Возмездие

В тот же день вечером к нему на квартиру бросился Григорий Петровский (старый масон высокой степени). Он спешил потребовать от предателя вразумительных объяснений. По его словам, он застал партийного товарища угарно пьяным и в слезах. Малиновский рвал на себе рубаху и умолял ничему не верить. Он объявил, что едет к Ленину.

Обыкновенно провалившиеся провокаторы, страшась расплаты за предательство, стараются забиться в какую-либо щель, сменить фамилию, затаиться. Совсем не так повёл себя Малиновский. Получив в охранке не только наградные, но и отпускные, он нахально заявился к Ленину в Поронино. Рассказывая, Малиновский снова плакал, возмущался, порою даже взвизгивал. Его успокаивали, как умели и могли. Ни Ленин, ни тем более Крупская не поверили в его паскудство. Предатель был обласкан, обнадёжен. Ленин немедленно сел писать статью в его защиту.

Статья получилась гневной, по-ленински яростной. Вождь партии приказывал «не пачкать имени своего товарища».

В истрёпанном, зачитанном до дыр номере «Правды» за 25 мая напечатано коллективное письмо за подписями Ленина, Зиновьева и Ганецкого. Авторы клеймят «грязных клеветников» и решительно объявляют: «Мы абсолютно уверены в политической честности Малиновского». Затем состоялось заседание партийного суда чести. Судьи: Ленин, Зиновьев, Ганецкий. Вердикт выносится категорический: к столбу позора гнусных клеветников-черносотенцев!

В начале войны Малиновский вроде бы добровольцем отправляется на фронт. Вскоре пронесся слух, что он убит. И снова Ленин берётся за перо. Появляется прочувствованный некролог. Скорбь Вождя безмерна. Однако тут же открывается, что Малиновский находится в плену. Живёт он в лагере военнопленных и активно настраивает солдат на поражение в войне. Говорит он зажигательно, к нему тянутся, его жадно слушают. Он куда-то часто уезжает, снова приезжает, привозит вороха газет, журналов, листовок. С лагерным начальством он запанибрата. Вольный режим в лагере вроде бы позволял ему регулярно встречаться с Лениным и Крупской.

Партийная карьера Малиновского совершалась на глазах старых большевиков-подпольщиков. Все они поражались упорству, с каким Ленин продолжал защищать разоблачённого провокатора. За месяц до царского отречения, 31 января 1917 года, Вождь вновь выступил в защиту Малиновского, напечатав о его деятельности восторженную статью.

Что скрывалось за этим непостижимым уму упорством? Слепая вера? Но Ленин совершенно не таков. Обаяние Малиновского? Как раз обаянием-то провокатор не блистал… скорей — наоборот. Как и Азеф, он производил отталкивающее впечатление.

Так что же всё-таки?

Почему Вождь партии, словно соревнуясь с генералами охранки, не только постоянно покрывал, но и настойчиво протаскивал заведомого негодяя к вершинам партийного руководства?

В предательстве своего любимца Ленин убедился лишь в немецком вагоне, пересекая Германию и направляясь в Швецию. В Берлине, невзирая на запрет, Карл Радек выскочил к газетному киоску и принёс изнемогавшим от неизвестности товарищам целый ворох изданий на разных языках. Газеты наперебой обсасывали потаённые отчёты Малиновского, найденные в архивах охранного отделения (не всё, оказывается, сгорело). Провокатор, рассказывая о Пражской конференции, не скупился на язвительные характеристики «вождей». Ленин, прочитав, прикрыл глаза и еле слышно прошептал: «Расстрелять мало!»

Малиновский после разоблачения, как и Азеф, отправился в Германию. Там он прожил всю войну.

Что его заставило вернуться на место своих гнусных преступлений? На что он надеялся? Ведь возвращался провокатор явно на расстрел.

И всё-таки вернулся!

Кто-то заставил, принудил? Но… кто? И — зачем? С какою целью?

Само собой напрашивалось сравнение с прошлогодней историей, когда линию фронта перешёл прапорщик Ермоленко, объявил себя шпионом и признался, что направлен для связи с Лениным. Тогда газеты взвыли о немецком золоте большевиков и о запломбированном вагоне. Ленину пришлось спасаться от ареста в шалаше на станции Разлив.

