Беглый огонь! Записки немецкого артиллериста 1940-1945

Один или два раза в неделю после возвращения с полигона лейтенант, отвечавший за нашу боевую подготовку, объявлял: «Сейчас пять часов. Через пятнадцать минут вы оказываетесь за пределами нашего формирования в чистой форме». Переодевшись в чистую форму, мы устало направлялись на учебный плац, располагавшийся в сосновом лесу позади казарм.

В целом мои усилия показать себя с лучшей стороны и получить высокие оценки по боевой подготовке оказались успешными, однако мне тяжело давалось лазание по деревьям.

Даже после того как наш унтер рявкал на нас: «Быстро на дерево!», я быстро забирался лишь на высоту трех метров. Даже если мне и удавалось вскарабкаться выше, лезть дальше я не мог. На мое везение, я преуспевал в другом — умел хорошо окапываться или ползать, прижимаясь к земле под колючей проволокой.

Как только началась наша учеба, я познакомился с двумя призывниками, Вилли Шютте и Вилли Зауке, которые и в будущем остались моими лучшими товарищами. Особенно я сблизился с Вилли Шютте, с которым часто играл в карты, когда выпадала свободная минута. Это был прекрасный парень из небольшого городка Блекеде. Хотя рост его был невелик, всего метр семьдесят, он отличался крепким телосложением и большой силой. Он обладал спокойным характером, но подобно мне всегда был готов устроить какой-нибудь розыгрыш. В конечном итоге его назначили в один из артиллерийских расчетов нашей части. Питались мы в столовой. Еда была сытная, но мы никогда точно не знали, что едим или пьем. По утрам солдат каждого из взводов отправлялся в столовую за большим бачком кофе. Если кто-то из новобранцев допускал провинность, то взводный командир заставлял его носить кофе всю неделю.

Один из солдат нашего взвода как-то раз был вынужден две недели подряд выполнять эту малоприятную обязанность. Когда ему сказали, что наказание отменяется, он с довольным видом ответил: «Отлично, теперь мне больше не придется мочиться в бачок с кофе». Несмотря на то что в других взводах эту шутку сочли забавной, солдаты моего взвода еще долго обсуждали, что же такое они пили эти две недели.

В другом случае один обер-лейтенант нашего полка привел в казарму лошадь, поднявшись с ней вверх по лестнице. Скорее всего, он был при этом изрядно пьян и, я нисколько в этом не сомневаюсь, пожелал продемонстрировать нам свое прусское аристократическое происхождение. Позднее мы столкнулись с другим типом прусского офицера в лице первого командира нашей роты.

Поскольку мы были новобранцами, нам разрешалось всего пару часов провести в увольнительной в воскресенье вечером. Иногда я навещал дядю и тетю Шторков и моего брата Германа, и мы ужинали вместе. Однако большую часть свободного времени я проводил в обществе Аннелизы. Еще до начала войны мы иногда ходили на танцы или в кино. Чаще всего мы просто гуляли или сидели на скамейке в парке и болтали. К тому времени мы уже вовсю целовались, но Аннелиза всегда боялась, что в эти минуты нас могут увидеть посторонние.

Однажды, провожая ее домой, я настолько увлекся разговором, что потерял счет времени. Далекий звук горна напомнил мне, что остаются считаные минуты до вечерней десятичасовой переклички. Быстро поцеловав Аннелизу, я как безумный помчался со всех ног в казарму. Наверное, я никогда в жизни не бегал так быстро. Запыхавшись и смертельно устав, я прибежал на построение вовремя.

В другом случае, получив увольнительную, я находился у себя дома в Пюггене и опоздал на поезд, на котором намеревался вернуться из Зальцведеля в Люнебург. Не видя иного выхода, я поймал такси, чтобы добраться на нем в казарму до десяти вечера. Поездка, длившаяся около часа, обошлась мне в кругленькую сумму, однако я успел вовремя и благополучно избежал наказания.

Офицеры и унтер-офицеры во время учебного курса новобранцев установили очень жесткий режим, но я не переживал по этому поводу, потому что мне нравилась строгая дисциплина, дух товарищества, приключения и аскетический казарменный быт. В конце учебного курса, в январе 1940 года, мое чувство удовлетворения и гордости было очень велико, особенно если учесть тот факт, что я получил признание как отличник боевой подготовки.

