Заветы Ильича. «Сим победиши»
Заветы Ильича. «Сим победиши» читать книгу онлайн
Автор этой книги Владлен Терентьевич Логинов — советский и российский историк, специалист по истории Октябрьской революции и Гражданской войны, кино драматург.
Книга посвящена последнему периоду жизни и деятельности В.И. Ленина - от окончания Гражданской войны в России до ленинского «завещания». Нередко авторы, пишет В.Т. Логинов, повествующие о тех или иных исторических личностях, спешат поведать миру не то, о чем думали эти личности, что они писали, говорили и делали, не о том, при каких обстоятельствах это происходило и каков был общий контекст истории, а о том, что они, авторы, думают по этому поводу.
В.Т. Логинов поставил перед собой иную задачу: «Донести до читателя то, что делал, говорил, писал, о чем размышлял Ленин в эти трудные годы. Отсюда и обилие цитат, что, конечно, утяжеляет повествование, но гораздо лучше, если читатель, размышляя над ленинскими текстами, сам придет к каким-то выводам, нежели впихивать ему нечто переваренное в чужой голове».
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Впрочем, и «обратная волна» имела свои пределы. Историю невозможно повернуть вспять. «Реакция, начавшаяся еще до Наполеона…, — отметил в свое время Н.Г. Чернышевский, — не сумела искоренить ни революционной тенденции, ни даже законов, ею произведенных в краткий период шести лет от 1789 до 1795…»1 Бурбоны после реставрации могли сколько угодно переименовывать улицы, площади и календари, возвращать дворцы и титулы, а вот новые земельные отношения в деревне, новые правовые нормы, зафиксированные «Кодексом Наполеона», отменить было уже невозможно.
В России ждать тихого и уютного «термидора» не приходилось. Ибо после столь ожесточенной гражданской войны контрреволюционные силы мечтали лишь о мести и реванше. Этой возможности лишал их НЭП.
Виктор Серж, работавший в те годы в аппарате Коминтерна, пишет: «В эти черные дни Ленин сказал одному из моих друзей о НЭПе буквально следующее: “Это Термидор. Но мы не дадим себя гильотинировать. Мы совершим Термидор сами!”» 110 111
Надо полагать, Серж говорит о беседе Ленина с Жаком Саду-лем летом 1921 года, излагая достаточно вольно слова Владимира Ильича. В воспоминаниях самого Садуля фраза Ленина звучала так: русские «рабочие-якобинцы более проницательны, более тверды, чем [французские] буржуазные якобинцы, и имели мужество и мудрость сами себя термидоризировать» 112.
Никаких иллюзий относительно того, что российский пролетариат только собственными силами сможет вытащить страну из кризиса, у Ленина не было. В том, что касается налаживания производства и его рациональной организации, — это дело у капиталистов, несомненно, получалось гораздо лучше.
Так, может быть, правы были политические оппоненты Ленина, предлагавшие признать наконец, что революция оказалась буржуазной, вернуть российскую экономику буржуазии, уповая на то, что капиталистическое предпринимательство и «стихия рынка» поднимут страну и поставят все на свое место. Однако и такого рода иллюзиями Владимир Ильич не страдал.
Начавшаяся эпоха империализма и в особенности Первая мировая война убедительно показали, какими гигантскими возможностями обладает «государственный капитализм», т. е. регулирование экономической жизни страны ее политической надстройкой.
К аналогичному выводу пришел и крупнейший английский экономист Джон Мейнард Кейнс. Не случайно он искал встречи с Лениным и предлагал ему выступить со статьей в солидном британском издании 113. Но если Кейнс использовал это знание для того, чтобы с помощью экономического регулирования укрепить капиталистическую систему, то для Ленина этот вывод открывал совершенно иные перспективы.
Владимир Ильич был убежден (и последующий опыт XX века подтвердил это), что в слабо- и среднеразвитых странах, с огромным преобладанием мелкобуржуазных слоев населения, только государство способно разработать наиболее рациональную промышленную политику, в которой общенациональные интересы будут преобладать над частными.
