Пути. Дороги. Встречи

— Не пойму, зачем нашим-то это было надо? — растерялся я от такой странной новости.

— Это говорит о силе пятой колонны в Советском обществе, Ар. О том, что «рыба гниёт с головы». Надо было поднять в глазах советских людей престиж Запада. Чтобы наш народ потерял веру в себя. Дескать, мы «лаптем щи хлебаем», а американцы уже на Луне побывали…

Но ведь это прямое предательство и убийство нашей советской лунной программы! — возмутился я.

— Конечно, — согласился старейшина. — Конечно! Теперь ты понимаешь, когда нашей элитой был взят курс на реставрацию капитализма?

— Сразу после смерти Сталина, — вздохнул я.

— Так оно и есть, после смерти Иосифа Виссарионовича. А может, и ещё раньше, — кивнул головой Добран Глебыч. — К тебе есть вопрос у моих дочурок, — с нежностью посмотрел на девушек старейшина. — Они хотят услышать твоё мнение об их танце.

— Ничего более прекрасного и более выразительного я никогда не видел! Это даже не танец, а что-то другое. Все танцы и пляски несколько декоративны. Здесь же была сама жизнь — порыв человеческой души, выраженный движением тела. Я не знаю, как это назвать? На мой взгляд, совершенно иной жанр. Но он более прекрасен, чем просто танец.

— Слышали? — повернулся отец к своим дочерям. — Он всё понял. А вы сомневались.

И тут обе красавицы, подойдя ко мне, ни сколько не стесняясь своего отца, чмокнули меня в щёки и, пожелав нам обоим спокойной ночи, направились к себе в комнату.

— Это они в знак благодарности и уважения. Смотри, как расчувствовались! — засмеялся помор.

Когда девушки удалились, Добран Глебыч сразу стал серьёзным.

— То, что ты сегодня видел, Ар, наши земляки из соседних деревень даже и не подозревают. Мы для них просто потомки старообрядцев и только. Мы для них немного странные, потому что не признаём табака и водки. Непонятные, потому что у многих наших мужчин по две или даже три жены. Им, этим переселенцам из новгородчины, и в голову не приходит, что женщины выбирают нас, мужчин, а не мы женщин. К примеру, возьмут мои девчонки и выберут тебя своим мужем. Что ты будешь делать?

— Если честно, не знаю. Не думал на эту тему. Да ты ведь и сам мне сказал, что я их не достоин.

— Я смеялся, Ар. Ты достоин, ещё как достоин! Ну что ты будешь делать? — опять задал мне провокационный вопрос старейшина. — Ты ведь и сам видишь, что разъединять сестёр нельзя. Либо дашь согласие, либо откажешь. Так?

— Наверное, — промямлил я смутившись.

— Вот и всё наше мужское право. Древний дедовский закон. Но о нём в миру не знают. Там считают наших мужчин с сексуальными отклонениями… Для чего я тебе это говорю? Для того, чтобы ты, всё что мы тебе покажем, хранил от потомков христиан в глубокой тайне. О нас говорят: «Живут в лесу и молятся колесу». Это уже плохо! Могут догадаться, что речь идёт не о колесе, а о чём-то другом.

На несколько секунд Добран Глебыч замолчал. Потом, очевидно, собравшись с мыслями, спросил:

— Ты заметил, что физически мы несколько отличаемся от потомков новгородцев?

— Конечно, заметил, — оживился я. — Ваши женщины по своему совершенству, не красоте, а именно совершенству, что, пожалуй, выше понятия «красивое», вообще не имеют себе равных! Да и мужчины, я вижу, им под стать.

— Знаешь, почему это?

— Могу только догадываться. В вашем обществе до сих пор не остановился процесс духовной эволюции.

— Вот именно! Ты попал в точку, — улыбнулся Добран Глебыч. — Наше маленькое единство самодостаточно. Деньги для нас всего лишь полезный инструмент, не более. Специально добычей денег, как все в этом безумном мире, мы не заняты. Наше сознание не парализовано погоней за материальными ценностями. Мы все: и мужчины, и женщины — равнодушны к золоту, городским благоустроенным каменным ящикам, которые зовутся квартирами, к ненужным в наших условиях машинам. Мы берём из цивилизации только то, что нам подходит. Всё полезное. Заметил, у нас даже телевизоров в хатах нет! Хотя ретранслятор рядом. Зато проигрыватели в каждом доме и пластинок с хорошей музыкой тысячи.

