Каннибализм

— Хап! Хап! Хап! Хап!

Крики с каждым мгновением становились сильнее, свирепее, настойчивее. А темп их дикой пляски все убыстрялся.

Вдруг из дальней комнаты вышла жена духа Коминокуа. И она принялась танцевать и громко кричать:

— Хап! Хап! Хап!

За ней пришла и рабыня Кинкалалала и тоже подключилась к неистовой пляске, покрикивая:

— Хап! Хап! Хап! Хап!

Наконец, ступни ног великого духа оказались на краю той ямы, которую братья выкопали в полу. Изловчившись, старший выхватил укрывавшие ее доски, и Баксбакуаланксива рухнул на самое дно на раскаленные камни, краснеющие в глухой темноте.

— Ну, а теперь не мешкайте! — взвизгнула женщина. — Поскорее закапывайте его!

С быстротой молнии четверо братьев принялись метать в яму раскаленные камни, дерн и землю, покуда не завалили ее до краев.

Баксбакуаланксива умирал. Тело его шипело на камнях, из него вырывались струи пара, а дым смешивался с красным, как кровь, дымом, устремлявшимся к дыре в крыше. И он умер. И в то мгновение, когда он умер, вместе с ним испустили дух его жена со своей рабыней, а две диковинные птицы исчезли.

— Вот, возьмите его украшения, сделанные из коры красного кедра, — сказала женщина, — его маски, свистки и тот темный столб, это столб гамауу. Но до ухода отсюда вам нужно выучить песнь Баксбакуаланксивы. Я вас сейчас научу.

Но старший ответил:

— Прежде мы вернемся домой и расскажем отцу, что видели, слышали и делали с того времени, как расстались с ним. Потом, может, вернемся вместе с ним — пусть он во всем убедится собственными глазами.

С тем и ушли. Братья быстро спустились по крутому горному склону, перебрались через реку, встретились с отцом, все рассказали ему.

— С радостью пойду туда с вами, чтобы поглядеть на такое чудо, — сказал вождь.

И вот на рассвете все они вновь отправились к дому духа, вверх по горному склону.

Шли они, шли и наконец пришли к тому дому, из трубы которого валил красный, как кровь, дым, коромыслом поднимаясь в небо. Та женщина, которая в первый визит была вкопана в землю, говорит им:

— А теперь вам придется станцевать. Но прежде разделите между собой маски: маску каннибала, маску гамауу, маску ворона и маску Гоксгока, а также кору красного кедра. И еще свистки Баксбакуаланксивы. Но прежде позвольте мне научить вас тайным песням.

Кончила эта женщина петь, а вождь ее и спрашивает:

— А теперь скажи мне, кто ты такая?

Засмеялась в ответ женщина ужасным, леденящим душу смехом и говорит:

— Ты на самом деле не знаешь, кто я такая? Ну, я... я твоя давно пропавшая дочь, которую Баксбакуаланксива, знаменитый каннибал, не хотел съесть, а лишь закопал по пояс в землю, чтобы изливать на меня свое презрение до скончания времен.

— Как я рад, — ответил отец. — Надеюсь, и братья твои радуются от всего сердца. Ну, а теперь пора возвращаться домой. Устроим пир на весь мир!

Горько заплакала женщина и ответила:

— Увы, это невозможно, дорогой отец. Не могу я пойти с тобой и с моими любезными братьями домой, так как я корнями вошла в эту землю и не могу сдвинуться с места.

— Но мы тебя откопаем, — предложил отец и, позвав сыновей, велел им немедленно приступить к работе.

С радостью принялись они копать, но чем глубже копали, тем толще становился корень, и наконец стало им ясно, что им никогда не откопать ее, не освободить из тисков проклятого корня.

— Стоит вам отрубить корень, как я обязательно тут же умру, — печально сказала женщина. — Так что возвращайтесь домой одни, без меня. И как только доберетесь до своего дома на великой реке, исполните зимний танец. И там исчезнет мой старший брат Тавиксамае, и превратится он в гамацу, каннибала. Через четыре дня исчезнет и второй мой брат Коакоасилилагили — он обернется Коминокуой и будет находить и поставлять пищу для нового гамацу. И с этого момента он не должен делать никакой работы, иначе умрет.