9 января 1940 года — 9 мая 1940 года

Сразу по окончании подготовки в тренировочном лагере нас перевезли на запад, в Дельменхорст, находившийся на расстоянии 150 километров от Люнебурга, на базу 154-го пехотного полка и 58-й пехотной дивизии. По прибытии мы сразу же влились в состав 154-го пехотного полка, который только что завершил боевую учебную подготовку под руководством опытных унтер-офицерских кадров из 22-й пехотной дивизии.

Поскольку в разных армиях мира существует разная структура подразделений, возможно, будет целесообразно вспомнить о численности личного состава и структуре вермахта образца 1940 года. Отделение — самое мелкое воинское формирование — состояло из 10 солдат. Взвод состоял из четырех отделений. В пехотной роте насчитывалось примерно 180 человек, однако отдельные роты имели большее количество солдат. Четыре роты образовывали батальон. В каждом полку насчитывалось три батальона и две специализированных роты.

Пехотная дивизия состояла из трех пехотных полков, артиллерийского полка, противотанкового дивизиона, разведывательного батальона, штаба и частей поддержки, общей численностью 17 тысяч человек. Выше дивизионного уровня находились корпус, армия и группы армий, сильно разнившиеся по численности и структуре.

После того как 5 февраля в Дельменхорсте завершилось формирование нового 154-го пехотного полка, мы отправились на юг, преодолев расстояние в 400 километров, и оказались в тренировочном лагере в Ордруфе в гористом, поросшем лесами районе Тюрингии. По прибытии туда наш полк слили с только что прошедшими боевую подготовку солдатами 209-го и 220-го пехотных полков и артиллерийским полком и образовали 58-ю пехотную дивизию.

Через две недели наши полки разделили на роты. Получив назначение во взвод связи 13-й стрелковой роты 154-го пехотного полка, я вошел в состав самой многочисленной из 14 рот полка, насчитывавшей 300 человек. В нашем взводе связи было 25 солдат, которые все до единого прошли обучение в тренировочном лагере в Люнебурге. Если не считать тех солдат нашего взвода, которые непосредственно занимались перевозкой оборудования и уходом за лошадьми, нас было 15 человек, в чью задачу входило прокладывание линий связи и при необходимости выполнение роли вестовых.

Две короткоствольные 150-мм гаубицы и шесть короткоствольных 75-мм гаубиц 13-й роты должны были устанавливаться на расстоянии километра от линии фронта и при боевых действиях поддерживать пехотный полк легким артиллерийским огнем. В отличие от нас артиллерийский полк дивизии имел дальнобойные орудия, которые размещались в нескольких километрах за линией фронта и вели обстрел тылов противника.

Тогда как 13-я рота была вооружена гаубицами, а 14-я имела противотанковые орудия, остальные двенадцать рот, образовывавшие три батальона нашего полка, были регулярными пехотными частями со стрелковым оружием, пулеметами и мелкокалиберными минометами. В то время как двенадцать регулярных пехотных рот главным образом подчинялись командирам своего батальона, 13-я и 14-я роты действовали независимо и подчинялись напрямую командиру полка по причине своего специфического назначения.

Когда были сформированы наш и новые полки, вермахт демобилизовал ветеранов Первой мировой войны, призванных в качестве пополнения в ряды 58-й пехотной дивизии, которая находилась на французской границе во время нашей учебной подготовки. Демобилизация ветеранов также высвободила руководящий кадровый состав из старой регулярной армии, часть которого попала в нашу роту, хотя в целом их число не превышало двадцать процентов.

Вскоре после того как в Ордруфе окончательно была сформирована наша рота, нам представили начальство — офицера по имени Роберт Рейнке, а также командиров взводов. Рейнке был ветераном войны, ему уже пошел шестой десяток. В самом начале своей службы в кавалерии он получил звание риттмейстера, или капитана. Он был опытным наездником и даже возглавлял немецкую команду по конному поло на Берлинских Олимпийских играх 1936 года.