Полководцы Первой Мировой. Русская армия в лицах

Из срочно наведенных справок Колчак узнал, что телеграммы Николаю II с предложением отречься от престола уже выслали Николай Николаевич, все другие главнокомандующие фронтами и новый командующий Балтийским флотом Непенин.

Колчак оказался в весьма затруднительном положении. Послать подобную телеграмму своему бывшему монаршему покровителю за все то доброе, что он ему сделал, было бы черной неблагодарностью. В то же время стать в оппозицию к членам нового правительства было бы крайне неразумно и рискованно. Отказавшись от отправки телеграммы непосредственно Николаю, Колчак в то же время известил Алексеева, что предложение всех командующих «принял безоговорочно».

4 марта командующий Черноморским флотом был вызван к прямому проводу. Передавалась шифровка из Морского генерального штаба. В начале короткий текст перемежался с цифрами шифра, потом открытым текстом сообщалось: «Второго марта государь отрекся в пользу Михаила Александровича за себя и за наследника…» Передача неожиданно прервалась. Опасаясь, что случайный обрыв провода могут истолковать на флоте как попытку командующего скрыть от народа факт отречения царя, Колчак, не ожидая восстановления связи с Морским генштабом, приказал готовить офицеров и команды к принятию присяги на верность новому императору Михаилу II. Но через некоторое время неисправность на линии устранили, и из продолженной передачи из Петрограда выяснилось, что от престола отказался и Михаил Александрович. В конце передачи, под которой стояла подпись начальника штаба адмирала Капниста, говорилось, что манифесты будут объявлены сегодня, 4 марта.

Получив телеграмму о переходе власти в Петрограде к Временному комитету, Колчак приказал до выяснения положения прекратить всякое сношение Крыма с остальной Россией. Он считал довести войну до победного конца «самым главным и самым важным делом, стоящим выше всего, – образа правления и политических соображений». Александр Васильевич писал тогда: «Занятия, подготовка и оперативные работы ничем не были нарушены, и обычный режим не прерывался ни на час. Мне говорили, что офицеры, команды, рабочие и население города доверяют мне безусловно, и это доверие определило полное сохранение власти моей как командующего, спокойствие и отсутствие каких-либо эксцессов. Не берусь судить, насколько это справедливо, хотя определенные факты говорят, что флот и рабочие мне верят».

8 марта командующий Черноморским флотом отправил в Петроград телеграмму: «Экстренно. Военная Генмор Балтийскому флоту. Сорганизованные офицеры в полном составе все солдаты гарнизонов матросы Черноморского флота и ратники морского ополчения во главе с командующим флотом достигнув братского единодушия призывают вас во имя блага и светлого будущего нашей дорогой обновленной родины к полному сплочению для скорейшей победы над дерзким врагом шлем своих избранных делегатов офицеров, солдат и матросов в Петроград приветствовать новое правительство и обновленный строй. Колчак».

На «Приказ № 1» Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов Колчак отреагировал созывом морского собрания и выступлением на нем с речью. Он призвал офицеров «сплотиться с командой» и напрячь усилия для успешного завершения войны. Было предложено организовать на кораблях комитеты из офицеров и матросов для поддержания дисциплины и боеспособности. Учрежденный в те дни ЦИК Совета депутатов был подчинен командующему флотом. «Десять дней, – писал адмирал, – я занимался политикой и чувствую к ней глубокое отвращение, ибо моя политика – повеление власти, которая может повелевать мною. Но ее не было в эти дни, и мне пришлось заниматься политикой и руководить дезорганизованной истеричной толпой, чтобы привести ее в нормальное состояние и подавить инстинкты к первобытной анархии».

