Вторая мировая война

Черчилля поместили в той же комнате Белого дома, где он находился в январе. После завтрака премьер-министр вошел к Рузвельту в то самое время, когда президенту вручили листок розовой бумаги, на котором значилось: «Сдан Тобрук, потеряны 25 тыс. человек военнопленными». Это был второй по объему ущерба удар по Британской империи после падения Сингапура. Черчилль испытал шок, он вначале не поверил в истинность сообщения и запросил Лондон. Уточненные данные были еще менее утешительными: 33 тысячи плененных англичан. Под ударом находилась египетская Александрия. Черчилль позднее вспоминал, это был «очень горький момент. Одно дело — поражение, другое — позор». Позиции английской дипломатии были подорваны в тот самый момент, когда Черчилль пытался укрепить их соглашениями с американцами. Теперь центр усилий сместился для него в Северную Африку, где следовало помочь колониальному напарнику — Франции и одновременно ослабить давление на английские войска в дельте Нила.

Как пишет английский историк Дж. Чармли, «тот факт, что немцы снова в ходе своего наступления в западной пустыне нанесли поражение англичанам, был последним в длинном ряду военных поражений, и тот факт, что он пришелся на пик задержки британских поставок Советам, которые, казалось, по меньшей мере, были способны нанести поражение германским армиям, дал критикам Черчилля благоприятную возможность для упреков, которой они не преминули воспользоваться».

Более определенно, чем прежде, Черчилль возглавил движение в сторону от «второго фронта». Теперь, по его мнению, высадка во Франции могла обернуться катастрофой. Она не поможет в конечном счете русским, приведет к репрессиям немцев против французов и, главное, заставит отложить главные операции 1943 года. «Ни один ответственный английский военачальник не в состоянии подготовить такие планы на сентябрь 1942 года, которые имели хотя бы минимальные шансы на успех… Есть ли такие планы у американских штабов?» В ходе дискуссий следующего дня (21 июня 1942 года) союзники пришли к выводу о приоритете текущего года: большая операция, «отвлекающая немцев», в 1942 году и «второй фронт» в 1943 году. Наиболее эффективные средства помощи советскому союзнику на текущий момент — бомбардировочные рейды против Германии. Кульминацией военных событий года должна стать высадка в Северной Африке — операция «Гимнаст».

Надир

В Москве майская битва под Харьковом во многом подорвала порожденные зимой надежды и потребовала пересмотра стратегических воззрений. Инициатива снова переходит в руки вермахта. Какими будут дальнейшие действия немцев? После взятия Изюма перед немцами открылась бескрайняя степь, на противоположной стороне которой стоял Сталинград. Лето 1942 года, видимо, является самой низкой точкой не только для СССР, но и для всех стран антигитлеровской коалиции. Европа почти целиком находилась в руках нацистов, а в Азии японцы устремились к Индии и Австралии. С запада навстречу им танки Клейста вышли на первую гряду разделяющих страны «оси» гор — Кавказских.

А на юге стоял насмерть наш Севастополь. Севастополь стоял как очевидная следующая германская цель. Город-крепость уже выдержал одно германское наступление в октябре 1941 года. Севастополь, прикрываемый многочисленными оборонительными сооружениями, можно было атаковать только после основательной артиллерийской и авиационной бомбардировки. Сейчас его судьба решалась окончательно — немцы подвезли тяжелую осадную артиллерию, в том числе 650-мм мортиры. (Напомним, что 15 мая пал город Керчь). Утром 17 мая вице-адмирал Октябрьский собрал руководство Черноморского флота, гарнизона и властей, чтобы открыть страшную правду: битва через несколько дней. Октябрьский, не преуменьшая значения случившегося, рассказал о керченской трагедии и о незавидном положении военного оплота России на юге. Гарнизон в 106 тысяч человек встал навстречу своей судьбе.

