Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио

Шуленбург подробно сообщил начальнику свои сомнения: «Молотов, который никогда не был за границей, испытывает большие затруднения, когда появляется среди чужеземцев. Это в той же степени, если не в большей, относится и к Сталину. Поэтому только очень благоприятная обстановка или крайне существенная для Советов выгода могут склонить Молотова и Сталина к такой поездке… Что касается приглашения Сталину, то для начала может быть рассмотрена возможность встречи в пограничном городе». [660] Не желая получать отказ, в Берлине «дали отбой». Дело закончилось визитом Молотова в ноябре 1940 г., после которого вопрос о встрече Сталина с Гитлером отпал. Советский вождь впервые с дореволюционных времен отправился за границу только в 1943 г. – на Тегеранскую конференцию.

19 марта 1946 г. мир был взбудоражен сенсационной статьей Л. Шапиро в «Нью-Йорк тайме» со ссылкой на «надежные» и даже «неоспоримые» источники. Оказывается, «за несколько недель до нападения Германии на Россию в июне 1941-го Молотов приехал в Берлин в последнем усилии отвести удар вермахта… Записи этих последних бесед между Молотовым и Риббентропом в 1945 г. стали главной целью разведгрупп всех держав-победительниц, рыскавших на руинах Третьего рейха… Молотов был холодно принят Риббентропом, который несколько раз резко прерывал беседу, чтобы посоветоваться с Гитлером… Советский эмиссар приехал с полномочиями от Кремля предложить Германии полный военный союз в обмен на ряд территориальных уступок после победы. Они предусматривали: вечное владение всей польской территорией, оккупированной к тому времени советскими войсками; включение в состав Советского Союза Литвы, Эстонии, Латвии, Карельского перешейка, Бессарабии и Буковины; полный контроль над Дарданеллами, свободу рук в Ираке и Иране и отчасти в Саудовской Аравии, чтобы обеспечить советский контроль над Персидским и Аденским заливами для охраны подходов к Красному морю… После нескольких совещаний с Гитлером Риббентроп пришел к следующим выводам. Первое: территориальные требования России слишком велики. Второе: даже если бы они были приемлемы, Риббентроп чувствовал, что нельзя принимать заверения о мирных намерениях России за чистую монету и что необходимо держать значительные силы на восточных границах, дабы контролировать каждое ее движение. Эти решения были сообщены Молотову во время исключительно бурной последней встречи, и переговоры были прерваны». [661]

Что перед нами «деза», пояснять не надо. Ее преднамеренный – точнее, злонамеренный – характер очевиден: это один из первых выстрелов «холодной войны», целенаправленная «утечка информации», призванная показать подлинное лицо вчерашнего «доблестного союзника с Волги». Ясно, что речь идет о записях переговоров ноября 1940 г., действительно попавших в руки американцев, однако в территориальные требования России, якобы неприемлемые для Берлина, включено и то, что предлагал Риббентроп. Думаю, «март 1941 г.» и финальный разрыв тоже придумали в Госдепартаменте. Помнили, наверно, как боялись такого союза.

Тем не менее интересные встречи весной 1941 г. происходили – только не в марте, а в мае, не в Берлине, а в Москве, и не на таком высоком уровне. Это – три встречи Деканозова с Шуленбургом 5, 9 и 12 мая (каждая около двух часов), содержание которых докладывалось прямо Молотову, а записи их находятся в Архиве Президента, т.е. в бывшем Архиве Политбюро. [662]

В первой беседе, проходившей после завтрака в германском посольстве в Чистом переулке, Шуленбург, недавно вернувшийся из Германии, рассказал о своей беседе с Гитлером (встреча была организована Риббентропом), который обеспокоен и недоволен советско-югославским договором, а также раздраженной реакцией Москвы на ввод германских войск в Болгарию. [663] «Он, Шуленбург, в своей беседе с Гитлером заявил также последнему, что слухи о предстоящем военном конфликте Советского Союза с Германией, которые начиная с января этого года <выделено мной. – В.М.> так усиленно циркулируют в Берлине [Циркуляр Риттера в связи с заключением нового хозяйственного соглашения 10 января указывал на его политическое значение для опровержения слухов о взаимном недоверии и обострении отношений между Германией и СССР, «распускаемых по миру нашими врагами», включая Идена, только что назначенного министром иностранных дел вместо Галифакса. [664]] и в Германии, вообще, конечно, затрудняют его, Шуленбурга, работу в Москве». Прощаясь с послом, фюрер специально уверил его, что не собирается нападать на Россию, что только убедило опытного дипломата в обратном. Слухи о скорой войне с СССР стали в Берлине обычным делом, о чем 9 мая итальянский посол Альфиери писал своему министру Чиано. [665]

6 мая Молотов был освобожден от обязанностей председателя Совнаркома, став его заместителем. Правительство возглавил Сталин. Приведу комментарий Шуленбурга, пристально следившего за происходящим: «Это изменение объяснено перегруженностью Молотова работой, но на самом деле означает реальное падение его авторитета. Причину этого следует искать в недавних ошибках во внешней политике, которые привели к охлаждению дружественных германо-советских отношений, за создание и сохранение которых Сталин постоянно боролся, в то время как личная инициатива Молотова часто направлялась на защиту собственной позиции <? – В.М.> … Сосредоточение всей власти в руках Сталина <а где она была раньше? – В.М.> означает повышение авторитета правительства в СССР и новое возвышение Сталина <куда уж больше! – В.М.>, который, очевидно, полагает, что в ситуации, которую он считает серьезной, он лично должен взять на себя полную ответственность за судьбу Советского Союза. Я убежден, что Сталин использует свое новое положение для того, чтобы принять личное участие в деле сохранения и развития хороших отношений между СССР и Германией». [666]

Сегодня рассуждения посла о «падении авторитета» Молотова и «новом возвышении» Сталина кажутся наивными. Но был ли он на самом деле так наивен? Записи бесед Шуленбурга с Деканозовым показывают, что он затеял сложную и опасную игру, чем-то похожую на миссию Гесса, с целью предотвратить или хотя бы отстрочить войну. Не сообщая Риббентропу о своих встречах с заместителем наркома и не будучи на это уполномочен, он начал готовить рейхсминистра к возможным позитивным «подвижкам» [Рассказы А.И. Микояна, что на этой встрече Шуленбург предупредил о нападении Германии на СССР 22 июня, не заслуживают доверия, равно как и прочие его «откровения», например, об убийстве Литвинова, который якобы был сбит автомобилем по личному приказу Сталина. В.М. Молотов говорил про Шуленбурга более определенно: «Не предупреждал, он намекал». [667]].

9 мая они завтракали в особняке Наркоминдела на Спиридоновке. В тот же день в газетах появилось опровержение ТАСС сообщений японского агентства Домэй Цусин (со ссылкой на корреспондента Юнайтед Пресс из Риги!) о крупной концентрации советских сил на западных границах. Вернувшись к слухам о войне, Деканозов заговорил о «мерах, которые можно было бы предпринять для противодействия этим слухам». «Мне казалось, – сообщал он Молотову, – что поскольку речь может идти об обоюдных действиях, то можно было бы опубликовать совместное коммюнике, в котором, например, можно было бы указать, что с определенного времени распространяются слухи о напряженности советско-германских отношений и о назревающем якобы конфликте между СССР и Германией, что эти слухи не имеют под собой основания и распространяются враждебными СССР и Германии элементами». Не погрешу против истины, если скажу, что это предложение исходило от Сталина и Молотова.