Что же последует за появлением негодяя Малиновского?

Уже через три дня после своей ошеломившей многих явки, 5 ноября, Малиновский был предан суду Революционного трибунала. Обвинителем выступал Крыленко. Свидетелями были вызваны двое: Елена Розмирович (теперь она находилась замужем за Крыленко) и Виссарионов, крупный чиновник охранного отделения, не сумевший скрыться и ожидавший неминуемого расстрела на Лубянке.

Обстоятельства закрытого суда остались известны лишь узкому кругу людей и никогда не предавались гласности.

Иосиф Виссарионович узнал о них от своего верного Товстухи.

Весь долгий день, пока работал трибунал, в небольшом сумрачном зале находился Ленин. Он сидел в отстранении, был бледен и не поднимал головы. Перед ним лежала стопа бумаги, но он ничего не записывал, а лишь чертил какие-то фигуры. Вопросов ему не задавали, сам он слова так и не попросил. Малиновский, отчаянно защищаясь, часто, слишком часто называл имя Ленина, но в его сторону ни разу не взглянул.

Допрос свидетельницы Розмирович прошёл комом. Крыленко, чувствуя неловкость, не донимал свою жену детальными расспросами. Зато он отыгрался на Виссарионове.

Опытный секретчик, практически работавший с целым легионом провокаторов в различных политических партиях, Виссарионов отвечал неторопливо, обстоятельно, сохраняя достоинство человека, владеющего всеми секретами своего очень трудного и важного, хотя и неприглядного ремесла.

В поле зрения охранки Малиновский попал в 1907 году. Мелкий уголовник, он третий раз попался на краже со взломом. Вербовке он поддался без малейшего сопротивления. Ему присвоили агентурную кличку Портной. Однако в платёжной полицейской ведомости он расписывался ещё одним псевдонимом: Икс.

— Портной приносил мне всю свою переписку, — рассказывал Виссарионов. — Там были письма Ленина, Крупской, Зиновьева. Много было документов: разработанные планы, подготовленные речи. Большой интерес представляли сообщения о том, кто из подпольщиков и куда выезжает. Это облегчало агентурное наблюдение.

Благодаря тому, что провокатору удалось стать самым близким человеком в ленинской семье, охранка быстро наладила «полный параллелизм» в деятельности партии большевиков и Департамента полиции. Виссарионов заявил, что «внезапно обнаружилось совпадение всего: и средств, и целей».

С этих пор Ленин волей или неволей оказался в положении «бычка на верёвочке».

— Наш Портной вёл свою работу в партии отнюдь не по Ленину. Нет, нет! Он вёл её под руководством моим и его превосходительства Белецкого. Я имею в виду — в основном. А в общем-то весь «правдизм», как мы тогда говорили, руководился полностью из нашего департамента.

Одним из серьёзных партийных поручений Малиновскому было «поставить» (организовать) подпольную типографию в Финляндии. Он взялся за дело горячо и вскоре выполнил задание. Однако никто из его товарищей по партии не знал, что и помещение, и станок, и шрифты для типографии дал… генерал Белецкий.

Подлая деятельность Малиновского представала в самом отвратительном виде. При этом постоянно называлось имя Ленина. Мало-помалу стало создаваться впечатление, что судят вовсе не провокатора, а разбирают вину Вождя, чьё многолетнее слепое покровительство позволило мерзавцу хозяйничать в недрах партии на протяжении столь долгих лет.

Крыленко задал вопрос:

— Благодаря Малиновскому были арестованы многие наши товарищи. Но разве сам Ленин охранное отделение не интересовал? Я имею в виду… в смысле личной безопасности… ну и прочего.

— Понял, — солидно кивнул Виссарионов. — Всё дело в том, что существовал специальный циркуляр…

— Чей, чей же циркуляр?

— Департамента полиции. Он был нам объявлен под расписку о неразглашении. Боюсь за память, но это было… было… в общем, военные действия уже начались.

— То есть в начале войны?

— Да. Именно так. Циркуляром категорически запрещалось подвергать Ленина аресту. Больше того, чины полиции обязывались оказывать ему всяческое содействие [13].