Загадка XIV века

Короли примирились, но все старые вопросы — оспариваемые границы и территории, феодальные присяги и репарации, Гиень и Кале — остались неразрешенными, и злость Глостера никуда не делась. Французы считали, что все почести, развлечения, золотые и серебряные дары, которые они обрушили на герцога из желания смягчить его антагонизм, были потрачены впустую. Он принял дары, но оставался все так же холоден, суров и скрытен. «Мы напрасно мечем бисер пред этим герцогом Глостером, — сказал герцог Бургундский своему советнику, — покуда он жив, мира между Францией и Англией не будет. Он всегда придумает новую каверзу — лишь бы вызвать ненависть и вражду между нашими странами». Дело было не только в Глостере, который через год скончался. Сам герцог Бургундский, погрязший в братоубийственной борьбе с герцогом Орлеанским, нес не меньшую ответственность. Нескончаемая война породила между странами пропасть, слишком глубокую, чтобы ее можно было легко преодолеть. В Англии Ричард и Ланкастер были единственными искренними приверженцами профранцузской политики, и оба умерли через три года после заключения французского брака. Враждебность к Франции не утихла. Не прошло и двадцати лет после примирения, как Генрих V призвал своих соратников на войну: «Что ж, снова ринемся, друзья, в пролом».

ГЛАВА 26

НИКОПОЛЬ

Пятьдесят лет европейцы почти не обращали внимания на далекую и уверенную поступь турок на Востоке и на жалобные стоны угнетенных, сопровождавшие это безжалостное продвижение. Турки-оттоманы стали последней и самой длительной, как оказалось, волной кочевников-воинов, которые в XI–XIII веках хлынули из восточных степей и заполонили Малую Азию, как до них готы и гунны, одолевшие Рим. Поначалу оттоманы, будучи вассалами турок-сельджуков, обосновались на берегу Черного моря в Анатолии и охраняли границы владений сельджуков. Когда после нашествия Чингисхана и его последователей империя сельджуков развалилась, опытная и воинственная армия вождя Османа (Оттомана) в 1300 году объявила независимость от сельджуков и новое царство поднялось на руинах своих предшественников. Через 25 лет с жесткой энергией народа, находившегося на взлете, оттоманы покорили основные города и большие дороги Анатолии и захватили узкий пролив, отделяющий Азию от Европы.

На другом берегу пролива, на европейской стороне, стоял Константинополь — столица территории, оставшейся от Византии. Этот восточный реликт древней Римской империи постепенно приходил в упадок с тех самых пор, как восемьсот лет назад Рим сдался древним варварам. Европейская часть империи была жалким остатком прежнего величия, ее морское и торговое превосходство перешло к Генуе и Венеции, и ослабляли ее те же процессы, что и на Западе, — чума, экономические неурядицы, религиозные раздоры, восстания ремесленников. Сербы и болгары, создавшие собственные королевства, совершали набеги с запада, а мелкие народности и племена угрожали с Эгейского моря. В провинциях царил беспорядок, военная сила зависела от наемников, верховная власть постоянно оспаривалась кровавыми междоусобицами вокруг трона. Все это и позволило оттоманам беспрепятственно войти в Европу.

Междоусобицы начались из-за притязаний Иоанна Кантакузина — как главу правительства его называли «великий доместик»: он был регентом Иоанна V Палеолога, малолетнего наследника трона. В 1341 году Кантакузин объявил себя соправителем Палеолога, а на самом деле — настоящим императором Иоанном VI. В последующие годы гражданской войны он удерживал власть, покупая услуги храбрых и дисциплинированных оттоманских сил. Когда в 1345 году султан Орхан по приглашению Кантакузина переправился через Геллеспонт, это, по выражению Гиббона, стало «последним фатальным ударом» в долгом падении древней Римской империи.

Преемник Орхана, Мурад I вторгся на европейскую территорию и захватил полуостров Галлиполи — ворота к Геллеспонту. Через сто лет турки возьмут и сам Константинополь, но Кантакузин, как и другие великие исторические актеры, не предвидел последствий своих действий. Для укрепления сотрудничества с новыми союзниками он выдал дочь за Орхана. Церемония, прошедшая по мусульманскому обряду, выстроила мост через пропасть, разделявшую христиан и неверных. Через несколько лет некогда «великий доместик» вынужден был подать в отставку, стал монахом и в уединении начал писать историю времени, в которое сам же и внес такую сумятицу.

