Римская история в лицах

1 января 43-го года вступили в должность новые консулы — оба цезарианцы, назначенные еще Юлием Цезарем, — Панса и Гирций. На следующий день сенат по настоянию Цицерона постановил возвести Октавиана в ранг сенатора (в 19 лет) с правом выступать на своих заседаниях в одном ряду с бывшими консулами. Такой почет должен его совершенно подкупить. Кроме того, он официально, в качестве пропретора назначен командующим войском... нанятым им на свои деньги. Позиция сената выглядит, мягко говоря, противоречиво: он поддерживает одновременно и убийц Цезаря, и того, кто клянется отомстить им. Эта позиция навязана Цицероном, который рассчитывает в дальнейшем приручить Октавиана. Того данная ситуация тоже устраивает. Против Антония вместе с ним выступят войска консулов. С Брутом и остальными можно будет свести счеты позже. Мальчик себе на уме: его почтение к Цицерону — напускное.

5 января сенат отправляет к Антонию посольство с требованием вывести войска из Цизальпинской Галлии. Тот отказывается. Цицерон в своих филиппиках призывает сенат и народ к войне с Антонием. Наконец, в конце января консул Гирций с войском выступает на север и присоединяется к Октавиану, который там продолжает набор солдат. Вместе они направляются против Антония, к Мутине. В феврале сенат объявляет Антония мятежником. Цицерон доволен положением дел. В конце месяца он сообщает в Сирию Кассию:

«...если не ошибаюсь, дело обстоит так, что весь исход войны в целом, по-видимому, зависит от Децима Брута. Если он, как мы надеемся, вырвется из Мутины, от войны, по-видимому, ничего не останется. Ведь его теперь осаждают совсем малочисленные войска, так как большим гарнизоном Антоний удерживает Бононию. Но в Клатерне наш Гирций, под Корнелиевым форумом — Цезарь, оба с сильным войском (все четыре упомянутых в письме пункта лежат на Эмилиевой дороге, идущей по долине По с северо-запада на юго-восток. Расстояние между ними в том же направлении и названной последовательности: 35, 15 и 15 км. — Л.О.). А в Риме Панса собрал большие силы благодаря набору в Италии. Зима до сего времени мешала действиям... Но в римском народе и во всей Италии единодушие удивительное». (Письма... т. 3, №821)

В начале марта Гирций и Октавиан через послов обращаются к Антонию с предложением договориться. Тот отвечает категорическим отказом. Он сожалеет, что против него выступил Гирций, сподвижник Цезаря. Октавиана называет мальчишкой, обязанным своим положением только имени. Заявляет, что будет мстить убийцам и весьма нелестно отзывается о Цицероне и сенате. Пути примирения отрезаны. 20 марта против Антония с четырьмя легионами выступает еще и Панса.

21 апреля близ Мутины происходит решительное сражение. Ветераны Цезаря в войсках Антония и Октавиана вынуждены биться между собой. Бьются ожесточенно, обвиняя друг друга в предательстве. Льется кровь сограждан и былых соратников. В отличие от Цезаря старшего, чьим именем они оба клянутся, ни одного, ни другого командующего это не смущает. Сражение идет с переменным успехом. Сначала Антоний одерживает верх над легионами Октавиана и Пансы, едва не берет штурмом их лагерь. Панса тяжело ранен. Затем подходит Гирций. Сражение возобновляется. Децим Брут делает вылазку из Мутины. Теперь Антоний вынужден с большими потерями отступить. Убит Гирций. Октавиан, который сражался в боевых порядках как простой легионер, выносит тело Гирция с поля боя. К ночи противники возвращаются в свои лагеря. Подсчитав оставшиеся силы, Антоний снимает осаду Мутины и уходит на запад. В Риме торжествуют победу. Цицерон в сенате произносит уже четырнадцатую по счету филиппику. Он предлагает объявить императорами Пансу Гирция и Октавиана (о смерти Гирция еще неизвестно), а также назначить пятидесятидневное государственное молебствие от их имени. Об Октавиане, в частности, Цицерон говорит так:

«Да неужели кто-нибудь станет сомневаться в том, что следует провозгласить Цезаря императором? Возраст его, конечно, никому не помешает голосовать за это, коль скоро он своей доблестью победил свой возраст...» (Цицерон. 14-я филиппика против Марка Антония. 28)

Дециму Бруту присуждается триумф. В то же день Цицерон пишет в Македонию Марку Бруту:

«Цицерон Бруту привет.

