Шестьдесят сражений Наполеона

 Очутившись в своей стихии, Бонапарт немедленно двинул армию на Александрию, и уже через несколько часов перед глазами французов возник большой восточный город.

Египет считался владением турецкого султана, но фактически им владела и над ним господствовала начальствующая верхушка хорошо вооруженной феодальной конницы. Конница называлась мамлюками, а их начальники, владельцы лучших земель в Египте, — беями-мамлюками. Мамлюки (в буквальном переводе — невольники) были первоначально воинами-рабами, в XIII веке составившими гвардию египетского султана. В 1250 году они свергли династию Айюбидов и основали династию мамлюкских султанов, правившую до завоевания Египта турками (1517); фактически сохраняли господство в Египте до 1811 года. Эта военно-феодальная аристократия платила дань Константинополю, признавала верховенство Турции, но реально крайне мало от нее зависела. В 1799 году Египтом управляли два соправителя — Мурад-бей и Ибрагим-бей. Основное население страны — арабы — занимались кто торговлей, кто ремеслами, кто караванным делом, кто работал на земле. Самые бедные батрачили, были чернорабочими, погонщиками верблюдов и т. п. Хотя страна считалась принадлежащей султану, Бонапарт, прибывший захватить ее в свои руки, все время старался делать вид, будто он с турецким султаном не воюет, — напротив, с султаном у него мир и дружба, а он явился, чтобы освободить арабов от угнетения беев-мамлюков, которые своими поборами и жестокостями угнетают население.

И когда он двинулся к Александрии и после нескольких часов перестрелки взял ее, то, выпустив воззвание к египетскому народу относительно освобождения его от ига мамлюков, сразу стал устанавливать надолго французское владычество. Он всячески уверял арабов в своем уважении к Корану и исламу, но одновременно рекомендовал полную покорность, грозя в противном случае крутыми мерами. «Всем, кто называет себя моими друзьями, живется хорошо. А те, кто перебегает к моим врагам, погибают».

Бонапарт рассчитывал, как это было в Италии, найти союзников в лице угнетенных и недовольных. Но арабы-феллахи и жители городов, составлявшие основное население Египта, были до такой степени забиты и политически отсталы, находились на такой низкой ступени общественного сознания, что все призывы к борьбе до них не доходили: они просто не были способны их воспринять. Не сразу Бонапарту стало ясно, что он не находит общего языка с арабами, что они его не слушают, чтобы он ни говорил. Только с отдельными членами верхушки ему иногда удавалось находить взаимопонимание.

Бонапарт оказался в Египте — и это стало трагедией всего похода — в социальном вакууме. Он не встречал поддержки и не находил опоры в народе страны, он провел ряд смелых реформ антифеодального характера, но не приобрел сочувствия арабов. Он был стратегом, созданным революцией, мыслил ее категориями, и в то время в его планах социальным силам придавалось не меньшее значение, чем пушкам и числу штыков. Когда Наполеон рисовал увлекающую его картину великого похода на Восток и полного сокрушения могущества Британии, то он рассчитывал достичь этого грандиозного результата не со своей маленькой армией. Он надеялся, что его солдаты станут авангардом великой армии освобождения, в которую вольются восставшие арабы, индийцы, греки, персы. Он будет идти во главе непрерывно растущего многомиллионного войска поднявшихся за с вое освобождение народов, и в мире не найдется силы, которая могла бы их остановить.

«Европа — это кротовая нора! Здесь никогда не было таких великих владений и великих революций, как на Востоке, где живут 60 миллионов людей» — вот его мечты и надежды в Александрии. Александр Македонский — вот его кумир. Все разочарования ждали Наполеона впереди, а пока он был полон великих планов.

Битва у пирамид. 21 июля

После нескольких дней пребывания в Александрии, решив организационные вопросы, Бонапарт двинулся на юг, углубляясь в пустыню. Армия шла на Каир — второй крупнейший город Египта. Она состояла из пяти дивизий под командованием генералов Дезе, Ренье, Бона, Дюгуа и Виаля; резерва под командованием генерала Мюрата и двух бригад кавалерии. Всего 21 000 солдат и 42 пушки. Раненый при взятии Александрии генерал Клебер остался комендантом города с 9-тысячным гарнизоном.

