Хождение в Москву

У пожарных все, как у солдат. Форма с погонами, боевая техника, казарма. И техника и казарма - все умещается в доме под каланчой, верном страже Сокольников вот уже сто с лишним лет. Да, прошел век с тех пор, как по просьбе жителей прилегающих улиц на собранные ими 1800 рублей началась постройка пожарной части.

30 лошадей и 40 пожарных обосновались поначалу в ее каменных стенах среди деревянных домиков сокольнических улиц. Брандмейстер и его команда с двумя бочками едва успевали выезжать на пожары. Дерево горело отлично...

Бывшая конюшня превращена давно в депо. Стоят в нем готовые сорваться с места в карьер сотни лошадиных сил, упрятанные в моторах красных машин. В любую минуту, в любую погоду готовы распахнуться ворота и выпустить под звуки сирен пожарный обоз, оснащенный генератором, турбиной, радиостанцией впридачу к традиционным лестницам и стволам.

Не спеша переступаю черту ворот, еще не зная, что эту линию задние колеса машины должны пересечь через 45 секунд после сигнала "пожар".

В Сокольнической части, случалось, успевали собраться и выезжали из депо за 32 секунды. Мне рассказал об этом молодой еще, несмотря на свои десять с лишним лет службы, техник-лейтенант Вячеслав Деев - начальник караула, а по-старому - брандмейстер. Он же показал, как успевают одеться за 18 секунд. Взмах руки - каска на голове, в два приема натягивают брюки, куртку перебрасывают через голову, а спасательный пояс пристегивают на ходу. Попробовал я повторить обряд одевания, но не смог.

Дорога на каланчу ведет мимо дежурной части. Она похожа сразу на красный уголок, спортивный клуб и зал ожидания. Под одной крышей стоят телевизор, брусья и кресла-диваны. Здесь учатся, отдыхают, ждут сигнала "тревога". Рядом пульт связи. Все, что происходит в Москве, становится тотчас известно дежурному. Информируют по радио с центрального пульта "01". Я тоже услышал, как зазвенел звонок и голос по радио сообщил:

- На проспекте Мира, 101, загорание ликвидировано в 17 часов 34 минуты.

Вот так периодически что-нибудь да случается. Давний московский житель - пожар, теснимый камнем и железом, бетоном и стеклопластиком, напоминает о себе дымом и огнем. Его видят раньше других на вышке. Если отмерить по винтовой пожарной лестнице 101 ступень вверх - на тебя пахнет, как на чердаке, теплым, прогретым воздухом. Еще шаг, и его вытесняет свежий ветер. Каланча.

Выхожу на площадку под куполом, где стоял на вахте лишь один дозорный, человек исчезнувшей московской профессии. В давние годы, завидев огонь, он рвал пожарную веревку и звонил в колокол.

Дозорный мог стоять на вышке час и день, сутки, неделю, ничего не увидев. Но наступала минута, когда он замечал пожар, замечал, когда его не видел никто, когда молчал телефон и никто не набирал на диске номер "01". Один вышковой срывал телефонную трубку и сообщал: "В северо-западном направлении, у дома возле парка, вижу сильный огонь".

Об этом событии записывали потом подробные сведения в "Исторический формуляр", вечно хранимый в части: "Рядовой Иван Рахманов обнаружил начинающийся в предутренний час пожар. Сообщений об этом пожаре не последовало. Пожар был успешно ликвидирован. Материальные ценности спасены. За бдительность вышковой награжден именными часами".

- Вышковой Рахманов, - представился мне бравый пожарный с обветренным лицом.

Это не тот Рахманов, что увековечен в "Историческом формуляре", а его родной брат - Алексей. Время он проверяет пока не по именным часам. Но горячих дел за годы службы было много. Сколько пожаров потушил - не считал. Сколько людей спас - помнит. Снял по веревке старика с верхнего этажа. И так каждый пожарный - кого-нибудь да спас. Не зря писал Гиляровский: "Каждый пожарный - герой!"

С утра сокольнические "вороные" три раза выезжали по тревоге: два загорания, один пожар.

А сейчас - горизонт чист, картине, открывающейся с каланчи, может позавидовать любой художник. Такая Москва видна только отсюда, она предстает во всех своих измерениях: в длину, ширину и высоту, во всем своем многообразии - в цвете и объеме.