— А какую музыку вы считаете хорошей? — спросил я.

— Прежде всего, народную. И не важно какого народа. Конечно стараемся слушать музыку свою. Но также любим немецкую народную музыку, итальянскую, французскую, испанскую, обожаем слушать песни балканских славян.

— Как я понял, в основном, вам нравится народная музыка потомков ариев, — перебил я рассказчика.

— Так оно и есть. Она нашим сердцам более понятна. Но мы любим и классическую музыку и признаём жизнеутверждающую эстрадную. Но я тебе не объяснил наш феномен. Помнишь, закон Мироздания: что внизу, то и вверху, что внутри, то и снаружи?

— Помню, — не понял я, куда клонит старейшина.

— А раз помнишь, то нетрудно догадаться, почему мы, «молящиеся колесу», физически отличаемся от остальных русских. Раз у нас с головой всё в порядке, то и с телом проблем нет. Ты встретил всего ничего. На Коляду увидишь всё наше здешнее общество. На самом деле люди другие.

— Наверное, влияют ещё и полигамные отношения? Ваши женщины выбирают красивых, духовных мужчин с хорошей наследственностью, — спросил я Добрана Глебыча.

— Конечно, влияют. Но корень в другом: во внутреннем мире человека. Закон, что внутри, то и снаружи — очень серьёзный. Посмотри, как вырождается городское население России. Психический дегенеративный комплекс, отражаясь на физическом теле, превращает его в уродливое лишённое всяких пропорций месиво из кривых костей, ущербной плоти и жира. Идёшь по городу — на людей смотреть неприятно. Вокруг тебя вышагивают одни уроды. Не мужчины и не женщины, а что-то среднее. У парней плечи узкие, зады как у женщины отвислые и широкие. Ноги кривые короткие, а руки наоборот длинные. А женщины во что превратились! Редко увидишь более менее пропорционально сложенную: либо кривоногие, худосочные, обтянутые кожей скелеты, ни груди, ни бёдер, ни лица. Такие часто бывают с длинными и грубыми мужскими физиономиями. Добавь ещё тупой эгоистичный высокомерный взгляд. Либо контингент, противоположный первому: это обросшие толстым жировым слоем туши. У них огромные отвисшие животы, уродливые короткие ноги и жирные тупые лица. Да что я тебе рассказываю, ты же ведь и сам всё это наблюдаешь и не один год, — спохватился мезенский философ. — Обидно, что люди не понимают, что с ними происходит и почему. До них не доходит, что все беды от неправильной жизненной ориентации. И деньги, и вещи должны быть для людей, а не люди для них. Вот к чему ведёт полная материализация сознания. К духовной смерти. Если началось разрушение физического тела, то это уже конец. Оно разрушается последним. Раньше дегенеративные процессы, идущие в наших городах, тормозились притоком сельского населения. Как ни крути, в деревнях люди другие. Но в наше послеперестроечное время, в связи с гибелью русской деревни, этот поток иссяк. И процесс деградации теперь, идёт семимильными шагами. Но нас занесло на другую тему, — грустно улыбнулся Добран Глебыч. — Говорили о северных родах, а закончили дегенеративными процессами, которые царствуют в нашем российской обществе.

— Это одна тема, — заметил я. — И я рад, что мы её немного коснулись. Я получаю от тебя разносторонний, многогранный ответ, что нас всех ждёт. Ты, как я понимаю, всё пытаешься ответить на мой вопрос.

— Сам того не желаю, но пытаюсь и ещё до конца не ответил.

— Неужели, есть что-то ещё, чего я не знаю?

— Ты много чего не знаешь, — усмехнулся старейшина. — Это воздействие на человека пищевых вкусовых химических добавок, влияние на наш генофонд генно-модифицированной пищи. Она со всех сторон уже хлынула в Россию. Влияние на наше здоровье ослабляющих иммунную систему прививок.

— Со всем этим ужасом меня знакомили, — остановил я Добрана Глебы ча.

— Тогда я в тебе ошибся, прости. Но есть ещё одна беда, про которую ты можешь и не знать.

— Что это ещё за беда? — насторожился я.

— Очень скоро по данным нашей, если можно так сказать, разведки в Кремле.