Путешествия Христофора Колумба (Дневники, письма, документы)

20.Неизвестно, какая болезнь имеется здесь в виду, но ясно только одно – домашних животных индейцы на Антильских островах не имели. Следовательно, и болезнь не могла скосить животных, которых не существовало в природе.

21. Весьма убедительное доказательство каннибальских наклонностей! Следует иметь, однако, в виду, что версии об индейцах-людоедах почти всегда основывались на подобных «наблюдениях».

22.Имеется в виду иудейский историк Иосиф Флавий (I в. н. э.). Ауреа – Золотой Херсонес – Малаккский полуостров.

23. Аббат Хоакин – Иоахим Флорский – историк-хронист и ученый, живший в Южной Италии в XIII веке. Разумеемся, у Иоакима Флорского не упоминаются грядущие плавания в Новый Свет и ничего не говорится об открывателе, который «выйдет из Испании».

24.Имеется в виду «капитуляция» в Санта Фе от 17 апреля 1492 года.

25.Речь идет о мореплавателях, совершивших по договору с кастильской короной экспедиции к берегам открытого Колумбом южноамериканского материка (в 1499-1502 гг.). Колумб считал, что только ему предоставлено право на открытия и исследования в морях и землях «Индий».

Отрывок из завещания Диего Мендеса 1

Диего Мендес, житель города Санто Доминго на острове Эспаньола, находясь в городе Вальядолиде, где в это время пребывал двор их величеств, в шестой день июня месяца 1536 года составил в присутствии Фернана Переса, писца и нотариуса их величеств при королевском дворе и при всех королевствах и владениях их, при свидетелях – Диего де Аране, Хуане Дьес, Миранде де ля Куадра, Мартине де Ордунья, Лукасе Фернандесе, Алонсо де Ангуло, Франсиско де Инохосы, Диего де Агиляр – все же они вассалы сеньоры вице-королевы Индий – завещание.

И среди прочих разделов упомянутого завещания имеется один, который буквально гласит так:

Пункт завещания. Далее: Светлейшие сеньоры славной памяти адмирал дон Христофор Колумб и его сын адмирал дон Диего Колумб и его внук адмирал дон Луис ², которому да ниспошлет господь долгие годы жизни, и через них вице-королева ³, моя сеньора, как их опекун и душеприказчик, обязаны мне за многие дела и великие услуги, которые я оказал им и в совершении коих прошла и истрачена была лучшая часть моей жизни вплоть до того времени, когда служба моя у них закончилась. И в особенности много служил я великому адмиралу дону Христофору, когда я ходил с его сеньорией [163] открывать острова и материк, подвергаясь при этом смертельным опасностям, дабы спасти свою жизнь и жизнь тех, кто сопутствовал ему и бывал с ним. Особенно велика была опасность, когда мы оказались запертыми в гавани реки Белен, или Иебра⁴, куда мы укрылись от ярости моря и ветров, которые нанесли столько песку в устье реки, что замкнули вход в гавань. И когда его сеньория находился там и был в очень удрученном состоянии, собралась большая толпа индейцев под предлогом, как они заявили, похода против других индейцев областей Кобрава и Аурира, с которыми они вели войну, на самом же деле с целью сжечь наши корабли и перебить всех нас.

И хотя многие из них приходили в гавань, где находились наши корабли, никто во всей флотилии, за исключением меня, не подозревал, каковы их подлинные намерения. Я же явился к адмиралу и сказал ему: «Сеньор, эти люди, которые собираются здесь в боевой готовности, говорят, будто они идут на соединение с индейцами из Верагуа, чтобы направиться против индейцев Кобравы и Ауриры. Я же не верю им и думаю, что намерения у них иные и что они собрались для того, чтобы сжечь корабли и перебить нас всех», как оно на самом деле и случилось. Когда же адмирал спросил меня, каким образом можно предотвратить опасность, я ответил его сеньории, что выйду на лодке и направлюсь вдоль берега до Верагуа к тому месту, где индейцы разбили свой лагерь. И не прошел я пол-лиги, как встретил не менее тысячи вооруженных людей, и было у них много продовольствия и припасов, и я высадился на берег среди них один, оставив лодку на воде.

