Русская Атлантида

«Царь Васька» – порождение своего общества, не более того. Самый подлый, самый хитрый, самый ничтожный?

Может быть. Лучше всех умеющий преследовать свои и только свои эгоистические цели? Допустим, что все это так.

Ну, а остальные-то… Вся огромная страна куда смотрела?!

Московия видела, кого выбирала, это раз. Готовая к смуте страна выбрала того, кто ее стряхнет в Смуту. Настанет день, и «царя Ваську» скинут с трона, постригут в монахи, отдадут полякам. На заседании сейма он будет валяться у поляков в ногах, плакать и просить прощения, а потом незаметно помрет в 1612 году, уже никому не интересный.

Но в 1606 лавина – пошла. Дело – сделано. И, как следствие лавины, к 1613 году последний шанс остался не использованным. Последний шанс, во-первых, для Польско-Литовско-Московской унии. Во-вторых, для того, чтобы Западная Русь могла бы сыграть собственную роль во всей Русской истории.

Поколениями писалось о том, что реформы Никона диктовались совершеннейшей необходимостью.

Мол, русское православие отошло от канонов, «испортилось» и зашло в полнейший тупик. Несомненно, так оно и есть. Беда только в том, что авторы как-то не уточняли, что же вызвало странную «порчу» православия на Московской Руси. Не сознаваться же, что причиной – два века глупейшей самоизоляции.

В полупервобытной культуре оставалось совершенно Московии непонятно, где кончается государство и начинается церковь. Даже и для современного россиянина такие сущности, как страна, государство, народ, религия, политический строй, причудливо слепляются друг с другом, и чтобы их разделить, нужны специальные усилия. На нерасчлененном видении мира, увы, воспитывались поколения.

В XVI же веке, скажем, взятие Казани Иваном Грозным праздновалось как религиозный праздник в течение 150 лет.

Необходимо было восстановить нормальные отношения с остальными православными, выйти из изоляции, исправить, насколько возможно, все последствия этих двух веков.

Еще в первой половине XVII века священные тексты читались в церквах так быстро, что даже читавший часто не улавливал смысла. Причем прихожане ставили в заслугу священнику, если он умел прочитать много молитв, не переводя духа, и кто опережал других в скорости чтения, считался лучшим.

При службе царило многогласие. Одновременно священник читал молитву, чтец – псалом, дьякон – послание. Читали в три-четыре, а порой и в пять-шесть голосов сразу.

А присутствовавшие в храме, естественно, ничего не могли разобрать.

В церквах прихожане вынужденно занимались каждый своим делом. Кто молился каждый своей иконе, кто просто беседовал и общался со знакомыми. Царь Алексей Михайлович, кстати, постоянно занимался делами в церкви и был всегда окружен там боярами, решавшими свои вопросы.

Про церковное пение высказался Павел Алеппский, православный священник из Сирии: «А московиты, не зная музыки, пели наудачу… они даже укоряли своим пением малороссов, которые, по их словам, в этом случае подражали полякам».

Иконы оставались семейными и родовыми идолами.

Богослужебные книги переписывались множество раз, и в них появлялось все больше отклонений от образцов. Среди священнослужителей было много неграмотных, а то и просто диких и безнравственных людей. Не только юродивый, но и священник в представлении многих московитов был чем-то вроде если и не шамана, то языческого волхва.

Реформы начались задолго до того, как патриархом стал Никон. В 1649 году Алексей Михайлович приглашает из Киева ученых иеромонахов: Арсения Сатановского и Епифания Славинецкого. Киевляне должны были подготовить переиздание Острожской библии – первого славянского печатного текста Священного Писания, подготовленного на средства и усилиями нашего старого знакомца – князя Василия Острожского. Внеся некоторые изменения, священники и выпустили в 1663 году в Москве первопечатную Библию.

Кроме того, киевляне должны были учить москалей. На правом берегу Москвы-реки, напротив Воробьевых гор, учрежден был Андреевский Преображенский монастырь, а в монастыре – первая в Московии славяно-греческая школа. Из этой школы и выросла постепенно Славяно-греколатинская академия, формально открытая в 1689 году.

Провинциальное духовенство очень плохо относилось к самой идее изучения языков: и латинского, и даже греческого. Греческие служебные книги признавали только древние, рукописные. А те, которые печатались после падения Константинополя, в «иноверных землях», считали «погаными» и «исполненными ересей». И очень плохо относились к ученым киевлянам и грекам.

Столичные же ревнители благочестия признавали несостоятельными основы традиционной русской жизни и считали необходимым исправить как богослужебные книги, так и русские обряды и чины по греческим образцам.

При этом сама логика «провинциалов» и «столичников» совершенно различна. «Столичные» ревнители благочестия, во-первых, заботятся о СОДЕРЖАНИИ того, чему учит церковь и что написано в богослужебных книгах. Во-вторых, они хотят, чтобы прихожане сами понимали службу и учились бы основам веры.

Для «провинциалов» же важно совсем другое. Для них священным является не только и даже не столько СОДЕРЖАНИЕ книги или службы, сколько ФОРМА. Священно не только содержание Библии, но и язык, на котором написана Библия. Если написать ее по-латыни или на русском языке, но не по московским правилам грамматики, а по правилам грамматики нарождающегося украинского языка, то содержание Библии тоже окажется искажено. Это будет еретическая, не правильная Библия. Не потому, что в ее содержании допущены какие-то неточности, а потому, что она написана на латинском, польском или ином не праведном языке.

Изменения в церковной службе тоже вносить нельзя, потому что изменение ФОРМЫ есть само по себе грех и преступление – вне зависимости от того, что именно изменяется.