Сочинения в двенадцати томах. Том 3

В пояснительном циркуляре Монталиве (в 1811 г.) указывается прямо, что министру не нужны детали, а просто желательно получить общее представление о положении промышленности [35]. Это — признание невозможности узнать эти «детали».

Нечего и говорить о работающих на дому, о кустарях в особенности. Сосчитать работающих на дому оказывалось невозможным и при Наполеоне не только вполне точно, но даже и приблизительно [36].

В департаменте Нижних Альп развито отчасти шерстяное производство, выделка грубых кадисовых материй, но префект, как отмечает чиновник в министерстве, не дает никаких цифровых показаний ни о числе выделываемых штук, ни о числе рабочих. Да и как он может их дать, когда это типичный департамент деревенской индустрии. Вот префект прислал отдельно одно показание о большом селе Villar-Colmars: «la population s’élève à 754 individus, presque tous les habitants se livrent à la fabrication des étoffes cadis» [37]. Для нас таких указаний, и при том, что мы знаем о положении вещей непосредственно до Наполеона, достаточно, чтобы удостовериться, что в данном месте организация промышленной жизни осталась прежняя; но для ведомостей с точными подсчетами подобные донесения полезны быть не могли.

То же самое в департаменте Морских Альп: какие есть производители «грубых сукон» — все живут в горах и сбывают свои товары в деревнях же [38].

Отказывается дать какие-либо цифры и префект департамента Коррез [39], и другие.

Например, в конце 1812 г. показано работающих в марсельских шерстовязальных мануфактурах 511 человек, но это только мужчины, работающие в помещении шести марсельских фабрик этого промысла, а вся масса женщин, работающих на эти заведения у себя на дому, «не может быть» сосчитана [40].

А если мы заглянем в ту канцелярскую лабораторию, которая подготовляла и обрабатывала все эти цифровые данные и сводки, то увидим, что ответственные и заведовавшие делом чиновники не делали себе ни малейших иллюзий касательно доброкачественности статистического материала, доставляемого им с мест, и кто был подобросовестнее, тот прямо предупреждал об этом [41].

Бывали и такие «ошибки писца», что в данных, представлявшихся в официальные места, вроде совета мануфактур, оказывалась написанной цифра 525 600 (рабочих) вместо цифры 25 600 [42]. И эта описка влекла за собой сложные расчеты и умозаключения.

Я мог бы привести много таких и тому подобных случаев. Здесь не место загромождать ими изложение.

Особенно это нужно сказать о так называемых «торговых балансах».

Императору представляется торговый баланс за 1809 год: ввоз во Францию — 357 803 500 франков; вывоз — 340 605 400 франков. Перевес ввоза над вывозом — 17 198 100 франков. И тут же главный директор таможен, по-видимому [43], прибавляет: «Ce résultat paraît faux» и предается дополнительным исчислениям (чрезвычайно голословного свойства), по которым выходит, что не только Франция не «платит» загранице 17 миллионов, но еще она получает 44 миллиона.

Люди, сколько-нибудь близко стоявшие к делу, очень хорошо знали вообще цену этим таможенным цифровым показаниям.

В феврале 1808 г. Коленкур по приказу Наполеона собирает французских купцов, торгующих в Петербурге, и спрашивает их о французском ввозе в Россию; купцы прямо объявляют, что они не могут на этот вопрос определенно ответить, так как данные таможен неточны, границы Империи огромны и «открыты» и т. д. [44]. А ведь при составлении французских торговых балансов сплошь и рядом брались также и эти цифры французского ввоза, показанного русскими таможнями (на том основании, что трудно проследить при вывозе из Франции, куда идет товар).

Министр внутренних дел в 1808 г. требует, чтобы ему сказали цифру франко-русского ввоза и вывоза. Ему и говорят: Франция ввозит в Россию на столько-то; Франция получает из России товаров на столько-то миллионов рублей. Читатель готов уже примириться и с этими цифрами, но вдруг читает оговорку в той же бумаге: что цифра ввоза в Россию увеличена «на ¹/₆» вследствие контрабанды. Почему на ¹/₆? — Ни слова в пояснение [45]. Да и что можно сказать в объяснение чистейшего произвола?

Даже и сам министр внутренних дел, представляя на благовоззрение Наполеона эти отчеты о «торговом балансе», не скрывал от императора «tant d’éléments de faux calculs», среди которых приходится работать составителям этого баланса [46] и очень обстоятельно и добросовестно давал понять императору, что особого значения цифрам этого баланса придавать не следует.

Управляющий французским банком Vital-Roux в докладной записке, поданной в 1811 г. в министерство внутренних дел, категорически заявляет, что исчисления торгового баланса «более, чем сомнительны», а результаты — фантастичны [47].

Англичане (замечу кстати) тоже совсем не доверяли официальным цифрам своего торгового баланса в эту эпоху, и, когда все-таки приходилось этими цифрами пользоваться, они снабжали свои ссылки характерными оговорками [48].

Нужно ли предполагать ошибку в сторону преувеличения или уменьшения предлагаемых цифр? Префекты склонны предупреждать свое начальство, что лучше считать представляемые цифры уменьшенными, ибо мануфактуристы считают более безопасным прикинуться перед властями победнее, нежели на самом деле. А супрефекты и вообще лица, являющиеся на фабрику, «редко одарены способностью исчислять» правильно на основании личного осмотра [49]. Но и префект департамента Тарна, например, сходился с мнением Шапталя, что число станков, число работающих на мануфактуру рабочих легче поддается сколько-нибудь точному учету, с большим трудом утаивается, чем, например, показания о количестве товаров и т. п. [50].

Префекты и другие местные власти, вообще признавая и неточность, и неполноту, и случайность доставляемых ими статистических сведений, советуют обыкновенно относиться к этим цифрам как к преуменьшению, а не преувеличению, ибо фабриканты и ремесленники лгут именно в сторону умаления, а не преувеличения (на всякий случай, из недоверчивости к намерениям вопрошающих властей) [51]. Да и вообще стремление сохранить коммерческую тайну оказывалось чрезвычайно тормозящим обстоятельством при собирании статистических сведений [52].

Отказывается дать точные статистические данные Марсельская торговая палата в 1806 г., которая прямо так и доносит префекту, что, во-первых, она получила ответы от промышленников в очень небольшом количестве, а, во-вторых, что из этого очень небольшого числа «едва лишь один-два» написаны сколько-нибудь систематически; вообще же говоря, эти ответы даже не заслуживают того, чтобы фигурировать в каких-либо таблицах. Но, не веря в доступную ей статистику, торговая палата дает обстоятельную и вполне категорическим тоном написанную характеристику положения отдельных промыслов и подчеркивает, что ручается за точное соответствие рисуемой картины действительному положению вещей [53]. Она тоже указывает, между прочим, как на одно из препятствий, мешающих собирать точные статистические сведения, на это же самое препятствие (его я уже отметил для революционного периода в своей книге о «Рабочих»): оказывается, что и при Империи промышленники боялись давать о себе какие бы то ни было сведения правительству и умышленно скрывали от него истинное и точное положение своих дел и намеренно давали уклончивые и путаные ответы [54]. Эта подозрительность, по мнению торговой палаты, была даже главным мотивом уклонения промышленников от дачи каких бы то ни было точных и вразумительных показаний.