Манштейн полагал, что обычная бомбардировка способна пробить лишь очень узкую брешь в гигантской оборонительной системе Севастополя. Здесь обычная тактика не срабатывала. Призвана была гигантская (с трехэтажный дом) «Большая Дора» и король гаубиц «Карл». «Дору» перевозили шестьдесят железнодорожных вагонов, радиус полета ее многотонных снарядов составлял 45 километров. Эти орудия должны были сокрушить бетон превосходных севастопольских фортов. Вот план Манштейна: бомбить пять дней самым жестоким образом и ворваться в крепость, пока не осядет пыль. Реальность оказалась еще более жестокой. Начатая утром 7 июня бомбардировка длилась непрерывно двадцать семь дней. Предполагалось, что защитников останется уже немного.

Севастополь доблестно принял на себя удар, форты стояли насмерть. Но начали подаваться — их снабжение было практически прекращено. Моряки и солдаты сражались в противогазах. Главный удар немцев был нанесен с севера и в направлении Северной бухты. А вторая германская атака последовала юго-востока.

13 июня пал форт «Сталин», 17 июня — форт «Сибирь». Самый большой форт, «Максим Горький», пал только 18 июня — его защитники были выжжены германскими огнеметами. 20 июня пал форт «Ленин», и все же Севастополь держался. Еще тринадцать дней. После 20 июня только грузовое судно «Ташкент» — последний раз — привезло припасы и подкрепление. Он взял на свой борт раненых и возвратился в Новороссийск. Теперь в бухту Севастополя могли войти лишь подводные лодки, они доставляли боеприпасы и медикаменты.

29 июня немцы пробились со стороны Северной бухты. На следующий день адмирал Октябрьский собрал последний военный совет. Ставка только что приказала сдать город. По личному приказу Сталина две подводные лодки должны были забрать с собой руководителей обороны. Адмирал Октябрьский и генерал Петров вылетели самолетом в последний момент. Уходящие взрывали батареи, но повсюду оставались очаги сопротивления, где защитники предпочитали гибель отходу. Береговая батарея взорвала себя только тогда, когда в нее вошли немцы. В прибрежных пещерах защитники сражались до последнего патрона. Гарнизон умирал, но не сдавался. Только такое мужество порождает непреодолимую силу мужества, перед которой блекнет даже профессиональное мастерство.

Только 3 июля город-крепость пала. В руках немцев были 100 тысяч пленных, 622 орудия, 26 танков, 141 самолет. Сталин воспринял поражение под Харьковом и потерю Крыма как, во многом, поражение его собственной стратегии и дипломатии. Он ожесточился надолго.

Но жертвы не были напрасны по многим причинам. Во-первых, после него (и еще до Сталинграда) вызревает национальная решимость превзойти врага в его же науке. Во-вторых, победа Манштейна, как многое в жизни, имела невидимые тогда результаты, которые Германия увидит лишь значительно позже. Главное среди них: немцы вынуждены были отложить свое главное летнее наступление. Понадобится немало дней, прежде чем германские самолеты смогут перелететь из Севастополя в Курск, прежде чем Гитлер начнет главное наступление этого кровавого лета. Герои, защищавшие город, сыграли свою роль — начало летней кампании немцев оказалось отложенным до конца июня. Севастополь пал, но это была такая жертва, которая породила цепную реакцию внутреннего возмущения. Рабы ли мы? Чего стоит жизнь, если ее цена рабство? Неужели мы не способны овладеть боевой наукой не хуже врага? То не были риторические вопросы. Но наш народ пришел к развилке сознания — либо мы усомнимся в себе, либо наша кровавая учеба даст результаты. В сторону уйдут фанатики и теоретики. Вперед выйдут умелые и самоотверженные. Способные сбить немца в воздухе, обойти его на земле, выстоять в танковом противостоянии. Медленно, но верно в народном духе происходит своего рода самоотрешение. Либо мы способны научиться, либо мы бесталанные жертвы этой войны.

Когда в обеденном зале «Волчьего логова» по радио объявили о падении Севастополя, все застольное общество во главе с Гитлером вскинуло руки и вскочило со своих мест. На фоне сдачи британского Тобрука это поднимало германское самомнение до невозможных высот. В Британии специальная сессия палаты общин как раз обсуждала эти обстоятельства, и Гитлер ликовал по поводу «севастопольского подарка». Теперь Гитлер ждал реакции на захват Крыма со стороны турецкого правительства. Победа прогерманской фракции в Анкаре могла очень осложнить положение и Советского Союза на юге своего фронта и англичан на Ближнем Востоке.