Сквозь зеленый заслон Сокольников прорывается водяной фонтан и горбится сферический купол павильона - это все, что видно из парка. Зато город бросается в глаза, не таясь, играя всеми красками. Сверху их больше, в цвета домов вплетаются цвета крыш. Сверху, как в стереокино: плоские улицы стали объемными.

Во все четыре стороны с каланчи нацелены указатели: на запад и восток, на юг и север. Северный край застилает зеленая завеса парка и лесов. Профиль города на юге и западе прочертили шпили высоких зданий и радиомачт. На востоке силуэт проще: заводские трубы, пузатые бочки газгольдеров. Но со всех сторон над крышами качаются стрелы кранов.

Четыре шага направо - и с севера дозорный попадал на восток, еще четыре шага - юг. Вот так за двенадцать шагов совершал кругосветное путешествие.

Как всякого, кто в пути, продували вышкового ветры, секли дожди, засыпало снегом.

"Трудно приходилось этому "высокопоставленному" лицу в бурю-непогоду, особенно в мороз зимой, а летом еще труднее: солнце печет, да и пожары летом чаще, чем зимой, только жди, не зевай!" - так писал о вышковом В. Гиляровский, репортер, почетный пожарный.

Опустела вышка в Сокольниках, только мне интересно, что с нее видно. Воспользовавшись случаем, наблюдаю с каланчи: косые лучи солнца пробиваются по краям черной тучи, доставая до крыш. Налетел северный ветер, и теперь уже достают до крыш косые струи дождя. А когда прошел ливень, крыши горят огнем, как зеркало, отражая в небе золото заходящего дня.

Среди домов на востоке различаю в бинокль еще одну пожарную каланчу. Но она пуста. Вид с нее на Москву закрыли многоэтажные дома.

Час пролетел быстро, как птица над крышей.

Пора в обратный путь.

Винтовая лестница приводит вниз, до второго этажа. С него на землю можно спуститься двумя путями - или по лестнице, или по трубе. Достопримечательность пожарных - стальная труба. Один ее конец упирается в потолок дежурной части, другой ушел под пол, на первый этаж - в депо. Это лифт пожарных. Вверх на нем не подняться: труба отшлифована до блеска ногами и руками бойцов, но вниз спускаться - лучшего средства нет. Скорость спуска такая же, как у падающего камня, - 9,8 м/сек2.

Охватив трубу ногами, камнем падают по тревоге со второго этажа вниз к машинам все, кто дежурит наверху. Только такой "лестнице" выдержать напор и движение людей, у которых в запасе 45 секунд. Съезжаю и я по трубе. Такую возможность предоставляют журналистам и дорогим гостям из соседней школы. Мальчишки не зря любят ходить в дом под под каланчей, где вот уже век, как нашли себе место быстрота, мужество, отвага.

К ЗВЕЗДЕ В ГОСТИ

Подъем к звездам везде одинаков. Сначала нажимают кнопку. Кабина отрывается от земли, на табло мелькают всевозрастающие цифры: 2, 20, 30... На высоте птичьего полета срабатывает вторая ступень. Выше в небо - теснее лифт. В кабине нас двое: старожил высотного дома, не раз совершавший головокружительные рейсы, и я.

Дальше ехать некуда. Можно только идти. Сюда можно водить на экскурсию специалистов. Нигде в Москве нет такой коллекции лестниц, как здесь - в шпиле Московского университета. Маршевая лестница с перилами переходит в винтовую. Та ввинчивается в шпиль и превращается в трап. На звездах не ждут в гости. Сводки погоды долго пророчили сильный ветер, мороз, облачность. Они откладывали подъем со дня на день, пока не наступило затишье. Но когда я шагнул из лифта под шпиль, то пожалел, что погода успокоилась.

Внутри шпиля тихо, как под безъязычным колоколом.

Ветер тут воет, плачет, кричит на разные голоса в непогоду... Я мог только представить это со слов сопровождающего инженера. Прошло сорок лет с небольшим, как из шпиля ушли монтажники.Срок ничтожный для исполина, воздвигнутого на века. Время еще не успело отметиться на стекле и металле. Зеркальное, цвета позолоты, стекло так же отлично, как свет, отражает ветер и влагу, защищая своим хрупким панцирем броню металла.