Н.А. Львов. Очерки жизни. Венок новоторжских усадеб

Дом был деревянный, одноэтажный, на высоком фундаменте. Нам представляется возможным, что спустя лет двадцать, в конце века, создавая генеральный план усадьбы с парковыми и хозяйственными сооружениями, архитектор Н.А. Львов предложил несколько обновить, модернизировать дом: расширить его симметричными боковыми пристройками, украсить фронтоном с римско-дорическим портиком и, маскируя дерево, оштукатурить.

Пристроенные под прямым углом два крыла образовали парадный двор — курдонёр, к нему вела подъездная дорога из Торжка. [119] О перестройке дома в конце XVIII века свидетельствуют и найденные при обследовании обломки изразцов, изготовленных в разное время. [120] Обновленный дом уравновесил масштаб сооружаемых парковых и хозяйственных построек. С севера от дома были построены, возможно, по проекту Н. Львова, два корпуса хозяйственных служб, соединенные оранжереей. Вдоль восточного фасада дома до служебного корпуса, ограждая первую террасу парка, проходила подпорная стенка из камня-валуна, фрагментарно сохранившаяся и сегодня.

Усадебный парк и сад в конце XVIII — начале XIX вв., несомненно, представляли больший интерес, являлись визитной карточкой владельцев, признаками хорошего вкуса хозяина, на устроение их тратились огромные средства.

Одним из непременных парковых украшений того времени были искусственно созданные каскады прудов. В Василёве с южной стороны от дома, на Безымянном ручье, Львов спроектировал уникальную парковую водную систему, состоящую из террасных прудов. Вода прудов поддерживалась плотинами, которые украшались затейливыми гротами-каскадами и мостами. Особенно выразителен стометровый пятиарочный мост из камня-валуна, замыкающий систему каскадных прудов. Это непревзойденное инженерное сооружение, которому два века, можно назвать “каменной симфонией” Львова. Снаружи мост кажется полностью выполненным из камня-валуна, но за камнем находятся кирпичные стены и своды. [121] Стороны моста различны; фасад, обращенный к каскаду прудов, наделен богатой архитектурной пластикой арок, ниш, контрфорсов; сторона, обращенная к западу, к хозяйственному пруду, представляет собой глухую стену из камня-валуна. Это интереснейшее архитектурное сооружение гидропарка было многофункциональным: по нему проходила дорога из Торжка, в крайних нишах моста были устроены псарни, [122] а в средних арках располагались вольеры для лебедей и уток. Оформление вольеров оригинально: в большую арочную нишу из крупных валунов с замковым камнем архитектор вписывает три окна: верхнее — арочное, два других оконных проема отделены от входа своеобразными колоннами — вертикально поставленными валунами, капителями и базами которых являются камни. Перилами-ограждением моста также служат камни-валуны, между которыми натянуты кованые цепи.

Верхний пруд, самый большой, был хозяйственным, вода из него через центральную арку моста поступала во второй пруд, который замыкался первой плотиной. В ней был устроен грот, “своей красиво найденной аркой напоминающий римские античные мосты”. [123] Эта трехметровая арка из камня-валуна образовывала глубокую нишу. Войти в грот можно было с берега, по каменным ступенькам, через боковой проем. В прохладном гроте вы оказались бы перед радужной водной завесой. Средний пруд каскада завершался плотиной с небольшим гротом с аркой из разноцветного камня-валуна. По верху лотка были уложены камни разной величины. Потоки воды, проходя через них, создавали впечатление журчащего ручья. Через плотину сброс воды производился на террасу нижнего, самого маленького пруда, откуда вода выходила протокой, над которой был переброшен одноарочный валунный мост. Несколько валунов образовывали небольшой водопад, затем ручей спокойно впадал в Тверцу. Если смотреть на каскад со стороны реки, то видно увеличение объемов и усложнение архитектурных форм гидросооружений от небольшого одноарочного мостика к завершающему систему прудов пятиарочному мосту. [124]

На северном берегу второго каскадного пруда была беседка, главным фасадом обращенная к пруду. Называли ее “Храмом любви”, по форме: “полуциркульная, под аркой лоджия с двумя вписанными в нее тосканскими колоннами, держащими антаблемент...”. [125]

С южной стороны от нижнего пруда когда-то находись фонтаны. Исследователи обнаружили остатки деревянных труб напорного водопровода, идущего от верхнего пруда и массивную, выдолбленную из гранита чашу фонтана. [126] В архиве потомков последних владельцев Василёва сохранилась фотография фонтана нижнего пруда с каменной скамьей.

Планировка Василёвского парка, заложенная в основном Н. Львовым, сохранилась частично. Парковый партер с южной и северной сторон был обрамлен рядом скульптур и вазонов, которые сходились к дому под углом, что зрительно удлиняло перспективу со стороны реки. В нижней части партера находились два парковых сооружения: Красная башня (с севера), одна стена которой была выполнена в виде арок, и Белая башня (с юга), кубическое основание которой переходило в цилиндр — архитектурной формой она напоминала арпачёвскую колокольню в миниатюре. [127]

Барский дом прожил век. Во второй пол. XIX в. дом сгорел, тогда перестроенный восточный хозяйственный корпус стал барскими покоями. В те годы владельцем Василёва был старший сын Сергея Дмитриевича — Дмитрий. Он в 1826 г. закончил с серебряной медалью Благородный пансион Московского университета, где обучался искусствам и языкам. Служил в Департаменте внешней торговли. [128]

Во времена своей молодости Дмитрий Львов был нередким гостем в семье Олениных в Петербурге и на даче в Приютине. [129] В 1828 году в своем дневнике Анна Алексеевна Оленина неоднократно вспоминает “ленивого, но сентиментального” кузена Львова, который читал барышням стихи и, как верный рыцарь, готов был исполнить любую просьбу.

Наверное, трудно было не исполнить любое желание Аннет... Он остался холостяком, много путешествовал, подолгу жил в Париже и мало интересовался ведением хозяйства. Так и остался сентиментальным чудаком: собирал раковины и кораллы, любил читать французские романы. “Любимым занятием было вырезание из белой бумаги тончайших ажурных рисунков, наклеивание их на черный фон, что в рамке под стеклом давало очень приятные декоративные украшения...”, — таким запомнила его внучатая племянница. [130] И трудно было представить ей, что этот старый и одинокий человек в “неизменно теплом красном жилете, нюхающий табак и вытирающий нос красным клетчатым платком”, он всегда “один в маленьком щарабане” приезжал навестить сестру в их дом на Ямской в Торжке, слыл когда-то щеголем. Именно таким запечатлел его Александр Брюллов: в модном костюме, вьющиеся кудри напомажены и модно уложены... При первом взгляде на портреты очевидно сходство — Дмитрий был очень похож на отца, Сергея Дмитриевича.