Сталин. История и личность

Все это он сжато суммировал в речи перед хозяйственниками в феврале 1931 г., подчеркнув в заключение, что Россия, чтобы отстоять свою независимость, должна за десять лет ликвидировать свою пятидесятилетнюю — столетнюю отсталость от передовых стран. В этом высказывании не только слышны патриотические нотки, но и нашел отражение внутренний мир оратора. И было бы не меньшей ошибкой воспринимать это заявление как риторический экспромт, не подготовленный годами и годами раздумий об уроках прошлого для настоящего и будущего России. Отождествляя себя с Россией как с национальным государством, считая себя преемником ее первых царей и одновременно Ленина, Сталин усматривал сходство нынешнего положения страны с прошлым, когда она находилась во враждебном кольце татар, шведов, поляков и других внешних врагов. Благодаря этому реакция нации, имевшая место в прошлом и выразившаяся в процессе государственного строительства, казалась ему в высшей степени поучительной и очень сходной с настоящим моментом.

На пути и коллективизации ^ ^ л ' -

Мысль об отсталости России и ее изоляции в опасном мире читается между строк сталинского предупреждения в 1925 г. о том, что Советское государство должно спешно создавать вооруженные силы, чтобы «быть готовым ко всему». Поэтому неудивительно, что в том же году Сталин начал сравнивать внутреннее положение страны с кануном Октября. В развитии революции наступил переломный момент, сходный с 1917 г., писал он в статье в «Правде» 7 ноября 1925 г., и, как и тогда, сейчас нужна «ленинская твердость», с тем чтобы новый строй взял верх над капиталистическими элементами в экономике.

Но почему же вновь потребовалась «ленинская твердость»? Сталин об этом прямо не сказал, он даже сделал жест в сторону правых, упомянув о необходимости прочного союза со средним слоем крестьянства. Однако тут же заметил, что «простое развитие кооперации в деревне теперь уже недостаточно. Теперь задача состоит в том, чтобы вовлечь миллионные массы крестьянства в кооперацию и насадить кооперативную собственность в деревне о. Это означало создание производственных коллективов в отличие от потребительских и кредитных кооперативов, которые имели в виду правые. Это означало коллективизацию крестьянских наделов и собственности. Подобные коренные перемены в укладе деревенской жизни в нэповской России могли быть осуществлены не иначе как путем преодоления неизбежного сопротивления крестьян. То, что Сталин думал именно так, показывает его выступление на заседании Исполкома Коминтерна в 1926 г.: «Построить социализм в СССР — это значит преодолеть в ходе борьбы своими собственными силами нашу, советскую, буржуазию»²⁴. Под «нашей, советской, буржуазией» он подразумевал в первую очередь крестьянство, особенно его средний и зажиточный слой. Борьба за коллективизацию крестьянства в качестве основы ускоренной, ориентированной на войну индустриализации формулировалась Сталиным как гигантская государственная задача на ближайшее будущее.

На его размышления по этому жизненно важному вопросу оказала влияние вышедшая в начале 1925 г. книга Юрия Ларина «Советская деревня». Ее автор, один из деятелей партии, описал сельскую Россию, в которой уже господствующее в экономике меньшинство зажиточных крестьян и кулаков угрожало захватить политический контроль, в то время как озлобленная крестьянская беднота начинала подумывать о новой крестьянской революции (подобной «второй революции» 1918 г., писал Ларин, когда сразу после ликвидации помещиков в 1917 г. поднялась волна раскулачивания). Далеко не одобряя такого развития событий, Ларин утверждал, что оно может и должно быть предотвращено пролетарским государством, вступившим в союз с крестьянской беднотой, с тем чтобы создать для ее же блага производственные коллективы (колхозы) в отличие от кооперативов, за которые выступали середняки²⁵.

