Киевская Русь

Очень интересна терминология правонарушений по отношению к различным объектам: бортную межу можно "перетнуть", ролей-ную "разорать", дворную "перетынить". Не буду останавливаться на смысле этого разнообразия и точности в терминах. Я хочу лишь еще раз подчеркнуть, что важнейший документ середины XI в., фиксирующий общественные отношения на данном этапе их развития, совершенно точно и определенно указывает на наличие пашенных полей, принадлежащих отдельным владельцам, разграниченных межами, за нарушение которых взыскивается самый высокий штраф после штрафа за убийства. Выше приведенные факты жалованных и купчих грамот находят себе подтверждение обобщающего характера. Участки с установившимися межами, к тому же рассматриваемые параллельно с дворами, едва ли могут быть участками выжженного под пашню леса.

"Орать" в только что цитированных документах, повидимому,, обозначало вспахивать землю не в смысле простого разрыхления земли после сожжения на ней леса. В этом смысле мы имеем, как будто, довольно точное разъяснение этого термина в Лаврентьев-ской летописи. Древнерусский проповедник, желая прославить в. кн. Владимира I, так изображает нам процесс подготовки земли: "якоже бо се некто землю разореть, другьщ же насееть, ини же пожинають и ядять пищу бескудну, тако и сь: отец бо его Воло-димер землю взора и умягчи, рекше крещением просветив; сь же насея книжными словесы, сердца верных людии, а мы пожинаем, ученье приемлюще книжное".6 О сжигании леса ни звука.

1 Грамота кн. Изяслава Мстиславича 1148 г. Изв. Акад. Наук по Отд. русск. яз. и слов., т. VIII, стр. 354.

2 Купчая Антония Римлянина, до 1147 г, Хрестоматия М. Ф. Владимирского-Буданова, вып. 1.

3 С. Н. Валк. Начальная история древнерусского частного акта Вспомогат. ист. дисц., сб. статей, стр. 285-318, 1937.

4 Изв. Акад. Наук по Отд. русск. яз. и слов., т. V-III. стр. 354.

5 Там же.

6 Лаврентьевская летопись под 1037 г.

Совсем не похоже на то, что нам изображает "Калевала". Когда ее герой Вейнемейнен собирался заняться земледелием, то с этой, целью предварительно

"На горах он сеет сосны,

На холмах он сеет ели,

Сеет он по рвам березы...

Высоко растут деревья..."

Затем, когда

"Увидал он рост деревьев

Их побегов рост веселый...

Старый верный Вейнемейнен

Тут топор устроил острый,

Вырубать леса принялся,

Побросал он их на поле,

Порубил он все деревья...

И огонь орел доставил,

Высек он ударом пламя.

Ветер с севера примчался,

И другой летит с востока;

Превращает рощи в золу..."

Только тогда

"Он идет засеять землю,

Он идет рассыпать семя..."

В итоге всей его работы

"Затемнели там колосья,

Поднялись высоко стебли

Из земли, из мягкой почвы,

Вейнемейнена трудами..." 1

Очень интересно сравнить в этом отношении русские былины. Тут мы подсеку видим редко. Микула Селянинович пашет сохой.

"Как орет в поле оратай посвистывает,

Сошка у оратая поскрипывает,

Омешки по камешкам почиркивают...

А бороздочки он да пометывает,

А пенье-коренье вывертывает,

А большие-то каменья в борозду валит.

У оратая кобылка соловая,

Гужики у нее шелковыя,

Сошка у оратая кленовая,

Омешики на сошке булатнии,

Присошечек у сошки серебряный,

А рогачик-то у сошки красна золота".

Исследователь этой былины о времени ее составления пишет: "Судя по обстановке, в которой встречаются князь и пахарь, тип самого Микулы и само сказание должны быть признаны в основе довольно ранними: это время старого строя Руси, когда существовало еще "полюдье",2 о котором, действительно, много говорится в былине. Нужно подчеркнуть и место действия в былине. Это типичный северный пейзаж, повидимому, новгородский с его почвой, насыщенной валунами.

Илья Муромец на своей родине в селе Карачарове после своего чудесного исцеления помогал своим родителям в крестьянской работе. В некоторых вариантах этой былины говорится, что Илья помог им корчевать лес под пашню. Но есть вариант и иной, указывающий на подсечную систему земледелия:

"Пошел Илья ко родителю, ко батюшке

На тую на работу, на крестьянскую.

