История Украины. Научно-популярные очерки

В компартийно-советских постановлениях о натуральном штрафовании назывались только мясо, сало и картофель, другие продукты не упоминались. Но через два месяца у «злостных должников» стали забирать все — крупы, фасоль, свеклу, капусту, сухофрукты. 1 января 1933 г. Сталин прислал в Харьков телеграмму руководителям УССР такого содержания:

«Предложить ЦК КП(б)У и СНК УССР широко оповестить через сельсоветы, колхозы колхозников и трудящихся единоличников, что:

а) те из них, которые добровольно сдают государству ранее расхищенный и скрытый хлеб, не будут подвергаться репрессиям;

б) в отношении колхозников, колхозов и единоличников, упорно продолжающих укрывать расхищенный и скрытый от учета хлеб, будут применяться строжайшие меры взыскания, предусмотренные постановлением ЦИК и СНК СССР от 7 августа 1932 г. (об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной социалистической собственности)» [433].

Первый пункт телеграммы был предупреждением. Второй пункт становился понятным только в сопоставлении с первым и адресовался крестьянам, которые проигнорировали предупреждение. Но таких крестьян следовало определить, для чего не было иного способа, кроме обыска. Следовательно, сталинская телеграмма была сигналом о предстоящих обысках. В ходе обысков тех, у кого был хлеб, подвергали суду на основе закона от 7 августа 1932 г. Что делать с остальными, в телеграмме не говорилось. Зато известно, что с ноября 1932 г. на тех, у кого не находили хлеб, налагали натуральные штрафы.

Под руководством чекистов и уполномоченных по хлебозаготовкам обыски в каждом селе проводили местные члены комитетов бедноты. Зерно, выявленное при обысках, которые сопровождались конфискацией всего найденного продовольствия, составило ничтожную часть в общем объеме хлебозаготовок. «Подземные города» с пшеницей оказались легендой. Они и были легендой, запущенной властями, чтобы разъединить общество и представить крестьян виновниками голода в городах и нечерноземных регионах страны.

Когда у крестьян, не имевших хлеба, забирали горох и сухофрукты, оставляя их в январе 1933 г. без продовольственных запасов до предстоявшего урожая, это могло означать только одно: государство не хлеб заготовляло, а наносило по сельской местности превентивный удар, стремясь при помощи репрессий избежать ситуации, возникшей в январе-феврале 1930 г. Опыт 1921 г. показывал, что голодающее село не способно к возмущению.

22 января 1933 г. Сталин и Молотов разослали секретную директиву с требованием не допустить массового бегства крестьян в другие регионы. Все пути, ведущие из Украины и Северо-Кавказского края, в том числе грунтовые дороги, перекрывались органами ГПУ, милиции и местного «актива» из незаможников (бедноты) [434]. Голодавшие крестьяне должны были умирать медленной смертью в своих собственных селах.

Сталин совсем не имел намерения уничтожить все сельское население Украины. Наоборот, он создавал ситуацию, когда государство становилось спасителем от голодной смерти. В конце января 1933 г. в Украину был командирован П. П. Постышев. Он занял должность второго секретаря ЦК КП(б)У, но оставался в своей московской должности секретаря ЦК ВКП(б) вплоть до XVII съезда партии. Постышев приучал колхозников работать ударными темпами в общественном хозяйстве путем организации питательных пунктов на полевых станах. Для этого государство выделило часть отобранного ранее зерна. Для налаживания жизни в парализованном Голодомором селе были учреждены чрезвычайные органы компартийной диктатуры — политотделы МТС и совхозов.

Высшие компартийные чиновники, которых Сталин вынудил стать организаторами голода, находили в нем полезный способ искоренения частнособственнических настроений. Секретарь ЦК КП(б)У М. М. Хатаевич докладывал начальству 3 марта 1933 г.: «Чувствуется отрезвление после того разгула и обострения собственнических, мелкобуржуазных вожделений, которые переживало большинство колхозников во время прошлых хлебозаготовок. Среди большинства тех колхозников, которые совсем еще недавно таскали и воровали колхозный хлеб, относились небрежно к колхозному имуществу, не хотели честно работать в колхозном производстве, замечается, что они все более осознают необходимость честно и старательно работать для колхоза» [435].

Жертва голода. Харьков. 1933 г.

«Воспитательная» роль террора четко прослеживается и в письме генерального секретаря ЦК КП(б)У С. В. Косиора Сталину от 15 марта 1933 г.: «Бывшие на местах товарищи рассказывают, что теперь о том, что „хлеб забрали”, — на Киевщине почти совершенно не говорят, а винят себя за плохую работу, за то, что не сберегли хлеб, дали его растащить. В этом отношении, несомненно, имеется известный поворот среди колхозной массы, что сказывается в отношении к тем, которые не работали. Однако это понимают далеко еще не везде и далеко не все колхозники. То, что голодание не научило еще очень многих колхозников уму-разуму, показывает неудовлетворительная подготовка к севу как раз в наиболее неблагополучных районах» [436].

Такой же мотив звучал в адресованном итальянскому правительству рапорте консула в Харькове Серджио Градениго от 31 мая 1933 г. В разговоре с ним высокопоставленный чекист заявил, что нужно было «дать крестьянам урок» (per dare una lezione al contadino) [437]. Наконец, другой, уже совсем ужасающий ракурс этого мотива встречаем в докладе наркома земледелия А. В. Одинцова, который побывал в селах Киевщины, после чего заявил: «Растет сознательность людей, в том числе голодающих, и злоба против лентяев и воров. Добросовестные колхозники — за смерть от голода лентяев и воров» [438].

Чрезвычайные комиссии изъяли в УССР всё продовольствие под видом хлебозаготовок («только» в 23 тыс. колхозов, ибо 1,5 тыс. выполнили государственный план). Такую же операцию они проделали в Кубанском округе Северо-Кавказского края и в отдельных местностях Поволжья (в частности, в Республике немцев Поволжья). По данным Центрального управления народнохозяйственного учета смертность превышала в 1933 г. рождаемость в семи регионах Европейской части СССР, в том числе смертность в сельской местности была выше рождаемости в четырех регионах. Превышение смертности над рождаемостью было таким (в тыс. человек):

Учет смертности в катастрофическом 1933 году неполон. В частности, в УССР было зарегистрировано значительно меньше половины смертных случаев в сельской местности. Но приведенный ряд цифр дает некоторое представление о масштабе потерь населения в пострадавших регионах.

Анализ демографической статистики, опирающийся на результаты переписей населения 1926 и 1937 гг., свидетельствует о том, что число прямых жертв голода в Украине (без учета катастрофического снижения рождаемости в 1932–1934 гг.) составляло в 1933 г. 3 238 тыс. человек. Люди гибли и там, где подчистую забирали хлеб (как в Украине в 1932 г.). Когда же забирали не только хлеб, но и все продовольствие под видом хлебозаготовок, как это было в Украине и на Кубани, смертность от голода десятикратно возрастала.