Москвичи и москвички. Истории старого города

Памятник сразу вызвал народные симпатии. Однако о чем думает Ленин, отдыхающий за спиной всадника и за лошадиным крупом, сказать трудно.

Французы в Воспитательном доме

В 1763–1764 годах была сломана стена Белого города вдоль Москва-реки для освобождения здесь места под строительство уникального и нового в России учреждения. 21 апреля 1764 года, в день рождения Екатерины Второй, на левом берегу реки торжественно открыли Воспитательный дом.

По мысли Ивана Ивановича Бецкого [1] (умнейшего сановника, того единственного человека, который в присутствии императрицы мог сидеть), питомцы первого в стране Московского Воспитательного дома «назначались к умножению в Государстве среднего состояния людей». В этом учреждении должны были воспитываться будущие художники, ремесленники, позднее — и сельское сословие, приготовительная прислуга. Дети стали поступать сюда со всех концов России.

Первым младенцам, записанным в регистрационной книге, были даны имена в честь царицы и ее сына: Екатерина Алексеева и Павел Петрович. Катеньку подобрали в приходе церкви Богоявления, что в Елохове, а Павлика — в Немецкой слободе у Детковских бань. Обоим матерями-отказницами в пеленки было положено по голландскому червонцу…

В день открытия Воспитательного дома за праздничными столами со скамьями, выставленными вдоль вала к Китай-городу, было накормлено до тысячи городских нищих. Многим убогим раздавалась милостыня деньгами.

Обычай милосердия очень долго сохранялся в работе Московского Воспитательного дома. Комплекс занимал целый городской квартал между Солянкой, Китайским проездом, Варварской площадью и Москва-рекой, с большим количеством подсобных домов. В начале проспекта, который приводил к главному зданию, каменному квадрату с корделожей Воспитательного дома, были поставлены композиции в мраморе И. П. Витали «Воспитание» и «Милосердие», символизирующие главные идеи в работе Дома. Скульптуры сохранились и до наших дней.

Главное здание Воспитательного дома, построенное в 1763–1781 годах (архитектор К. И. Бланк), в царское время было самым крупным жилым сооружением Москвы. А в основном фундаментальные каменные здания Воспитательного дома закончили к 1825 году.

После смерти учредительницы Воспитательного дома Екатерины Второй это детское заведение попало под крыло императрицы Марии Феодоровны, жены Павла Первого. Оно вошло в число учреждений, составлявших огромное Ведомство IV отделения собственной Его Императорского Величества канцелярии. [2]

Воспитательный дом был крупнейшим благотворительным заведением не только в Москве, но и во всей империи. По статистике, с начала своего существования по 1 января 1863 года он принял под свой кров за сотню лет 470 тысяч детей. Общее число призреваемых в различных его заведениях в 1863 году было свыше 35 тысяч человек, в том числе в самом Доме — от 3 до 4 тысяч детей.

Иностранцы, посещавшие Дом, всегда дивились порядку и благоустройству в нем. Они ставили этот Дом выше самого образцового тогда Воспитательного дома в Вене.

Когда в 1812 году в Москву вошли французы, все начальство из города выехало (попросту бежало), кроме одного — главного надзирателя Воспитательного дома, действительного статского советника, гражданского героя той войны Ивана Акинфиевича Тутолмина.

При И. А. Тутолмине в здании Дома осталось до 350 малолетних питомцев обоего пола. Остальные дети и все воспитанники других московских учебных заведений Ведомства Марии были эвакуированы в Казань.

В огромном пожаре Москвы 1812 года почти все здания Воспитательного дома остались целы. И вот почему.

2 сентября, чтобы спасти сирот, рискуя собой, в твердом духе, И. А. Тутолмин пошел с двумя чиновниками-переводчиками (архитектором Жилярди и помощником по экономии Зейпелем) в Кремль к Наполеону. Граф Дюронель, определенный Наполеоном губернатором Москвы, приняв Тутолмина, приказал дать в охрану Воспитательного дома караул из 12 человек — конных жандармов с офицером.

У всех ворот Воспитательного дома тогда были поставлены часовые; также закрепили доски с французско-русскими надписями: «Сие заведение есть дом несчастных и сирых детей». А некоторые французские чиновники даже специально, с любопытством, осматривали это детское учреждение и хвалили заведенные здесь порядок и чистоту.

Во время пребывания неприятеля в Москве в доме несчастных детей стояло 8 тысяч французов, из них 3 тысячи — раненых и больных. И надо отдать должное порядочности этих иноземцев: во время оккупации не было ни одного случая в Воспитательном доме, чтобы кто-то из французов посягнул на невинность малолетних и девушек. Также никто не тронул и молодых женщин, оставшихся в Доме для призрения за малышами и за больными.

А вот что касается вещей, то никоим образом не удалось спасти мебель, заборы, часть полов. Все они пошли на топливо. Перегородки и печи Дома были поломаны. Мало того, где раненые французы лежали, там же они оставляли свои испражнения. Поэтому позднее Тутолмин велел на зиму конца 1812 года для обеззараживания воздуха оставить все окна и двери надолго открытыми. Смертность французов была высока: ежедневно умирало по 50–80 человек. Их хоронили на пустыре вблизи Китайгородской стены (всего полторы тысячи человек) и у Окружного строения (тысяча человек).

Во время нахождения в Воспитательном доме военных очень трудно было добыть для детей продовольствие. Но Тутолмину как-то все-таки удавалось получать хлеб и скотину с Украины, мелкую живность — из ближайших к Москве областей.

Полезная практичность Ивана Акинфиевича была безграничной. Так, в сентябре 1812 года в распоряжение Воспитательного дома попала 41 корова. Новое французское начальство Москвы пригнало их с ограбленного московского скотного двора. Тутолмин велел убить из них 35 животных. Некоторое время ими кормили и ребятишек, и французов. Шесть живых коров оставили для кормления рожковых детей. Этих буренок скрывали от неприятеля и прятали в подвалах и садах. Коровам в питание давали рубленую солому из матрацев (на которых спали кормилицы и дети) с подсыпкой муки. Худо-бедно с питанием перебивались.

Когда Наполеон бежал из Москвы, он перед выходом приказал маршалу герцогу Тревизскому Мортье зажечь Кремлевский Дворец, кремлевские стены, казармы и все городские общественные здания. Но его особым приказом Воспитательный дом было велено сохранить от огня.

Правда, в этом доме от взрыва Кремля были перебиты все стекла, во многих местах осыпалась штукатурка, а в корделоже появились трещины. Сгорели аптека, мельница и все бани: Устьинские, Москворецкие, Островские — с питейными домами, которые приносили значительный доход Дому. Французами во время их бегства была разграблена библиотека Воспитательного дома, местами вырублена его роща.

В итоге самым важным и утешительным в этом кошмаре было то, что главному надзирателю Тутолмину удалось спасти детей, девиц и молодых женщин.

Все с радостью ждали русских освободителей…

11 октября в Москву вступили казаки под начальством генерал-майора Иловайского. И вот что удивительно: эти казаки в Воспитательном доме занялись мародерством. То ценное, что не взяли французы, вдруг стало расхищаться. Безобразие продолжалось до тех пор, пока опять, заботами И. А. Тутолмина, Воспитательный дом не был снабжен полицейским (уже русским) караулом. Порядок восстановился.

Отступая, французы оставили в Воспитательном доме раненых и больных: 1,5 тысячи рядовых и 16 офицеров. Вскоре, по просьбе Тутолмина, их перевели в другие больницы, за исключением лишь десяти офицеров, которых продолжали здесь опекать. Чуть позднее императрица взяла их под свое покровительство.