Загадка Розуэлла

7 июля 1947 года, понедельник

Наступило утро. В семь часов Брейзел уже приехал к домику на лошади и привел с собой еще пару, объяснив, что такой вид транспорта более практичен в условиях бездорожья. Но если Кэвитта перспектива верховой езды не пугала, то для Марсела этот вариант не подошел, и он решил ехать за двумя всадниками на джипе.

Добраться до места по прямой было бы довольно легко, но пересеченная местность и полное отсутствие дороги вынудили сделать крюк: сначала ехали на восток, потом на юг и затем уж повернули на запад. Усеянное обломками поле увидели издалека. В 1979 году, за три года до смерти, полковник Марсел описал (в какой уж раз!) представившуюся глазам картину следующим образом: «Обломки были разбросаны на обширном участке длиной, может быть, в три четверти мили и шириной в несколько сотен футов... (примерно 1200 м, скажем, на 90 м, потому что 100 футов составляют 30 метров. — Б.Ш.) Мне бросилось в глаза, что было легко определить, откуда он (терпящий катастрофу объект. — Б.Ш.) появился и куда он направлялся» [78].

Когда приехали на участок, Марсел начал опять-таки с проверки всей зоны на радиоактивность. И опять ничего.

Обнаружили вмятину трехметровой ширины, которая тянулась на протяжении ста пятидесяти метров. Но как образовалась эта вмятина? Обломки валялись повсюду, и никакой подсказки.

Кругом был разбросан материал, напоминавший тусклую фольгу. Марсел подобрал очень легкий кусок с двутавровым профилем. Попадалось нечто, напоминавшее леску и пергамент.

В дальнейшем Марсела неоднократно расспрашивали о загадочной находке.

«Мы нашли несколько очень маленьких металлических кусков, но большую часть лежавшего вокруг очень трудно описать. Ничего подобного я не видел ни раньше, ни до сегодняшнего дня. Я не знаю, что это было. Мы подбирали кусок за куском... Я хотел проверить, горит ли этот материал, и поскольку я курил, то зажигалка была при мне. Я держал пламя под кусочками, но они не горели... На некоторых были знаки, которые я называю иероглифами. Я не мог прочесть их и не знаю, расшифровали ли их позже... Были там и рейки, которые мы не могли ни поломать, ни согнуть. Они походили не на металлические, а, скорее, на деревянные. Если я не ошибаюсь, 3 дюйма [79] на 2,5 в обхвате и разной длины. Но ни одна из них не была слишком длинной, самая большая — не длиннее ярда. И почти невесомые. Не чувствовалось даже, что в руках что-то лежит, вроде бальзового дерева, и вдоль какие-то знаки, в два цвета, напоминавшие мне китайское письмо...

Я знал все технические новинки, которые мы использовали в армии для метеорологических наблюдений, но я не мог опознать этот материал как принадлежавший какому-либо из таких устройств. (Марсел говорит о шарах-зондах, поскольку, как мы помним, генерал Рэми свел все происшествие к находке зонда. — Б.Ш.) Я был хорошо знаком почти со всем, что летало в воздухе в те дни, — не только с нашими военными самолетами, но и с тем, что принадлежало другим странам. И я продолжаю думать, что это был не земной объект. Он прибыл на Землю, но не с Земли...» В разговоре с известным уфологом Стрингфилдом Марсел описал и другой тип кусков: «Металлические обломки длиной до шести дюймов, но тонкие, как фольга. Куски были необыкновенными по причине большой прочности. Только несколько кусков были большого размера, а самый большой Брейзел принес домой 3 июля» [80].

О найденных кусках говорил он и в одном из телевизионных интервью, показанных в 1979 году:

— Затем там было нечто вроде пергамента, коричневого цвета, очень прочного, а также много кусков металлической фольги (они так выглядели), но это не был алюминий, потому что, сколько бы их ни мяли, они сохраняли первоначальную форму [81].