На переходе войска страдали от отсутствия воды: население в панике покидало свои дома и, убегая, отравляло и загрязняло колодцы. Солдаты роптали, не понимая, зачем их забросили далеко от Франции сюда, где одни пустыни и нет никакой добычи. Между ними ходил слух, что вся экспедиция затеяна ради ученых, которые на каждой стоянке бросались осматривать и раскапывать какие-нибудь древние развалины. Главнокомандующий особо их опекал и в моменты опасности, когда налетали арабские всадники, давал команду: «Ослов и ученых на середину!»

Впрочем, пока мамлюки медленно отступали, изредка тревожа французов внезапными нападениями из засад, захватывая отставших от строя и затем на своих великолепных конях скрываясь от погони.

Каждый воин-мамлюк был вооружен четырьмя пистолетами и холодным оружием. Все они были прекрасными наездниками и искусными противниками в рукопашной схватке. Одиночный французский улан, как правило, проигрывал в сабельном бою такому воину. Но мамлюки не знали строя, военной дисциплины и не представляли себе возможностей регулярного войска. Они видели, что французская армия малочисленна, и Мурад-бей был уверен, что ему удастся легко разгромить завоевателей.

13 августа у Шебриза 8-тысячное конное войско мамлюков смело напало на французскую армию, но было отбито с жестоким уроном и к немалому изумлению самих нападавших. Это было настолько непонятно, что среди арабов распространилась версия, будто главный французский генерал — волшебник: все его солдаты связаны невидимыми нитями и могут мгновенно и одновременно поворачивать в нужную сторону, когда он дергает эти нити.

К 19 июля французская армия достигла Улем-Динара, местечка в 20 километрах от Каира в начале дельты Нила. В первый раз французы увидели на горизонте великие пирамиды. 20-го числа армия получила отдых, а затем ей был отдан приказ приготовиться к бою. Противник занял позицию на левом берегу Нила напротив Каира, между Эмбабой и пирамидами. Многочисленная кавалерия, пехота и артиллерия — вся эта масса людей не имела ничего общего с регулярной армией. Значительная флотилия, частью вооруженная, прикрывала их лагерь.

21 августа в 2 часа ночи французская армия снялась с бивака. На рассвете она встретила авангард мамлюков, который рассеялся после нескольких пушечных выстрелов. В 8 часов тысячи французских глоток испустили крик радости при виде 400 минаретов Каира. Теперь солдаты убедились, что существует в действительности большой город, не идущий ни в какое сравнение со всем тем, что они наблюдали со времен высадки. В 9 часов французы увидели боевые порядки противника.

Правый фланг, состоявший из 20 000 янычар, арабов и каирских ополченцев, находился в укрепленном лагере перед деревней Эмбаба, напротив Булака. Лагерь был вооружен 40 пушками. Центр составлял кавалерийский корпус из 12 000 мамлюков и прочих беев; все они имели при себе 3—4 пеших слуги, так что в линии находилось до 50 000 человек. Левый фланг из 8000 арабов-бедуинов примыкал к пирамидам. Вся боевая линия была протяженность 6 километров. Нил от Эмбабы до Булака едва вмещал флотилию из трехсот египетских судов. На правом берегу реки собралось практически все население Каира, чтобы наблюдать за решающей битвой.

Бонапарт, получив данные разведки своего штаба, мгновенно оценил ситуацию. Укрепленный лагерь противника был защищен наспех вырытыми траншеями, которые могли явиться некоторым препятствием для кавалерии, но их ценность в случае пехотной атаки равнялась нулю. В арабской пехоте было мало порядка, и она была неспособна действовать на равнине. Вся ее задача состояла в том, чтобы держать оборону за полевыми укреплениями. Приданные ей пушки устанавливались на морских лафетах, то есть являлись неподвижными и не могли маневрировать. Поэтому неприятельская пехота не представляла особой опасности, как и арабы на левом фланге. Следовало опасаться только корпуса мамлюков, поэтому главный удар французский главнокомандующий наметил в центре.