Освободители

Между тем Педру приступил к завоеванию остальной части страны. Он обратил свое внимание на богатый природными ископаемыми северный штат — Минас-Жерайс, отказывавшийся признавать его власть. Он выехал в Вила-Рику, находившуюся на расстоянии двухсот миль от Рио столицу штата. К нему присоединилась растущая армия милиции — убежденные сторонники независимости. Он въехал в Вила-Рику в сопровождении всего нескольких гражданских лиц, и эта демонстрация храбрости столь восхитила людей, что ему был оказан бурный прием. Его противникам пришлось сдаться без сопротивления. Он поскакал обратно в Рио, демонстрируя ту же быстроту и выносливость, что и его собратья по делу освобождения Боливар и Сан-Мартин. В августе он уехал опять, на этот раз в Сан-Паулу: подавлять очередной мятеж. Со свитой всего в пять человек он прибыл во второй по величине город страны, и вновь ему был устроен шумный и дружелюбный прием. Звон колоколов, артиллерийские салюты, фейерверки, толпы людей, девушки, бросающие цветы, — все было так же, как в Вила-Рике. Возвышаясь на огромном коне, в богатом, отделанном серебром убранстве, он являл собой романтического героя, воплощение вождя.

Как-то в Сан-Паулу Педру выехал за пределы города со своим помощником лейтенантом Канту-и-Мелу и заметил группу чернокожих рабов, которые, неся тяжелые носилки, пытались преодолеть реку вброд. Педро спешился, чтобы помочь им, и увидел женщину, выглянувшую из-за занавесок поблагодарить его. Это была сестра Канту-и-Мелу Домитила ди Каштру; их встреча почти наверняка была организована ее братом. Домитила была необыкновенно красива, высокого роста, с зелеными глазами, умна и обладала мягким, томным голосом. Она мгновенно пленила победителя многих женщин, и он безнадежно влюбился в нее. Будучи на год старше принца, Домитила уже в четырнадцать лет вышла замуж за кавалерийского лейтенанта и родила двоих детей. Потом завела роман с другим офицером. Обуреваемый ревностью, муж нанес ей несколько ударов ножом в бедро и в живот. Сейчас они были в разводе.

Возвращаясь в Сан-Паулу после краткого посещения порта Сантуш, Педру встретил посыльного от двора. Письмо, которое он принес, было от Бонифасиу — тот писал принцу, что генерал Мадейра, губернатор Байи, заявил о своем отказе подчиняться его королевскому высочеству и что в Португалии готовится военная экспедиция, готовая оказать ему помощь. Португальские кортесы были рады любому случаю выступить против независимости Бразилии. На зеленой площадке перед въездом в Сан-Паулу Педру встречал почетный караул, ожидавший его возвращения. Подъехав к солдатам, он начал срывать португальские знаки отличия со своей голубой униформы. «Избавьтесь от этих эмблем, солдаты!» — приказал Педру, и они последовали его примеру. Вынув саблю из ножен и подняв ее вверх, он провозгласил: «Кровью, что течет в моих жилах, и собственной честью клянусь перед Богом освободить Бразилию!» Солдаты обнажили сабли и дали такую же клятву. «Независимость или смерть!» — вскричал принц. Это было 7 сентября 1822 года, и это был знаменитый «grito» — клич Ипиранги. Этим вечером он сочинил первый национальный гимн — гимн свободы: «Поднимайтесь, благородные граждане, отбросьте все страхи, наши руки и груди станут стенами, которые будут оберегать Бразилию». Свой гимн сочинили и горожане: «Saracura, sabia, Bem-te-vi и beija-flor, [13]давайте петь, давайте восклицать: „Да здравствует император!“»

Три месяца спустя, 1 декабря 1822 года, архиепископ Рио-де-Жанейро короновал Педру императором на помпезной церемонии, длившейся несколько часов, — она намеренно копировала церемонию коронации императоров Священной Римской империи.