(Это сравнение с пергаментом, фольгой и леской позволило оппонентам в дальнейшем говорить, что из упоминания именно этих материалов совершенно ясно происхождение кусков: все найденное отвалилось от аэростата. Марсел, однако, всегда настаивал, что слова «пергамент», «фольга» и «леска» употреблены им лишь для сравнения, как наиболее подходящие по внешнему виду.) Марсел и Кэвитт обошли по периметру все поле с обломками. А за его пределами ничего не было, ни одного одиноко валявшегося кусочка. Но как бы там ни было странно и загадочно, а приехали они сюда не удивляться и ахать, и Марсел с Кэвиттом начали собирать куски и складывать их в машину.

В этот же день в Пентагоне в 13.55 встретились начальник штаба ВВС генерал Хойт Ванденберг и зам. начальника штаба генерал Куртис Ле-Мей, тема летающие тарелки. А генерал-лейтенант Н.Ф.Туайнинг, начальник Управления материально-технического обеспечения ВВС США, куда в то время входил отдел технической разведки, утром неожиданно резко изменил свою рабочую программу и отменил вылет в Сиэтл. Когда сотрудники его службы рассказывали журналистам, что он в Вашингтоне, Туайнинг был уже в Аламогордо. А это близко от Розуэлла. Через день на телефонные звонки журналистов он отвечал уже с базы Кэртлэнд (возле Альбукерке). Вместе с Туайнингом прилетели два генерала из отделов технической разведки и один из штаба ВВС [82].

Тем же утром Туайнинг позвонил Президенту, и это был его единственный звонок за все лето. И опять-таки тем же утром Трумэн встретился с сенатором от штата Нью-Мексико. С тем самым, которому предстояло через пару дней отбить охоту у владельцев розуэллской радиостанции Уолта Уитмора и Джорджа Робертса распространять информацию о находке Брейзела.

Обломки собирали весь день. Марсел и Кэвитт покинули ранчо вместе в 21.00 [83].

— Мы собрали только маленькую часть разбросанного, — сказал впоследствии Дж. Марсел [84].

8 июля 1947 года, вторник

Пребывавший под большим впечатлением от найденного, Марсел остановился на обратном пути у своего дома, находившегося рядом с дорогой на базу. Было около двух часов ночи, но у него в машине была Загадка, хотелось показать ее домашним. Да к тому же это в Пентагоне уже вынесли приговор об уровне секретности, а он-то отсутствовал тридцать один час и, конечно же, не мог знать, что кто-то где-то решил.

Дом спал. Марсел разбудил жену и одиннадцатилетнего сына Джесси-младшего для осмотра захваченных им из машины нескольких типов обломков. Он разложил принесенные куски на полу в кухне.

— Это нечто особенное,— сказал он сыну,— это не из нашего мира. Я хочу, чтобы ты запомнил это на всю жизнь! И сын запомнил на всю жизнь. А в жизни ему, врачу по образованию, пришлось повидать разное. Во время вьетнамской войны был пилотом вертолета, а с 1978 года служил в Национальной гвардии в качестве летающего врача. Затем работал в группе расследования авиационных катастроф Федеральной службы авиации и был старшим консультантом клиники уха, горла, носа.

В письменном показании, датированном 6 марта 1991 года, он описывает разложенное в ту ночь на кухонном полу следующим образом: «Там было три типа кусков: тонкая фольга серого металла, коричневато-черный материал вроде пластмассы и куски двутавровых реек. На внутренней поверхности двутавровых реек были какие-то письмена. Надписи были фиолетовыми и казались рельефными. Буквы выглядели как закругленные геометрические фигуры и не походили на русские, японские или какие-нибудь другие иностранные. Они напоминали иероглифы, но без рисунков» [85].

После осмотра все было возвращено в машину, и Марсел продолжил свой путь на базу, куда приехал только после трех часов. Остаток ночи он провел в помещении службы разведки.