Санкт-Петербург – история в преданиях и легендах

Считается, что он происходит от бывшей здесь старинной деревни Паркола, название которой, в свою очередь, родилось от финского имени Парко. В то же время древняя легенда выводила название Парголово из финского слова «пергана» – черт. Рассказывали, что эта местность в старину была сплошь покрыта дремучим лесом, наводившим на жителей суеверный страх и порождавшим зловещие легенды. Между тем петербургская фольклорная традиция считает, что название это связано с Северной войной и основателем Петербурга Петром I. Поселок Парголово, как известно, делится на Первое, Второе и Третье Парголово, так как в свое время образовался путем естественного слияния трех старинных деревенек. По легенде деревни эти получили свое название оттого, что здесь трижды происходили жестокие сражения со шведами. Бились так, что ПАР из ГОЛОВ шел.

Но есть еще одно предание. Согласно ему, во время одного из сражений Петр якобы почувствовал себя плохо. У него так закружилась голова, что он не мог «мыслить и соображать». Тогда он собрал своих военачальников и признался: «У меня ПАР в ГОЛОВЕ». От этих слов и ведет-де Парголово свое непривычное для русского слуха название.

Недалеко от лесистого и холмистого Парголова возвышается заметный холм, с верхней точки которого хорошо просматривается Петербург. С давних времен место это зовется Поклонной горой. Попытки объяснить это название практически сводятся к двум допетербургским преданиям, связанным с обычаями, уходящими в глубокую древность. Согласно одному из них, древние обитатели этих мест карелы по традиции предков устраивали на возвышенных местах молельни и в праздничные дни приходили к ним поклониться языческим богам. Одна такая молельня находилась будто бы на Поклонной горе. Согласно другому преданию, название это своим возникновением обязано старому русскому обычаю при въезде в город и выезде из него класть земные поклоны. Чаще всего это делали на какой-нибудь горе, расположенной вблизи дороги. Но есть еще одно предание, согласно которому именно отсюда, с этой горы, побежденные шведы посылали своих послов на поклон к Петру I.

С началом освоения этих земель связаны еще две легенды. В одной рассказывается, что село Мурино, которое давно уже вошло в черту города, называлось так потому, что первые переселенцы привезены были сюда из Муринского уезда Московской губернии. А Красное Село, живописно раскинувшееся на холмах Ижорской возвышенности и всегда считавшееся красивым, то есть красным, по утверждению другой легенды, названо так по имени подмосковного Красного Села, крестьяне которого были переведены сюда Петром I якобы для «усиления русского элемента» в завоеванной им Ингерманландской области.

На бывшей Ириновской железной дороге, недалеко от станции Мельничный Ручей есть небольшая станция Дунай. Каким образом пришло это южное название в северные широты? Местные жители рассказывают, будто сам Петр I, проезжая однажды бескрайними северными болотами, воскликнул, глядя на непроходимые топи: «Это что еще за Дунай?»

Несмотря на кажущуюся ясность происхождения Гороховой улицы от фамилии русского купца, молва приписывает рождение этого названия другим обстоятельствам. Будто бы при Петре I в Петербурге обретался заезжий иноземец Гаррах, фамилию которого в народе переиначили в «Горох». А затем уж и улицу назвали Гороховой.

Сегодня мало кто догадывается, что Зеленина улица на Петроградской стороне никакого отношения к фамилии Зеленин не имеет. На самом деле это всего лишь искаженное название Зелейной улицы. Так она называлась в самом начале XVIII века, потому что вела к Пороховым заводам, переведенным в Петербург из Москвы Петром I. А порох в старину назывался зельем. Со временем появились Большая, Малая и Глухая Зеленины улицы. Не знакомые с этимологией этого названия чиновники благословили появление адресных табличек на улицах Б., М. и Г. Зеленина. Топонимическая комиссия при администрации Петербурга, говорят, не может отбиться от вопросов, чем же так отличились братья Борис, Михаил и Георгий Зеленины, что их именами назвали сразу три улицы.

