Падение Римской империи

Экономика германского мира на рубеже старой и новой эр характеризовалась главным образом как натуральное хозяйство. Результат последующих четырех столетий товарообмена по большому счету был двояким. Во-первых, материальные ценности в новых формах и в беспрецедентных количествах хлынули в Германию с этой стороны римской границы. Экономические связи с Римом обеспечивали неслыханную выгоду для всех, начиная от работорговцев и заканчивая земледельцами, поставлявшими продовольствие римским гарнизонным войскам. В результате денег впервые оказалось достаточно, для того чтобы реально изменить характер богатства. Во-вторых, более существенным, нежели сам по себе фактор богатства, стало то, что новый характер товарообмена привел к социально-политическим переменам, поскольку отдельные племена соперничали друг с другом за право контроля над новыми денежными потоками, которые потекли через границу. В 50 г. Ванний, король маркоманнов, чье королевство было расположено в Подунавье, там, где сейчас находится Чешская республика, был изгнан в результате дерзкой акции, осуществленной неким племенным союзом, мигрировавшим с территории Центральной и Северной Польши. Как повествует Тацит ^{513} , эти варвары двинулись на юг, претендуя на часть тех доходов от торговли, которые Ванний скопил за 30 лет своего царствования. Как и во времена мафии и сухого закона, предстояла борьба за новый финансовый поток, вплоть до того момента, когда все аргументы были приведены и все заинтересованные стороны согласились с тем, что распределение доходов на том этапе отражало сложившуюся расстановку сил. В целом мы, конечно же, ничего не знаем о том, как функционировали коммерческие каналы и кто принимал в этом участие с германской стороны, поскольку среди германцев не было образованных людей. Тем не менее за последние годы польские археологи, изучающие северные участки Янтарного Пути, по которому в римский период этот полудрагоценный камень доставлялся с берегов Балтики в мастерские Средиземноморья, обнаружили целый ряд гатей и мостов. Радиоуглеродный и дендрохронологический методы датировки позволяют отнести их к первым столетиям новой эры и свидетельствуют о том, что они эксплуатировались в течение более чем 200 лет. Кто-то на территории Северной Польши получал достаточно приличные деньги в качестве своей доли доходов от торговли янтарем, чтобы немало об этом позаботиться. Существует также довольно остроумное предположение, что основные денежные суммы зарабатывались вовсе не теми, кто рубил лес и укладывал плахи в трясину. Организация и контроль за товарообменом естественным образом привели к углублению социальной дифференциации, поскольку отдельные племена в германском сообществе пытались овладеть этими доходами ^{514} .

Военные и дипломатические контакты подталкивали германское общество в том же направлении. В течение первых двадцати лет I в. легионы Рима пытались покорить его новых восточных и северных соседей. Политика империи в этом отношении была откровенно грабительской, на что германцы отвечали вполне предсказуемым образом. Первую мощную политическую коалицию в регионе Рейна, о которой мы знаем, создал Арминий для борьбы с римской экспансией. Эта коалиция одержала крупную победу над легионами Вара, однако затем распалась. Как мы видели во II главе, в течение трех последующих столетий политика Рима в отношении тех его германских соседей, которые жили в пределах приблизительно 100 километров от границы, включала в себя силовые акции (в среднем одну на протяжении жизни одного поколения), которые создавали основу для мирных соглашений на период между военными конфликтами. Иными словами, четыре раза за столетие римские легионы вторгались в глубь этой территории, громя все и всех, кто оказывал им сопротивление. В этой связи вряд ли может удивлять то, что мы видим здесь повсеместную враждебность по отношению к римлянам. Началось с того, что готское племя тервингов отказалось принять христианство из рук императора Констанция II и в течение трех лет под руководством Атанариха вело успешную борьбу с целью избавиться от обязательства посылать воинские контингенты в римскую армию для войны с Персией. У нас есть все основания полагать, что стремление противодействовать худшим проявлениям римского империализма было самым тесным образом связано с процессом становления более мощных племенных объединений (что было характерно для IV в.), которые, в свою очередь, сделали возможным появление новых варварских коалиций, сложившихся в V в. на территории Римской империи. Разумеется, агрессия не носила одностороннего характера. Богатая пожива ожидала того, кто оказывался в состоянии организовать успешный набег на земли по ту сторону границы (провинции, находившиеся в приграничной зоне, в экономическом плане, как правило, развивались быстрее, чем их германские соседи). Этот момент явился еще одним стимулом к созданию политических объединений, поскольку, если говорить в целом, чем многочисленнее отряд, который совершает набег, тем больше у него шансов на успех. Между тем, как мы знаем, подобные набеги были частью римско-германских отношений на протяжении всего имперского периода. За 24 года (354–378 гг.), которые освещены в труде Аммиана Марцеллина, алеманны прорывали границу на Рейне не менее 14 раз. На мой взгляд, нельзя считать случайным то обстоятельство, что алеманнские конунги IV в., такие как Хнодомар, которого император Юлиан разгромил в битве при Страсбурге в 357 г., были не прочь перейти границу с целью устроить грабительский набег. Богатство и слава, достававшиеся в результате деятельности такого рода, являлись неотъемлемой частью поддержания их реноме. Таким образом, шла ли речь об отражении римской агрессии или о том, чтобы урвать кусок от римского благосостояния, создание коалиции было эффективным способом добиться успеха. Внутренние подвижки, обусловленные как положительными, так и негативными аспектами римско-германских отношений, привели к тому, что германское сообщество выросло вширь и стало более сплоченным. Были ли новые коалиции, возникшие в Западной Германии в начале III в., порождены в первую очередь страхом или предвкушением поживы, не подлежит сомнению то, что военную мощь и материальные богатства Римской империи все они имели в виду.