Очистить надо пал от дубья-колодья;

Он дубье-колодье все повырубил..."3

"Пал" - это выжженный участок леса под посев. "Дубье-колодье" - это остатки леса, не успевшие сгореть: их надо удалить из земли.

Но этот вариант былины с упоминанием "пала" можно понимать и иначе. С благодарностью принимаю замечание Ю. М. Соколова о том, что вариант этот позднего происхождения (XVII-XVIII вв.) и что в нем видны северные и более поздние наслоения. На севере "пал" как остаток старинного способа земледелия был известен и в начале XX в.

Стало быть, память о подсеке, несомненно, жила, а в некоторых районах восточной Европы в X в. и подлинная подсека еще практиковалась, что и подтверждается нашим археологическим материалом. Но все же характерно, что в Поволховье Микула Селянинович самым настоящим образом пашет без всякой подсеки, и что П. Н. Третьяков в своем исследовании верхнего Поволжья уже для VIII в. подсеки не нашел.

Весь былинный эпос говорит, во всяком случае, о стране, где пашенное земледелие - господствующее занятие населения.

Никакой подсеки не видим мы и в проповеди Кирилла, епископа Туровского (XII в.). Он рисует картину пахоты, несомненно, с натуры: "ныне ратаи слова, словесныя оуньця к духовному ярьму проводяще и крестное рало в мысленых браздах погружающе и бразду покаяния прочертающе, семя духовное всыплюще, надежами будущих благ веселится".4 Здесь тоже полное отрицание подсеки. Не видим мы ее и в известном описании битвы в "Слове о полку Иго-реве", где битва дана в земледельческих образах. В прославлении кн. Владимира совершенно отчетливо различаются, даже нарочито подчеркиваются, два момента обработки поля - вспашка и бо-роньба, две стадии в подготовке земли к посеву, что гораздо более характерно для пашенного земледелия, чем для подсеки. Поэтому более осторожным будет в выше приведенных документах трактовать и термины "поле" и "ораница" тоже в смысле пашенного земледелия, а не подсечного. Смерд в знаменитой речи Владимира Мономаха имеет небольшой индивидуальный участок земли, который он и обрабатывает своей лошадью: "Дивно мы, дружино, оже лошади кто жалуеть, ею же ореть кто, а сего чему не рассмотрите, оже начнеть смерд орати..." "Не веремя ныне погубити смерды от рольи... хощеть погубити смерды и ролью смердом... оже на весну начнеть смерд тот орати лошадью тою..." Это тоже не подсека.

Во вкладной грамоте Варлаама Хутынского конца XII в. упоминаются различные виды земельных хозяйственно эксплоатируе-мых угодий. "Се вдале Варлааме святому Спасу землю и огород, и ловища рыбная и гоголиная, и пожни... Се другое село на Сву-дици... вдале св. Спасу и ниви и пожни и ловища и еже в немь..." 5 Очевидно, оба села находились по технике ведения в них хозяйства в одинаковом положении, но в перечне их деталей допущено некоторое разнообразие терминологии: то, что во второй деревне называется нивой, в первой именуется землей, но, несомненно, и в том, и в другом случае разумеется постоянно возделываемое поле.

Епископ Владимирский Серапион в одной из своих проповедей, желая изобразить ужасы татарского нашествия и связанного с ним опустошения страны, между прочим, говорит: "села наши лядиною поростоша". Стало быть, до татарского погрома здесь были настоящие пашенные поля. Лядина - это бедствие, итог татарского разорения, а не обычное явление, неизбежное при господстве подсечной системы земледелия.

Приблизительно то же мы имеем и для более раннего времени: в 1093 г., после войны, "нивы поростоше, зверем жилища быша"

Между письменными памятниками и вещественными - по этому вопросу нет принципиального расхождения. С IX-X вв. мы можем смело говорить о ведущей роли пашенного земледелия даже в центральных частях территории, занятой восточным славянством. Среднее и южное Подиепровье, как мы видели, знало его еще раньше. Это, конечно, совсем не значит, что предшествовавшие архаические формы земледелия были окончательно изжиты. Старые пережитки мы можем встретить в разных местах и в XVI, и XVII, и даже в XX в. Но основная магистраль сельского хозяйства идет по новому, проложенному сохой и плугом пути, конечно, с учетом; различий северных и южных районов.