ГЛАВА 46 БРЕМЯ ИМПЕРАТОРА

Европейские монархи были очень связаны традициями. Педру, напротив, являл собой не только наследного монарха Бразилии, но и человека, получившего мандат на правление от самого народа. Такая позиция позволяла ему не обращать внимания на другие ветви власти, что и привело к ряду однотипных ошибок. Ситуацию спасало то, что Педру все-таки придерживался основных цивилизационных принципов и имел самые добрые намерения, мог сдерживать в себе тиранические порывы. Страна, которой он теперь правил, была крупнейшей из новых государств Южной Америки, а по населению, которое составляло тогда четыре миллиона человек, вчетверо превосходила Португалию короля Жуана. Более четверти населения составляли чернокожие рабы, а восемьсот тысяч были чистокровными индейцами, проживавшими во внутренних районах страны. Было также четыреста тысяч свободных негров и около пятисот тысяч «цивилизованных», то есть городских, индейцев. Порядка семисот тысяч — люди со смешанной — белой, негритянской, индейской — кровью. И только пятьсот тысяч жителей — чистокровные белые, высший слой общества. Из них наиболее могущественными были чиновники, владельцы шахт, хозяева ранчо на юге и плантаций на севере, торговцы и представители среднего класса прибрежных городов. К этим привилегированным группам, противостоявшим движению за независимость Бразилии, присоединилась оппозиция — радикалы и республиканцы, которые с подозрением относились к этому движению, возглавляемому монархом, и не верили его приверженности реформам. Были и такие, кто просто с неодобрением относился к его свободной, импульсивной натуре. Как только он стал императором, началась толкучка около престола между консерваторами и радикалами. Верх одерживали то те, то другие. Педру проявил неожиданные для не обучавшегося дипломатии и к тому же своенравного молодого человека выдержку и мудрость, так что смог продержаться в этих условиях дольше любого другого Освободителя, играя на противоречиях различных сторон.

Его первой задачей была консолидация сил, выступающих за независимость, к которой он стремился. Северные провинции — Байя, Мараньон и Пара — были заняты португальскими войсками и лояльными португальскому суверенитету и оппозиционными Педру латифундистами. Но расстояния делали сухопутную военную экспедицию против них невозможной. Случайно в середине марта 1823 года в Рио-де-Жанейро заехал знаменитый адмирал лорд Кокрейн, который еще совсем недавно боролся с испанским господством на Тихом океане и сопровождал Сан-Мартина при его переходе из Чили в Перу. Антониу Корреа, бразильский консул в Буэнос-Айресе, уже вел в ноябре 1822 года переговоры с Кокрейном о поступлении его на бразильскую службу. Тогда ответ Кокрейна был быстрым и равнодушным: «Война на Тихом океане счастливо закончилась полным уничтожением испанских военно-морских сил. Я, конечно, могу принять участие в деле борьбы за свободу в любой другой части света… Но признаюсь вам, меня интересует в настоящее время не столько Бразилия, сколько Греция — наиболее страдающая из всех современных стран, и большие возможности, открывающиеся там». Но Рио-де-Жанейро находился на его пути домой, в Европу. Когда он приехал туда, его тут же проводили к императору. Удивительно, но эти два человека сразу понравились друг другу. Педру откровенно восхищался этим грубым, подчас несносным мужчиной, вдвое старше его, а в Педру было что-то такое, что пробуждало отцовские чувства у Кокрейна. И еще — оба были весьма импульсивными натурами.

Кокрейн согласился поступить на императорскую службу с жалованьем восемь тысяч долларов в год (очень приличным для того времени). Вместе они проинспектировали флот, который не выдерживал сравнения даже с чилийской флотилией Кокрейна: всего восемь кораблей, из них два не могли плавать в море, а два можно было использовать только как брандеры, пятый — «Мария де Глория» — нуждался в серьезном ремонте. Только флагманский корабль, семидесятичетырехпушечный «Педру Примейру» и фрегат «Пиранга» впечатляли. «Либерал» находился в удовлетворительном состоянии. Португальский флот, напротив, выглядел прилично: в его состав входило тринадцать отличных кораблей — один линейный корабль, пять фрегатов, пять корветов, шхуна и бриг. При первом знакомстве с флотом Кокрейн был озадачен — возможно, подумал, что взял на себя слишком много.