Сочинения в двенадцати томах. Том 2

Стекольщики……… 3 ливра 40 сантимов

Красильщики…….. от 77 до 90 ливров в месяц

Кузнецы……….. 2 ливра 50 сантимов

Седельники………. 3 ливра 75 сантимов

Ножевщики………. 5 ливров

Рабочие железоделательных мастерских……….. 4 ливра

Таковы цифровые данные этого порядка, сколько-нибудь обстоятельные, какие мне удалось найти. При довольно большом количестве таблиц, относящихся к предметам потребления, указания, касающиеся таксации заработной платы, крайне редки.

Но и они дают нам общее представление о положении вещей. Законодатель рассчитывал оказать известную льготу рабочим, устанавливая таксу на их труд в 1½ раза выше против 1790 г., а на предметы потребления — всего в ¹/₃ раза выше. Теоретически положение рабочих должно было стать лучше, нежели было в 1790 г. Но фактически, как выше отмечено, предметы потребления ускользали от подчинения таксации и продавались (сообразно с быстро прогрессировавшим обесценением ассигнаций) в 3 и 4, а в середине 1794 г. иногда и в 5, и в 6, и в 10 раз дороже, чем в 1790 г. Поэтому для рабочих подчинение таксе сделалось решительно невозможным: оно было для них хуже безработицы, ибо заставляло еще как бы зарабатывать в поте лица право на голодную смерть. И рабочие стали уходить.

Уже в первой половине 1793 г. усиливаются жалобы не только на крайнюю дороговизну сырья, но и на дороговизну и недостаток рабочих рук. При этом в высшей степени характерно следующее явление: в рабочих начинают нуждаться прежде всего мануфактуры, расположенные в чисто деревенских округах и дающие заказы на дом окрестному населению. Вот мануфактура шерстяных изделий, расположенная в коммуне По (Pau), в бедном горном департаменте Нижних Пиренеев. Ее владелец (Prudent) дает работу 600 рабочим обоего пола; уже весной 1793 г. оказывается следующее положение налицо: он терпит убытки, потому что дорого сырье и дороги рабочие, а между тем местные власти, горячо поддерживая его просьбу о вспомоществовании перед министром внутренних дел, ставят Prudent в особую заслугу, что, «невзирая на суровость обстоятельств, он дает средства к жизни такому же количеству рабочих, как и раньше» [197], и подчеркивают, что в их бедном департаменте эта работа на мануфактуре (или, вернее, на мануфактуру) имеет в высшей степени существенное значение и что даже большинство жителей По заинтересовано заработками от этой мануфактуры [198]. Во имя отчаянного положения, в котором очутится население По в случае закрытия мануфактуры Prudent’a, местные власти больше всего и хлопочут о субсидии. Но в таком случае как же примирить с этим фактом другой, не менее неопровержимый факт — крайнюю дороговизну рабочих рук, которая наряду с дороговизной сырья разоряет мануфактуру? Выход из этого кажущегося логического противоречия указывается самими документами: там, где вообще производство еще уцелело, рабочая плата фактически удвоилась сравнительно с недавним временем, и удвоилась она из-за непомерного вздорожания съестных припасов [199]. Финансовый кризис, скудость сырья приводили к вздорожанию жизни, к фатально необходимому поднятию того минимального уровня заработной платы, о котором говорит «железный закон» экономистов. А это вздорожание рабочих рук в свою очередь становилось привходящим фактором, тоже способствовавшим сокращению производства. Так замыкался заколдованный круг, в котором бились представители и покупатели наемного труда во Франции в эти годы.

Недостаток рабочих рук беспокоил правительство с 1793 г. Оружейников и оружия не хватало уже в 1793 г. до такой степени, что Бильо-Варенн настойчиво предлагал Конвенту воспретить слесарям работать над чем бы то ни было, кроме оружия [200].

Закон о максимуме страшно ускорил этот уже начавшийся процесс оскудения рынка труда, как он уже ускорил процесс оскудения товарного рынка.

Рабочие, конечно, стремились изо всех сил уклониться от подчинения максимуму, и там, где их было мало, они добивались получения высшей платы. Фабриканты жаловались на это и просили запретить не только требовать, но и давать заработную плату выше той, которая обозначена в законе о максимуме. Например, уже в начале 1794 г. стал ощущаться весьма сильный недостаток рабочих рук как в бумажном производстве, так и в типографском деле, и к Конвенту обращались с жалобой на повышенные требования со стороны рабочих и просили об обуздании их [201]; указывали на их стремление уйти на сторону, на отсутствие дисциплины между ними [202] и т. д.; просили доставить им рабочих реквизиционным путем; хозяева руанских бумажных мануфактур просили не отбирать у них рабочих, которые у них работают, ибо иначе мануфактуры закроются [203].

Получалось такое положение: часть предпринимателей, разоряемых дороговизной сырья, жаждущих прекратить поскорее производство и вместе с тем боящихся подпасть под страшный закон о подозрительных, видела в исчезновении рабочих законнейший предлог к желанному прекращению работ. Сообразно с этим поступили, например, марсельские мыловары и целый ряд владельцев шелковых мануфактур в Туре, в Лионе, в Ниме, хлопчатобумажных мануфактур в Лангедоке и т. п.

Но другие по тем или иным причинам еще не отчаялись окончательно (к таким принадлежали, например, владельцы некоторых шерстяных мануфактур, бумажных, железоделательных, получавших большие казенные заказы). Они обращались к правительству с просьбой добыть им рабочих. С другой стороны, правительство и непосредственно нуждалось в рабочих руках для ряда казенных работ.

Поэтому эпоха максимума совпала со временем самых частых реквизиций рабочего труда. Рабочих хотели насильственным образом заставить подчиняться максимуму, а они всеми мерами стремились уклониться от работ. Посмотрим, в каком виде рисуют наши документы эту борьбу.

6

Еще при старом режиме не только в идее существовало право верховной власти на труд рабочего, но и на самом деле это право иногда осуществлялось. Например, в наказах марсельского сенешальства (в 1789 г.) рабочие, призываемые время от времени на обязательную работу в казенных арсеналах, жалуются на нужду [204]. Физиократы решительно протестовали против этого порядка вещей.

Дюпон де Немур еще за 15 лет до революции выработал свою «Table des principes de l’économie politique», где он в графе прав, которые дает человеку «обладание его собственной особой», поместил: «… le droit de n’être pas troublé par les autres hommes dans son travail on dans la recherche be ce qui peut satisfaire ses besoins» [205].

Этот принцип решительно был отвергнут Комитетом общественного спасения, провозгласившим, что во имя блага государства может отчуждаться всякая собственность, в том числе и личный труд, который тоже есть собственность.

Еще до максимума начались реквизиции рабочей силы. Например, все каменщики, плотники, кровельщики, рабочие железоделательных мастерских, находящиеся в Париже, были еще 21 августа 1793 г. объявлены под реквизицией [206]. Они обязаны были находиться в распоряжении местных властей и работать там, где им будет приказано. Закон 15 флореаля II года объявлял под реквизицией всех рабочих, которые заняты изготовлением, перевозкой и продажей предметов первой необходимости.