Наши дела, кажется, в лучшем положении. Ведь я наверное знаю, что тебе написали о том, что произошло. Какими я тебе на раз описывал консулов, такими они и оказались. Но врожденная доблесть молодого Цезаря удивительна: о, если бы мы могли его, в блеске почестей и влияния, так легко направлять и сдерживать, как легко мы сдерживали его до сего времени! Вообще это труднее, но мы, все-таки, не теряем веры: ведь юноша убежден — и главным образом мною, — что благодаря его стараниям мы невредимы...» (Письма... Т. 3, № 844)

Приходит известие о смерти Гирция, а через два дня от раны умирает и Панса. Аппиан утверждает, что перед своей кончиной Панса призвал Октавиана и сказал ему следующее:

«Я любил твоего отца как самого себя, — сказал он, — но я не имел возможности мстить за его смерть и не мог не подчиниться мнению большинства: ведь и ты подчинялся ему, хотя у тебя и было войско. И ты поступил правильно».

(Прежде всего — традиционное римское законопослушание. Затем раскрываются тайные пружины, определявшие поведение сената). Панса продолжает:

«Сначала боялись тебя и Антония, который казался поборником дела Цезаря. Потом обрадовались, когда вы с ним стали враждовать, надеясь, что вы таким образом друг друга ослабите. Когда же увидели, что у тебя войско, они старались тебя привлечь на свою сторону тем, что наделяли тебя видными, но лишенными реального значения почестями. Убедившись в том, что ты горд и не принимаешь предлагаемых почестей, особенно тогда, когда войско тебе предлагало власть, а ты ее не принял (такой эпизод действительно имел место. — Л.О.), они были встревожены этим и назначили тебя полководцем вместе с нами, чтобы мы от тебя отняли два опытных легиона (парфянских, что перешли от Антония. — Л.О.). Они надеялись, что если один из вас потерпит поражение, другой будет слабее, так как он будет один, а когда и его удалят, они уничтожат всю партию Цезаря и выдвинут партию Помпея — ведь это основа их политики. Мы с Гирцием выполняли возложенное на нас поручение, пока не укротили Антония, чрезмерно возгордившегося. Мы хотели, чтобы он после поражения помирился с тобой. Этим поступком мы полагали отблагодарить Цезаря и считали, что это наиболее полезное для будущего решение. Об этом мы не могли говорить с тобой раньше. Но после поражения Антония, когда Гирций скончался, а меня ждет роковой исход, пора об этом сказать, не для того, чтобы ты меня, умирающего, поблагодарил, но чтобы ты, родившийся под счастливой звездой, как показывают твои дела, узнал, что тебе полезно...» (Аппиан. Гражданские войны. III, 75, 76)

В достоверности и даже в самом факте произнесения этого напутствия есть основания сомневаться (кто записал?). Оно служит Аппиану для изложения его понимания позиции сената и мотивов поведения бывших соратников Юлия Цезаря. В таком качестве и будем его принимать...

После смерти обоих консулов ситуация становится двусмысленной. Победителями Антония оказываются Децим Брут — один из убийц Цезаря — и Октавиан, который поклялся мстить им. Антоний бежит, и юный Цезарь больше не нужен ни сенату, ни Цицерону. По предложению последнего сенат назначает Децима Брута полководцем для преследования Антония. Об Октавиане в постановлении сената — ни слова. Очевидно, что легионы Гирция и Пансы должны перейти под командование Децима. Политика, видимо, никогда не была делом благородным. Цицерон уже забыл о «врожденной доблести молодого Цезаря». Его интересует только Республика. Наследник Цезаря старшего ей не нужен и даже опасен.

Между тем, Антоний переходит Апеннины и направляется к проходам в приморских Альпах. По дороге он освобождает и берет в свое войско множество рабов. Ситуация очень трудная, но списывать его со счетов еще рано.

«Во время бегства, — свидетельствует Плутарх, — Антонию пришлось вынести много тяжких испытаний, и самым тяжким среди них был голод. Но таков он был от природы, что в несчастиях, в беде превосходил самого себя и становился неотличимо схож с человеком, истинно достойным... Антоний в те дни был замечательным примером для своих воинов: после всей роскоши, всего великолепия, которые его окружали, он без малейшей брезгливости пил тухлую воду и питался дикими плодами и кореньями. Рассказывают, что, переваливая через Альпы, его люди ели и древесную кору, и животных, никогда прежде в пищу не употреблявшихся». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Антоний, XVII)