Стальной век: Социальная история советского общества

Воспользовавшись началом открытой гражданской войны, большеви­стское правительство перешло к решительному и широкому огосударст­влению всех сторон общественной жизни. Проводимая им политика полу­чила название «военного коммунизма», хотя в действительности имела мало общего с идеями социального, экономического и политического ра­венства между людьми.

«Военный коммунизм» вводился как меры чрезвычайные, необходи­мые для концентрации усилий ради достижения победы. «Нужно, однако, признать, - оговаривался Троцкий, - что, по первоначальному замыслу, он преследовал более широкие цели. Советское правительство надеялось и стремилось непосредственно развить методы регламентации в систему планового хозяйства в области распределения, так и в сфере производства. Другими словами: от «военного коммунизма» оно рассчитывало посте­пенно... перейти к подлинному коммунизму» [76]. Точнее, к государственно­му «социализму».

28 июня 1918 г. Совнарком принял декрет о национализации крупной промышленности. До осени 1918 г. в руки государства безвозмездно пе­решли 9542 крупных и отчасти средних предприятия. Осенью власть кон­фисковала частные железные дороги. С лета 1919 г. темпы огосударствле­ния промышленности были еще больше ускорены; национализацию рас­пространили не только на средние, но и на значительную часть мелких предприятий. Наконец, согласно постановлению ВСНХ от 29 ноября 1920 г., в государственную собственность переходили мелкие предприятия с чис­лом работников свыше 5 (при наличии двигателя) и свыше 10 (при его отсутствии).

На национализированных фабриках, заводах и заведениях не сущест­вовало никакого производственного самоуправления; управление про­мышленностью было строжайшим образом централизовано в руках вер­ховного экономического органа - ВСНХ и его отраслевых органов - глав­ных комитетов (главков). Предприятия получали полуфабрикаты и сырье по нарядам главка и всю продукцию сдавали государственным органам. Вся система имела крайне сложный и громоздкий вид. К лету 1920 г. суще­ствовали 49 главков, разделенных на 4 группы. Первые управляли крупной национализированной промышленностью (Главруда, Главтекстиль, Глав­торф и др.). Вторые руководили национализированными предприятиями и регулировали работу кустарной и кооперативной промышленности (Глав­кожа, Главодежда, Главкрахмал и др.). На третьи было возложено управле­ние несколькими отраслями индустрии (например, добычей и переработ­кой) или предприятиями смешанного производства (к примеру, металличе­ского и химического). Четвертые учитывали и распределяли произведенную продукцию (Главтоп, Центрохладобойня). Подобным образом осуществля­лось также управление транспортом, сельским хозяйством, строительством и заготовками. Руководство фабрик и заводов назначалось сверху. Вначале предприятия подчинялись своему главку, а тот - непосредственно Прези­диуму ВСНХ. Затем были созданы еще дополнительные, промежуточные звенья: групповые объединения предприятий (тресты, кусты) и местные аппараты главков (областные и районные правления). Вся система «глав- кизма» стремительно оформилась в огромную бюрократическую машину. На 9-м съезде большевистской партии в марте 1920 г. было признано, что индустрия превратилась «...в ряд могущественных вертикальных объеди­нений, хозяйственно изолированных друг от друга и только по верхушке связанных Высшим советом народного хозяйства» [77].

Легко заметить, что «военно-коммунистическая» структура управления экономикой была заимствована у модели «военного социализма», сложив­шегося в кайзеровской Германии, с характерными для нее принудительным отраслевым трестированием и жестким государственным руководством. Не случайно «творец» немецкой хозяйственной политики, крупный промыш­ленник В.Ратенау с энтузиазмом приветствовал действия большевиков: «Все­общая экономическая анархия привела к войне. Преодолеть ее последствия и предотвратить развязывание новой можно только, если послевоенная экономика будет строиться на основе всеобщего планирования..., - заявил он в феврале 1919 г. мюнхенскому экономисту Э.Никишу. - Это идея буду­щего, и жаль, что не германский, а русский народ стал ее пионером». В то же время он призывал большевистскую «автократию» еще решительнее огосударствлять общественную жизнь и оформлять ее в виде «органиче­ских структур». В конструктивные способности масс Ратенау, как и боль­шевики, не верил. «Возврата к старому капиталистическому порядку не будет. Социальные отношения будут разрушены, но рабочий класс спосо­бен только к разрушению, созидательная работа - дело ума; только под руководством аристократии духа рабочий класс сможет создать новое об­щество», - говорил он большевику К.Радеку в ноябре 1919 г. [78]

Конечно, большевики, считавшие необходимыми куда более мас­штабные и форсированные усилия по централизации и модернизации эко­номики страны, пошли гораздо дальше, чем проводники политики немец­кого «военного социализма», которые не предполагали полностью огосу­дарствлять собственность. «Войной и разрухой все страны вынуждены идти от монополистического капитализма к государственно-монополисти­ческому капитализму. Таково объективное положение, - писал Ленин в октябре 1917 г. - Но в обстановке революции... государственно-монопо­листический капитализм непосредственно переходит в социализм» [79] (ра­зумеется, государственный социализм). Не случайно, что частным пред­принимателям, готовым сотрудничать с новой системой, в ней отводилось важное место - специалистов, техников и управленцев. Они должны были по-прежнему управлять наемными работниками, но уже... в интересах всего общества. Еще до Октября 1917 г. в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» Ленин настаивал: «Недостаточно «убрать вон» капиталистов, надо (убрав вон негодных, безнадежных «сопротивленцев») поставить их на новую государственную службу», «заставить рабо­тать в новых организационно-государственных рамках» [80]. И в условиях «военного коммунизма» это положение нашло широкое применение. Не­малое число предпринимателей было (как, например, отец Троцкого) на­значено директорами национализированных заводов. Русский «профессор, добравшийся осенью 1919 г. из Москвы до занятого колчаковцами Омска, сообщил, что во главе многих центров и главков сидят бывшие предпри­ниматели, ответственные государственные служащие и управляющие де­лами, и неподготовленный посетитель этих центров и главков, лично зна­комый с бывшим коммерческим и промышленным миром, будет удивлен, увидев бывших владельцев крупных кожевенных фабрик, которые сидят в

Главкоже, крупных мануфактурщиков - в центральной текстильной орга­низации и т.п.», - отмечал видный британский историк Э.Карр [81].

Меньшевистский экономист С.Загорский констатировал, что рабочие и профсоюзные представители играют в назначенных сверху фабричных дирекциях и отраслевых управлениях все меньшую роль; преобладают специалисты и техники [82]. «Переход всех частных предприятий в руки го­сударства привел... к тому, что на службу советскому государству были привлечены прежние руководители этих предприятий, во многих случаях и прежние собственники. Вся административная сторона деятельности этих предприятий находится в руках многих из прежних предпринимате­лей или, во всяком случае, прежних представителей буржуазных классов. Объединение предприятий в форме принудительного государственного трестирования и синдицирования не устраняет прежних навыков, методов деятельности, психологии старых руководителей этих предприятий. Прин­ципы частного хозяйства продолжают господствовать в области промыш­ленности» [83]. Фабзавкомы были лишены каких-либо административных полномочий.