Богата легендами и знаменитая Коломна – огромная городская территория, ограниченная Фонтанкой, Мойкой, Пряжкой и Крюковым каналом. Рассказывали, что первыми жителями и строителями этой части Петербурга были «работные люди», переведенные сюда из подмосковного села Коломенского. Будто бы они и назвали свою слободу Коломной. Другие говорили, что это иностранцы, селившиеся в первые годы Петербурга, как правило, обособленно, по национальному признаку, образовывали так называемые колонии. Одна из них находилась в районе Козьего болота. Постепенно иностранное слово «колония» превратилось в русскую Коломну. Третьи пересказывали предание о том, как архитектор Доменико Трезини, прорубая в болотистом лесу просеки для будущих улиц, называл их колоннами (columna), а уж местные жители превратили «колонны» в «коломны». Наконец, и Георги в своем «Описании столичного города Санкт-Петербурга» утверждает, что название это произошло от немецкого слова Kolonie, что значит «селение», так как здесь для адмиралтейских служителей построили деревянные дома.

Ко всем этим легендам можно добавить еще одну, рассказанную автору современным потомком Доменико Трезини. Как известно, верстовые столбы в Петербурге начинались не от главного почтамта, а от границы города. Такой столб в начале XVIII века стоял на берегу Мойки, бывшей в то время границей Петербурга. Столб был деревянным, и Доменико Трезини, проезжая каждый день на строительные работы, называл его по-итальянски Columna (межа, граница). За этой деревянной колонной начинался огромный болотистый район, планировкой и застройкой которого он занимался. Так в разговорах Трезини и называл этот район: «За колонной». Будто бы от этого его «За колонной» и повелось название Коломны.

Мы уже упоминали о заложенной Петром I в честь победы над шведами Юлианковской церкви. В народе это имя упростили и церковь стали называть Ульянковской, от чего многие выводили и название селения вокруг этой церкви. На самом деле название Ульянка ученые возводят к имени древней финской деревушки Уляла, которая согласно «Географическому чертежу Ижорской земли» находилась «в Дудергофском погосте, восточнее Стрелиной мызы», приблизительно на том месте, где расположена нынешняя Ульянка. Но есть и легенды. По одной из них, на обочине Петергофской дороги, на краю безымянной деревушки в несколько дворов, при Петре I некая Ульяна завела кабачок, пользовавшийся широкой популярностью у путешественников. Знатные вельможи и офицерская молодежь со всего Петербурга любили специально приезжать к этой Ульяне на уху. От этой легендарной Ульяны будто бы и пошло название известного района Петербурга. По другой, более традиционной легенде, Ульяна была первой бабой, которую встретил Петр I, проезжая однажды мимо деревни. «Кто ты, красавица?» – будто бы спросил царь. – «Ульяна», – ответила та, смутившись. – «Ну, значит, Ульянка!» – воскликнул Петр и приказал кучеру трогать.

Соратники и приближенные Петра I

В герои петербургского городского фольклора славной петровской поры попали немногие. Очень немногие. И не потому, что у основателя Петербурга было больше врагов и завистников, чем друзей и доброжелателей. Несмотря на широчайший размах деятельности Петра, по большому счету он был одинок. Но не потому петербургский фольклор начала XVIII века так беден героями. Просто в сознании современников, да и потомков тоже, Петербург возводил Петр. С ним связаны история основания и первые два десятилетия жизни города. В расчет не принимается даже тот факт, что Петр бывал в Петербурге не часто, наездами и надолго в нем не задерживался. Ведь именно его кипучая энергия, его неукротимый энтузиазм, его железная воля стали теми приводными ремнями, которые вращали гигантский механизм строительства новой столицы.

Тем не менее у царя были и верные помощники, и преданные любимцы, и умные единомышленники. О некоторых из них до сих пор слагаются легенды. В первую очередь, конечно, о Меншикове. Сын придворного конюха, ставший впоследствии светлейшим князем и генералиссимусом, обласканный Петром и им же не раз битый, Меншиков оставил значительный след в истории Петербурга. Он был его первым генерал-губернатором и фактически руководил строительством Петербурга в его первые годы. В этом качестве мы уже встречались с Данилычем, как ласково называл царь Александра Даниловича Меншикова.