А во-вторых, только государство сможет обеспечить необходимый объем инвестиций и организовать для реализации крупномасштабных экономических проектов эффективное использование материальных и людских ресурсов, не давая возможности «стихии рынка» распылить их на потребу дня. Иными словами, как говорили много лет спустя во время реформ Эрхарда в Западной Германии, только активизации роли государства способна «защитить рынок от него самого».
Для многих вполне интеллигентных людей — особенно тех, кто в юности баловался чтением Маркса, — само сочетание таких понятий, как «пролетарское государство» и «государственный капитализм» являлось, как нынче говорят, оксимороном, т. е. нелепицей. Об этом Ленин упомянул на X съезде РКП(б).
«В Москве, — говорил он, — есть целый слой интеллигент-ски-бюрократический, который пытается создавать “общественное мнение”. Он [этот слой — ВЛ.] начал потешаться: “Вот так коммунизм вышел! Вроде того, как человек, у которого внизу костыли, а вместо лица сплошная перевязка, и от коммунизма остается загадочная картинка”. Этого рода шуточку я достаточно слыхал…
Россия из войны вышла в таком положении, что ее состояние больше всего похоже на состояние человека, которого избили до полусмерти: семь лет колотили ее, и тут, дай бог, с костылями двигаться! Вот мы в каком положении! Тут думать, что мы можем вылезать без костылей, — значит ничего не понимать… и отделываться теми или иными остротами».
И если есть возможность использовать в качестве костылей какие-то капиталистические методы хозяйствования и самих капиталистов, то мы можем «и миллиардами поступиться из наших необъятных богатств, из наших богатых источников сырья, лишь бы получить помощь крупного передового капитализма…
Удержать же пролетарскую власть в стране неслыханно разоренной, с гигантским преобладанием крестьянства, так же разоренного, без помощи капитала, — за которую, конечно, он сдерет сотенные проценты, — нельзя. Это надо понять»1.
Среди коммунистов тоже было немало таких, кто, пройдя школу «красногвардейской атаки на капитал», был искренне убежден в том, что какие бы прилагательные не лепили к слову «капитализм», он все равно остается капитализмом, никак не совместимым с борьбой за коммунизм. И с началом НЭПа (как, впрочем, ив 1918 году) Ленину постоянно приходилось терпеливо разъяснять смысл новой политики.
«Безусловно, свобода торговли, — говорил Владимир Ильич 5 июля 1921 года на III Конгрессе Коминтерна, — означает свободу капитализма… Это значит, что мы, до известной степени, заново создаем капитализм. Мы делаем это совершенно открыто».
Но важно понять главное, что мы создаем не просто капитализм, а «новую его форму… Это — государственный капитализм. Но государственный капитализм в обществе, в котором власть принадлежит капиталу, и государственный капитализм в пролетарском государстве — это два различных понятия».
Разница состоит в том, что в капиталистическом государстве госкапитализм контролируется государством «на пользу буржуазии и против пролетариата. В пролетарском государстве то же самое делается на пользу рабочего класса, с целью устоять против все еще сильной буржуазии и бороться против нее».
Не затрагивая политических институтов, без денационализации, требуя лишь строжайшего соблюдения советских законов и условий концессий, мы, — продолжал Ленин, — передаем капиталистам рудники, леса, нефтяные источники, сдаем в аренду предприятия, «чтобы получить от них продукты промышленности, машины и т. д. и таким образом восстановить нашу собственную промышленность.
…Мы должны заплатить за нашу отсталость, за нашу слабость, за то, чему мы сейчас учимся, чему должны учиться. Кто хочет учиться, должен платить за учение». Да, это «дань капитализму. Но мы выигрываем время, а выиграть время — значит выиграть все…» 114 115
То, что шаг за шагом необходимо восстанавливать и развивать прежние сохранившиеся индустриальные центры — это было несомненно. То, что для этого необходимо заимствовать у Запада передовую технику и технологию — это тоже было очевидно. Но не только это.
Владимир Ильич полагал, что «не следует оставаться в пределах вполне обычного для капиталистической техники, что следовало бы сделать шаг дальше»1. Иными словами, он ставил вопрос не просто о восстановлении народного хозяйства и даже, как это принято считать, не о «догоняющем» варианте (т. е. повторяющем ту же траекторию движения), а об обгоняющем пути развития России 116 117.