Как только появились эти более мощные коалиции, римская дипломатия стала всячески стимулировать данный процесс. Испытанная и надежная тактика заключалась в том, чтобы сделать ставку на лидера, готового оказать реальное содействие в поддержании мира, а затем стараться укрепить его господство над подвластными ему племенами путем оказания целенаправленной помощи извне, чаще всего наряду с предоставлением торговых привилегий. Ежегодные субсидии были характерной чертой римской внешней политики с первых веков новой эры. Однако в такого рода отношениях всегда присутствовала некая двойственность; «прикормленным» правителям приходилось отвечать ожиданиям как собственных подданных, так и новоявленных имперских покровителей. Не одного конунга алеманнов подданные заставили выбирать: либо присоединиться к восстанию Хнодомара, либо лишиться власти ^{515} . Разумеется, те предводители, которым удавалось воспользоваться римской щедростью, получали больше возможностей расширить круг своих подданных.

Сыграло свою роль и римское вооружение. Неясно, каким образом велась торговля оружием, однако в датских кладах, обнаруженных в болотной трясине, найдено больше римского вооружения, чем где бы то ни было в Европе ^{516} . Отсюда следует однозначный вывод: данный тип изделий римского производства нашел себе применение в ходе локального конфликта довольно далеко от границы. Получив контроль над новыми источниками материальных ресурсов и с успехом осуществляя грабительские набеги, добившись легализации и других выгод от империи, а также овладев первоклассным римским вооружением, германский династ нового поколения отныне мог позволить себе расширять свое господство уже не столь мирными средствами. Его помыслы были отчасти направлены в сторону Рима, однако жесткое соперничество между германскими племенами также должно было сыграть свою роль в создании более мощных политических объединений в рамках германского мира. В частности, Аммиан Марцеллин сообщает о том, что бургунды изъявили готовность напасть на алеманнов, если им за это заплатят, а также о том, что один выдающийся предводитель алеманнов, Макриан, нашел свой конец на землях франков, когда очередной рецидив локальной агрессии закончился неудачей (Amm. Marc. XXX. 3. 7). На протяжении нескольких веков подобных конфликтов произошло несметное множество. Таким образом, следует иметь в виду, что по ту сторону границы Римской империи происходило огромное количество непредсказуемых событий, представлявших собой своеобразную реакцию местных племен на те опасности и возможности, на которые так щедра к ним была повседневная жизнь. Когда тот процесс консолидации племен и племенных союзов, который в течение столь длительного времени проходил по ту сторону римских рубежей, дополнился внешним потрясением, каковым стало нашествие гуннов, возникли те самые объединения, которым предстояло разорвать на части Западную Римскую империю.