Я вступил с ними в беседу и вел ее, поскольку было возможно понять их речи, и предложил им выступить в поход совместно, предлагая лодку с оружием. Но они резко отвергли мое предложение, заявив, что не имеют в этом нужды. И так как я возвратился в лодку и оставался на глазах у индейцев близ берега всю ночь, они поняли, что им не удастся напасть на корабли, не обнаружив при этом своих намерений, и сжечь и разрушить их, а поэтому они изменили свой план. В ту же ночь все они ушли в Верагуа, а я вернулся на корабли и сообщил обо всем его сеньории, и он не счел мои вести маловажными. Когда мы стали обсуждать, как наилучшим образом разузнать намерения этих людей, я предложил отправиться к ним с одним только спутником, и так я и поступил, хотя был при этом уверен, что не жизнь, а смерть принесет мне эта вылазка. Я отправился вдоль берега моря, чтобы дойти до реки Верагуа, и встретил два каноэ с индейцами-чужестранцами; они рассказывали мне подробно, что здешние жители собирались в поход, чтобы сжечь корабли и перебить всех нас, и что отказались они от этого только потому, что им помешала моя лодка, и что они обсуждали после этого план нападения и решили повторить набег в течение двух ближайших дней.

Я попросил их взять меня на каноэ и за плату перевезти вверх по течению реки. Но индейцы стали уклоняться от этого, говоря, что ни в коем случае мне не следует ездить вверх по течению, так как не может быть ни малейшего сомнения в том, что меня и моего спутника убьют, как только мы дойдем до селения. Вопреки их советам, я все же добился, чтобы они взяли меня на каноэ, и отправился вверх по течению до самых индейских поселений, жителей которых мы застали в состоянии боевой готовности. Мне позволили пройти к главной резиденции касика. Тогда я сделал вид, что явился сюда как лекарь, чтобы излечить касика от раны, которая была у него на ноге. Благодаря подаркам, которые я роздал, мне разрешили пройти к королевской резиденции, что находилась на вершине холма, близ большой площади, вокруг которой выставлено было 300 человеческих голов: это были головы убитых в одном из сражений. Когда я пересек площадь и находился уже у самого королевского дома, произошло сильное волнение среди женщин и детей, собравшихся у ворот. Они вошли во дворец с громкими криками. Из дворца вышел один из сыновей касика; очень разгневанный, он говорил что-то очень резко на своем языке. Затем он схватил меня и сильным толчком отбросил от себя прочь. Чтобы смягчить его гнев, я сказал ему, что пришел сюда, чтобы вылечить ногу его отца, и показал принесенную для этого случая мазь. Он мне ответил, что ни в коем случае мне нельзя войти туда, где находится его отец. Видя, что таким способом не удается задобрить индейца, я извлек гребень, ножницы и зеркало и попросил своего спутника Эскобара причесать меня и остричь мне волосы.

При виде этого сын касика и другие индейцы были очень удивлены. Тогда я приказал Эскобару проделать то же самое с волосами знатного индейца, а затем подарил ему гребень и зеркало, и этим ублаготворил его. Я попросил дать нам что-нибудь поесть и тотчас же принесли еду, и мы откушали и выпили в мире и согласии с индейцами, и расстались с ними друзьями. Я распрощался с сыном касика и возвратился к кораблям, отдав отчет адмиралу, моему сеньору, обо всем, что произошло, и он выразил большое удовлетворение, выслушав мой рассказ.

Он приказал принять меры предосторожности на кораблях и в соломенных хижинах, сооруженных на берегу; я должен был оставаться там с частью наших людей, дабы разузнать и выведать тайны этой страны.

На следующий день утром его сеньория призвал меня, чтобы узнать мое мнение относительно всего, что надлежит теперь делать. Я считал, что нам следует захватить касика и всех его военачальников, потому что как только они будут заключены под стражу, мелкий люд покорится нам.