Неискоренимые разногласия в Константинополе дали возможность туркам воспользоваться доступом в Галлиполи. После ухода Кантакузина на трон взошел его прежний подопечный, Иоанн Палеолог. Так получилось, что Иоанна VI сменил Иоанн V; с самого начала его правления возобновились ожесточенные семейные распри — в следующие тридцать пять лет сыновья и внук, дядя и племянник в различных комбинациях заключали в тюрьму, пытали и смещали один другого.

Пока Палеологи занимались самоуничтожением, турки через Галлиполи проникли в византийские и болгарские владения. В 1365 году Мурад взял Адрианополь и углубился в Европу на сто двадцать миль. В 1371 году на реке Марица в Болгарии он сокрушил объединенную армию сербов и болгар. С тех пор стали вассалами султана болгарские бояре и Иоанн V, сохранивший часть своей империи. В 1389 году еще одна армия, состоявшая из сербов, румын и их северных соседей молдаван, попыталась преградить путь туркам, однако Мурад разбил противника в решающей битве при Косово, и это сражение похоронило независимость сербов. Царь сербов и его окружение погибли, а царевич вынужден был стать вассалом султана. Самого Мурада после сражения убил умирающий серб. Притворившись, будто хочет открыть секрет султану, он ударил того в живот мечом, когда Мурад, прислушиваясь, склонился над ним. Султан, однако, оставил своему преемнику Баязиду самую сильную власть в регионе. За тридцать пять лет с момента перехода через Босфор турки захватили территорию восточных Балкан до самого Дуная и теперь стояли у границ Венгрии.

Отсутствие единства среди врагов стало главным фактором успеха турок. С тех пор как крестоносцы-католики вторглись на восточные территории, Константинополь испытывал горькое недоверие к Западу. Старый раскол христианства, разделивший римских католиков и греческих православных, вызывал нескончаемые споры из-за мелких различий ритуала, и чем незначительнее они были, тем сильнее разгоралась злоба. В результате раскола балканские народы стали врагами. Болгария, Валахия (тогдашнее название Румынии) и большая часть Сербии принадлежали греческой церкви в противоположность Венгрии, относившейся к латинской церкви. Венгрию осуждали за это и за то, что она пыталась политически давить на соседей. Воевода Валахии Мирча сражался при Косово против турок, но из-за застарелой вражды не желал объединиться с Венгрией против общего врага. То же самое можно было сказать и о сербах, поскольку они признали султана своим владыкой. Политика Мурада была такова: нейтрализовать правителей Балкан, заставив соблюдать вассальную верность. Поскольку этим государствам недоставало единства и поскольку они представляли собой всего лишь разрозненные страны с полуавтономными правителями, то с каждой из них можно было разобраться по отдельности. Один за другим болгарский, боснийский, сербский и валахский лидеры клялись в вассальной верности, лишь бы избежать непрекращающихся турецких набегов. На завоеванных землях Мурад делил территории на феоды, раздавал их своим приспешникам, и те оседали в Европе. Половина турецкой армии в Косово уже имела земли на другой стороне Босфора.

Баязид активно продолжал политику своих предшественников. Избранный султаном на поле боя при Косово, он начал с удушения своего брата тетивой — обычная турецкая мера предосторожности, — после чего немедленно взялся сотрясать византийский престол, пособив Иоанну VII свергнуть его деда. Когда Иоанна в свою очередь сбросил с трона его дядя Мануэль II, Баязид осадил Константинополь, и блокада продолжалась семь лет. Тем временем Баязид расширил свою власть в Болгарии, вторгся в Македонию и Аттику, разрушил Боснию и Хорватию. Говорят, он взял там больше пленников, чем осталось жителей этих стран. Он был смел, предприимчив, не сходил с седла, «готов был пролить кровь врагов и не жалел крови своих солдат». Его гвардия — гази, то есть «оружие Аллаха» — яростно боролась с неверными. Турецкое слово ghazi означает «меч Бога», очищающий землю от грязного многобожия, то есть от христианской Троицы.