Ну, делать нечего. Потужили вождь с четырьмя своими сыновьями, погоревали, да в обратный путь отправились, как настаивала женщина, корень которой глубоко в землю ушел. Устроили они пир, и сразу после торжества исчез Тавиксамае, который с течением времени превратился в первого гамацу, — все так и произошло, как и предсказывала эта женщина, а брат второй прислуживал ему, как и должен был делать.

Ну, а теперь вернемся к танцам. Они были главной составной частью повседневной жизни племени квакиутль. Танцы преследовали основополагающую цель, так как демонстрировали, что танцующий — это олицетворение духа. Точно так же, как танцевал Баксбакуаланксива на полу своего дома перед тем, как свалиться в яму с раскаленными докрасна камнями и умереть, так и обращающийся к духу и ищущий его заступничества молодой индеец из племени квакиутль должен танцевать. На нем устрашающая маска, он носит с собой личные вещи духа, доказывающие, что он и покровительствующий ему дух — это теперь одно и то же. Танец — это драматическое представление той части мифа, которая относится к передаче части силы духа индейскому юноше. Танец — это способ, или скорее один из способов доказать своим соплеменникам, что юноша принят своим духом.

По мере того как суеверия племени квакиутль развивались, становясь все сложнее и сложнее и одновременно более захватывающими воображение, церемониальный танец начинал выполнять иную функцию. Юноша-индеец, который, по примеру своего предка Тавиксамае, исчез из поля зрения, чтобы побыть некоторое время со своим заступником и перенять у него его искусство и знания, должен все же вернуться домой, к_: родному племени. В его возвращении домой наверняка сыграла свою роль нечистая дьявольская сила. Дьявола следует изгнать, иначе он станет весьма опасным членом для своего племени. Таким образом, танец призван сыграть и определенную очистительную силу.

Будущий гамацу, намеренный пропитаться духом своего племени, духом Баксбакуаланксивы, уходит в леса и должен там провести в полном одиночестве, не считая компании духов, на поиск которых он отправился, около трех месяцев, иногда больше. Правда, в течение этого периода он несколько раз приближается к родной деревне, производя пронзительные, свистящие звуки и оглашая окрестности  душераздирающими воплями:

— Хап! Хап! Хап! Хап!

Этим крикам он научился у своего духа в лесах.

Потом он громко начинает звать свою Кинкалалалу, которая обычно бывает его родственницей, и требует, чтобы она приносила ему пищу — человеческую плоть. Обратившись к ней с такой просьбой, юноша потом врывается, словно безумный, в деревню и начинает откусывать куски плоти от рук и грудей своих соплеменников.

Заметив, что он делает, к нему навстречу устремляется группа индейцев, потрясая церемониальными погремушками, которые должны утихомирить расходившегося гамацу. В деревне всегда есть шестеро таких «целителей», должность которых в племени передается по наследству, а четверо из них обязаны постоянно присутствовать при гамацу, когда он впадает в «священный раж», то есть экстаз. Их обязанность — все время находиться рядом с ним, направлять его дикие нападения на соплеменников, чтобы он действовал точно, без ошибки, при необходимости они сдерживают его, дают нужные советы. Они тоже кричат, бросая ему вызов:

— Хап! Хап! Хап!

За несколько дней до окончательного возвращения новичка-гамацу в деревню после его длительного одинокого пребывания в лесах на сход созываются ветераны-гамацу этой деревни. Они покидают деревню и идут по тропинке через лес, к хижине, которую построил для себя молодой гамацу. Войдя, они видят, что он приготовил для всех обильное угощение из человеческой плоти. Хозяин приветствует ветеранов такими словами:

— Вот перед вами мои припасы для путешествия, их мне дал сам Баксбакуаланксива.

Возникает вполне законный вопрос: откуда у него столько человеческого мяса? Ответом на него служит любопытная практика, известная только племенам квакиутль. Она называется «Похороны на дереве».

Дело в том, что трупы, предназначенные для потребления гамацу, обычно помещались в деревянные ящики и водружались на ветви деревьев как можно выше. Таким образом, мертвые тела были доступны там всем ветрам и горячему солнцу, так что в результате продолжительного нахождения на кроне многие трупы превращались в мумии.