выбежали во двор, опасаясь, что обвалится крыша. Однако на улице в них полетели осколки — ими был убит Т.», то уже в интерпретации — несколько иначе: «Бойцы, не обращая внимания на обстрел, выбежали во двор, атакуя ворвавшегося противника. Он был уничтожен — но при этом героически погиб рядовой Т». Или в оригинальных воспоминаниях — «бойцы открыли огонь», в интерпретации — «открыв огонь, бойцы устремились в штыковую атаку».

Для 70–80 гг. это не было чем-то необычным — сейчас же вряд ли вызовет и доверие и интерес.

Разговаривая с работниками МК БКГ, я удивился, что они и не подозревают, насколько «мифы о Бресте» шагнули вперед. Собирался было с ними поспорить, опровергнув наиболее одиозные, — но оказалось, что их никто из знающих ситуацию всерьез и не рассматривает. Но ведь представление о событиях у тех, кто интересуется Обороной — именно из опубликованных работ. Но, как ни странно, среди них тех, кто дает более-менее реальную картину, — единицы.

История изучения обороны Брестской крепости — отдельная тема. Но в ней по праву занимает ведущее место С. С. Смирнов и его книга «Брестская крепость» [1406]. Собственно говоря, ошибочно считать, что до исследований Смирнова об обороне Брестской крепости никто не подозревал. О том, что борьба в ней продолжалась еще долго после того, как советские войска покинули город, знали и жители Бреста, и советские читатели из различных материалов периодической печати. Например, в 1950 г. в журнале «Огонек» была опубликована заметка М. Златогорова о находке в развалинах крепости останков лейтенанта А. Наганова. Она начиналась так: «В летопись Великой Отечественной войны навеки вошел бессмертный подвиг защитников Брестской крепости, совершенный в июне — июле 1941 года» [1407]. Спустя примерно год заметка А. Белошеева о новой находке в крепости — «Приказе № 1» и других документах Обороны предварялась практически аналогичным вступлением: «Советские люди навсегда сохранили в памяти бессмертный подвиг защитников Брестской крепости в июне — июле 1941 года» [1408].

Собственно говоря, заметка Белошеева, на которую откликнулся один из защитников — А. М. Филь, и положила начало тому этапу исследования Обороны, что в конце концов и вывел на Смирнова и привел к созданию в крепости мемориального комплекса.

Однако к 1954 г., когда к исследованию обороны подключился С. Смирнов, несмотря на появление картины П. А. Кривоногова «Защитники Брестской крепости» (1951) и даже пьесы K. Л. Губаревича «Брестская крепость» (1953), вся история Обороны представляла собой, с одной стороны, лишь фантазию на героико-патриотическую тему, с другой — еще не заняла в истории Великой Отечественной войны подобающего ей места. Слова Златогорова и Белошеева о «бессмертном подвиге» были лишь лозунгом, который предстояло наполнить реальным содержанием. О боях было известно минимум — ни фамилий большинства командиров, ни сроков обороны каких-либо участков. Герои крепости, никому не известные, работали — кузнецами в Вологде, шоферами в Николаеве или с трудом начинали жить на небольшую пенсию, не засчитавшую им срок нахождения в плену. Некоторые — только что вышли из мест заключения, как пособники врага, другие — отбывали наказание уже по уголовным статьям. Большинство из них и не подозревало о своем «бессмертном подвиге».

Работа Смирнова привела к тому, что о Брестской крепости узнал мир.

Продираясь сквозь дебри путаных и зачастую противоречивых воспоминаний, ложных фактов, нехватки материала, книга Смирнова «Брестская крепость» стала первым реалистичным исследованием описываемых событий. Появились подлинные, а не вымышленные герои и факты, казалось, навсегда исчезнувшие в грохоте взрывов 1941 года.

В основном картина событий, данная Смирновым, остается без изменений и по сей день. Конечно, многое в ней можно отнести на стиль прозы пятидесятых — вряд ли защитники крепости ходили в атаки под грохот барабана, звуки трубы и с развернутым знаменем, как об этом пишет Смирнов. Или пели «Интернационал», умирая, замурованные в подземелье, и сдаваясь, изможденные и израсходовав патроны, спустя месяц в плен. Сомнительно, что укрывшийся в развалинах, раненый пограничник Петринчик расстрелял из винтовки несколько десятков немцев и т. п. Но основные факты — да, верны.

Причем нужно отдельно сказать о реализме Смирнова. Он, что удивительно, заметен не сразу — сначала натыкаешься именно на вышеуказанные моменты, и легко можно счесть труд Смирнова легковесной агиткой. Однако, больше узнав об истории Обороны, внимательно вчитываясь в каждое предложение, становится заметно, что под трескучими порой фразами писатель спрятал достаточно реалистичную картину. Заметно, что степень реализма иногда выше, чем у его героев, выступивших позднее уже с «более геройскими» воспоминаниями. Но Смирнов был обязан действовать по определенным правилам — например, на первое место ставя руководящую роль партии (комиссара) и не позволяя себе излишней объективности (ее в то время просто не понял бы никто — время не допускало полутонов).

Достоинством книги является и увлекательное изложение материала. Тут все — и «загадка старой крепости», и непривычный для советских читателей дух, оставшейся и после ее прочтения тайны. «Брестская крепость» — это, вероятно, первая работа в СССР, вышедшая в жанре журналистского расследования. Захватывая буквально с первых страниц, книга, несомненно, завоевала сердца читателей.