Партизанский дневник

Стало тихо, и никто не топал ногами, и не аплодировал, и не свистел. И парень с гитарой растерялся и недоуменно поглядел на джаз, и те грохнули во всю силу легких, и на сцену выскочила "итальянская звездочка" и начала раздеваться, а Джим Раффи, вернувшийся на отдых из Вьетнама, выпил свою порцию виски и осторожно огляделся по сторонам.

"Итальянская звездочка" исполняла свой многозначительный танец, а я вспоминал тот вечер в горах Вьетнама, когда был низкий туман, и американцы поэтому не бомбили, и бойцы собрались на концерт самодеятельности. На полянку в джунглях, которая служила сценой, вышел молодой солдатик, загримированный под старика, с седой бородой. Закрыв глаза, он выставил вперед правую ногу, обутую в рваную сандалию, откашлялся и начал декламировать мелодично и нежно, то напевая какие-то строки, то произнося целые фразы рублено и точно.

- Что он читает? - спросил я.

- Отрывок из "Старика и моря" Хемингуэя.

Я посмотрел на лица солдат; они, замерев, слушали своего товарища, который колокольчато читал прозу "Папы", как свою, вьетнамскую поэзию.

...Запутавшись в одинаково красивых улицах и одинаково уютных особнячках актеров, продюсеров, монтажеров и операторов, я все-таки выбрался к центру города. Возле маленького открытого кафе "Горячие цыплята первых пионеров Запада", высвеченного мертвенно-голубоватым светом неона, стояла открытая машина, и седой человек в серой майке уплетал "горячую собаку" - жареную сосиску в булке, а вокруг него толпились повара в желтых курточках и с галстуками скаутов. Лицо этого человека было разительно знакомо - этакий штампованный герой вестерна: тяжелые морщины на бронзовом лице, сильные руки, ослепительная фарфоровозубая улыбка.

Он кивнул на меня и сказал поварам:

- Покормите этого хиппи. Они хотя и "добровольные отверженные", все же ужасно прожорливы.

- Я не хиппи, - ответил я (о проклятие бороды!).

- О'кэй, -сказал он, - а кто же тогда вы?

- Я из Советского Союза.

- Ю ар вэлком, - сказал он, - добро пожаловать. - И распахнул дверь машины. - Садитесь, я покажу вам наш Голливуд ночью.

Я не ошибся: Эд действительно снимался в сотнях ковбойских фильмов. Нет, он не звезда, его имя не выбито на мемориальных тротуарах. Он обыкновенный актер, каких здесь сотни.

- Пиф-паф, прыжок с крыши, я это временами делаю в "Юниверсал Сити" для тех, кто приезжает на фабрику кино с экскурсией. И, конечно, лошади, погони и "скупая мужская слеза" крупным планом в ххэппи энд" (счастливом конце). В современных картинах? Вы хотите опросить про Вьетнам, когда говорите о современных лентах? Это грязное дело, мы в нем не хотим участвовать.

На вьетнамскую авантюру вашингтонских "бешеных" за все пять лет войны Голливуд со скрежетом и смущением откликнулся безвкусным боевиком "Зеленые береты". В Нью-Йорке я был в кинотеатре на Бродвее, где демонстрировался этот фильм, - он шел при пустом зале, я насчитал двенадцать человек там, где можно было вместить тысячу.

"Юниверсал Сити" - громадный комбинат кино- и телепроизводства, где стоят построенные навечно декорации: римские катакомбы, улочки Парижа, уголки Пекина, развалины поверженного Берлина. Но там нет декораций, связанных с вьетнамской войной Вашингтона. Я разговаривал с актерами и продюсерами: в портфеле Голливуда нет сценариев в защиту преступлений, творимых "бешеными" в джунглях маленькой азиатской страны.

"Значит, - думал я, - дух прогрессивного Голливуда жив и сейчас. Того Голливуда, который был первым посажен на скамью подсудимых в страшные годы реакции, когда безумствовал Джозеф Маккарти со своей Комиссией по расследованию. Значит, серьезные художники Голливуда чувствуют свою ответственность перед человечеством за то, что творит официальный Вашингтон в небе Ханоя и на земле Лаоса. Честного художника можно заставить покинуть родину, как это сделали с Чарли Чаплином в пятидесятых, художника можно довести до самоубийства, как это стало с Мэрилин Монро; одного нельзя сделать с художником, исповедующим правду, - заставить его творить против совести.

Ночи так и не было - летние сумерки сменились голубым рассветом. Вырисовывались контуры желтых гор, окружающих Лос-Анджелес. Громадные пальмы уходили в седое, низкое небо. Красивый город, построенный за столетие руками американских тружеников и фантазией талантливых инженеров, наконец тревожно уснул.. Портье, протянувший мне ключ, заученно улыбнулся, продолжая слушать последние известия: утро Лос-Анджелеса начиналось с сообщений из Вьетнама и Лаоса.

(Весной 1974 года народ Лаоса победит, - бомбежки закончатся, будет создано коалиционное правительство и принц Суфанувонг станет одним из его лидеров.)

1958 - 1973