Бухарин обрушился на сценарий Ларина, назвав его отходом от ленинского плана строительства кооперативного социализма с опорой на середняка в качестве «центральной фигуры» в деревне. Колхоз не есть столбовая дорога к социализму в деревне, утверждал Бухарин, а «вторая революция» Ларина означает ошибочные методы классовой борьбы «в форме вышибания зубов»²⁶. Ларин отверг обвинение в том, что он вынашивает «дьявольский замысел» второй революции. Да, когда придет время, через пятнадцать или двадцать лет, государство экспроприирует частные землевладения, так же как экспроприирует декретом принадлежащие нэпманам фабрики. К тому времени, однако, оно станет настолько сильным, что не будет нужды пугать кулаков призраком второй революции — «никаких “вторых революций” в нашей стране нам больше не понадобится»²⁷

С другой стороны, Ларин нашел благодарного читателя в Сталине, который в своей речи на XIV съезде партии в декабре 1925 г. упомянул о «Советской деревне», показав знание текста. Более того, хотя в то время он и находился в тактическом союзе с правыми, Сталин уважительно отозвался о Ларине и лишь «до некоторой степени» отмежевался от плана «второй революции» против засилья кулаков²⁸. Но если Ларин не вынашивал замысла второй революции, то Сталин, напротив, имел такие замыслы и ждать пятнадцать-двадцать лет не собирался. Он продемонстрировал это, как мы отмечали выше, характеризуя ситуацию в стране в 1925-1926 гг. как прелюдию к Октябрю в строительстве социализма. Слово «Октябрь», как никакое другое, безошибочно символизировало в умах большевиков революцию.

Большевики, читавшие зловещие заявления Сталина о сходстве между кануном «первого» Октября и нынешней ситуацией в стране, похоже, не уловили их подлинного смысла и последствий. Для очень многих оставалось непонятным, что он имел в виду на самом деле, когда в туманных и двусмысленных заявлениях представлял строительство социализма как классовую войну против внутренней буржуазии, — войну, которая надвигалась быстрыми темпами.

Сталин не мог не знать, что его сценарий коллективизации шел вразрез со страстным призывом Ленина не пытаться осуществить стремительный и бурный переход к социализму жесткими революционными методами. Ибо то, что он задумал, было революцией именно в том смысле, который Ленин придавал этому термину, когда в статье «О значении золота...» (1921) определял революцию как «такое преобразование, которое ломает старое в самом основном и коренном».

Его Ленин, тот, с которым он все еще себя отождествлял, которому старался подражать и которого стремился превзойти, был не поздний Ленин-рефор-матор (да еще тот самый, который хотел отстранить Сталина от власти). Его Ленин был великим политиком и теоретиком революции, героем 1917 г., несгибаемым приверженцем революционного террора и применения сверху принудительных мер государственной власти в непрекращающейся классовой борьбе против все еще многочисленных и крайне опасных врагов революции. Чтобы утвердить себя таким Лениным, Сталин должен вести Советское государство к строительству социализма революционным путем.

-Ф-'

Новый Петр г>1. «

Поскольку Сталин считал себя одновременно и большевистским революционным вождем, и русским национальным государственным деятелем, он мог отождествлять себя с героями русской истории, не переставая быть — в своих мыслях — вторым, только более великим, Лениным. Сейчас, в середине 20-х годов, этот невысокий человек со склонностью к историческим аналогиям и стремлением стать великим нашел предшественника, которому он пытался подражать и которого хотел превзойти, — революционера сверху, Петра Великого.

Каковы же были источники его знаний о Петре? Как отмечалось выше, Ленин, относившийся к царизму и царям с крайним отвращением и ненавистью, лишь однажды отозвался о Петре положительно. Он говорил, что России нужно овладеть германской техникой диктаторскими методами «в еще большей степени, чем Петр ускорил овладение западным образом жизни варварской Русью, не пугаясь варварских методов борьбы с варварством». Сталин, несомненно, знал это высказывание Ленина и, должно быть, читал некоторые соответствующие отрывки из Покровского. Но в то время как ленинский Петр отнюдь не был героем, а у Покровского представал вызывающим презрение, среди русских марксистов Петр все же имел почитателя — Георгия Плеханова. Плеханов дал положительную оценку деятельности Петра по осуществлению революции сверху в небольшой работе «Основные вопросы марксизма», которую, несмотря на тяготение автора к меньшевистскому крылу партии, с вниманием и уважением встретили русские марксисты, в том числе, несомненно, и Сталин, во времена ее первой публикации в 1908 г. В ней преобразования в России при Петре описывались в качестве примера того, как аккумуляция малых перемен в истории в итоге ведет (согласно диалектике) к качественным изменениям, к «революционному скачку».