Телеграмма Колчака о признании и приветствии Временного правительства всем личным составом Черноморского флота и севастопольского гарнизона была восторженно воспринята военным и особенно морским командованием. В то время, когда на Балтийском флоте продолжались бурные революционные выступления матросов, солдат и рабочих портов, эта телеграмма оказала неоценимую поддержку властям. Впоследствии на допросе Колчак не без гордости заявил, что первым признал Временное правительство. И надо добавить к этому, что идею поддержки нового буржуазного правительства он сумел внушить матросским, солдатским и рабочим массам на Крымском побережье. За счет этого ему удалось сохранить порядок на кораблях, в частях, на заводах, в мастерских, жилых кварталах Севастополя, Николаева, Одессы и других приморских населенных пунктах, избежать серьезных нарушений воинской дисциплины и разных эксцессов. Он первым добился и принятия личным составом флота присяги новому правительству. Слова присяги Александр Васильевич произнес перед строем свободных от вахт и дежурств офицеров своего флагманского корабля.

В первые три недели после свержения царского режима матросы-черноморцы, солдаты и рабочие проявили лояльность по отношению к командующему и почти беспрекословно выполняли приказы и распоряжения не только его, но и своих непосредственных командиров. Этому способствовали высокий личный авторитет Колчака, а главное, надежная и крепкая опора и поддержка его со стороны эсеро-меньшевистского руководства Совета и комитетов. Представители соглашательских партий, разделявшие взгляды Колчака вести войну «до победного конца», усиленно распространяли в массах идеи революционного оборончества. И надо сказать, они достигли желаемого для себя результата: флот, армейские приморские части и население Крыма в первые месяцы 1917 года почти полностью находились под эсеро-меньшевистским влиянием.

Современники так описывают один из колоссальных митингов, на который в полдень 18 апреля 1917 года собрались несколько тысяч матросов. В цирке, где играл оркестр, заседал президиум Совета рабочих и солдатских депутатов. Раздался звук колокольчика, и председатель Конторович отчетливо произнес:

– Слово принадлежит командующему флотом товарищу адмиралу Колчаку…

Настала мертвая тишина, и когда во весь свой рост поднялся, опираясь на барьер ложи, адмирал Колчак, то цирк разразился неистовыми аплодисментами, и не скоро адмирал смог начать свою речь. В своей красиво построенной речи, понятным и простым языком, адмирал нарисовал картину развала армии, нарисовал то печальное и позорное будущее, что ожидает страну при поражении, объяснил вековые тяготения России к Константинополю и те последствия, что принесет его завоевание. Он сказал, что благодаря своей сознательности, во всей России только Черноморский флот сохранил свою мощь, свой дух, веру в революцию и преданность родине. И теперь – долг флота из своей среды выделить тех, кто сумеет увлечь за собой армию на те подвиги, что «сказкой казарменной стали».

Бесконечные аплодисменты раздались в ответ на слова адмирала. Был такой подъем, такой взрыв искреннего патриотизма, что снова поверилось в русский народ, снова казалось, что не все потеряно. Тогда родилась «Черноморская делегация», которая в числе нескольких сот матросов, морских и сухопутных офицеров увлекла за собой полки на галицийском фронте и в большинстве погибла во главе этих полков.

Стабилизировавшаяся внутриполитическая обстановка на Юге позволила командованию Черноморского флота проверить готовность его отразить нападение врага и продолжить подготовку Босфорской операции. Обеспокоенный немецкими передачами, в которых сообщалось о политической борьбе, раздиравшей Балтийский флот, и о возможной в связи с этим попытке немцев внезапно напасть на русские морские силы, Колчак организовал демонстрационный выход части флота в море. Проследовав к Босфору, русские моряки не обнаружили никаких признаков активных действий противника и, удовлетворенные спокойной обстановкой на море, вернулись в Севастополь. Блокаду Босфора продолжали поддерживать эсминцы и подводные лодки.

Босфорскую операцию предполагалось проводить с частями Румынского фронта. О ней или, вернее, о важности турецких проливов для России говорилось много, и не только частными лицами. На собрании делегатов армии, флота и рабочих в Севастополе 24 апреля 1917 года по этому поводу была принята следующая резолюция: «Демократия всего мира должна поручиться и гарантировать договором, что проливы будут свободны всегда». Съезд Союза офицеров при Ставке 17 мая вынес другое решение. Единственными гарантиями этой свободы съезд считал «или всеобщее разоружение или… военный контроль России над проливами».