Огни в бухте (Дилогия о С М Кирове - 2)

Серебровский осторожно вел под руку Богомолова по рытвинам и ухабам бухты. Вскоре они оба умаялись и шли неторопливо, часто останавливаясь и переводя дыхание. Серебровский Богомолову был симпатичен. Если бы у него сейчас спросили - чем, он вряд ли ответил бы. Но, видимо, и мягкостью характера, которая в нем угадывалась, и знанием дела, что в человеке он ценил выше всего. Ах, как ему хотелось быть зрячим и увидеть человека, который шел с ним рядом и мог так поэтично говорить о нефти, о бухте, о настоящем и будущем не только нефтяной промышленности Баку, но и всей страны.

- Скажите, Александр Павлович, вы случайно не инженер?

- Инженер, инженер-механик. Хотя по специальности мне почти что не пришлось работать, - с сожалением ответил Серебровский.

- Кончали в Петербурге?

- Начинал в Петербурге! В Технологическом. Но был арестован и выслан в Уфу.

- За что же? - Богомолов остановился.

- Видимо, за революционную работу, - рассмеялся Серебровский. - За что же тогда студентов высылали из столицы?

- Ах, вот оно что! - Богомолов покачал головой и постучал тростью. И в каком это было году?

- Давно, в тысяча девятьсот втором. Тогда я был семнадцатилетним мальчишкой!

- Но революционную работу, догадываюсь, не бросили?

- Нет, зачем же... Наоборот, в Уфе я вступил в партию и всю свою жизнь связал с партией.

- Значит, вы в прошлом - профессиональный революционер?

- Да, так выходит, Павел Николаевич.

- И в тюрьмах сидели, наверное?

- К тому же - многократно. И в ссылке был. Работать ведь мне приходилось в разных городах, в разных условиях, куда пошлет партия.

- Например?

- Ну, Москва, Иваново-Вознесенск, Николаев, Одесса, Уфа и даже Баку.

- И даже Баку?

- Да, Баку, это было в девятьсот пятом году. Работал я тогда в Балахано-Сабунчинском районе. Но после августовской стачки вернулся в Петербург. О продолжении учения, Павел Николаевич, конечно, не могло быть и речи. Работал на Путиловском заводе. От завода потом был избран членом Исполкома Совета рабочих депутатов.

Серебровский поймал себя на мысли, что вопросы Богомолова как-то удивительно располагают его к откровенности. Может быть, потому, что они коллеги, оба инженеры? Нет, видимо, просто хорошо расположены друг к другу. В Богомолове есть что-то романтическое и загадочное. Возможно, что такое же чувство и он вызывает у него? Наверное, уж азнефтинские инженеры рассказали о нем всякие небылицы.

- А дальше как у вас сложилась судьба? - Богомолов двинулся вперед, нащупывая себе тростью дорогу, но Серебровский взял его под руку.

- Снова сидел в тюрьме, Павел Николаевич. Потом перевозил для нужд революции оружие из Финляндии. Но в конце девятьсот восьмого года вынужден был уехать за границу: боялся нового ареста и ссылки. На первое время поселился в Париже. Здесь мне довелось некоторое время работать с Лениным.

- С самим-самим Лениным? Владимиром Ильичем?

- Да, с Владимиром Ильичем... Впервые я с ним встретился в Петербурге... По настоянию Владимира Ильича потом я из Парижа переехал в Брюссель, поступил в Высшее техническое училище. Помню, он говорил, что, когда будет свергнуто самодержавие, рабочему классу понадобится своя техническая интеллигенция, и советовал мне не терять времени - учиться. Со званием инженера-механика я через несколько лет и вернулся нелегально в Россию.

- А дальше, дальше? Как же вы попали обратно в Баку?

- Это случилось не сразу. Была война, революция, годы гражданской войны, служба на Украинском и Южном фронтах и лишь потом - Баку.

- Послал вас сюда Ленин? Как и Кирова?

- Вы угадали, Павел Николаевич.

- Он далеко у вас видит, ох, и далеко! - Богомолов усмехнулся. - Кто бы мог еще несколько месяцев тому назад даже подумать, что на бухте я попаду в окружение таких старых революционеров, как вы, Киров, Петрович? Чудеса и только!

- Не рады?

Богомолов отшутился:

- Радоваться, конечно, еще рановато. Поработаем, а там будет видно.

Они оба рассмеялись и пошли уже более энергичным шагом.

- Мне кажется, Павел Николаевич, вам бы хорошо иметь... (Серебровский хотел сказать: "поводыря", но не решился) человека - нет, не взрослого, лучше мальчика, помощью которого вы могли бы воспользоваться в любую минуту - пойти или поехать куда...

- Да, это мне бы очень помогло. А то усидеть в конторке мне будет трудно. Спасибо.

4

А в это время у Приморского бульвара, в третьеразрядном кабаке "Париж Востока", ели, пили, предавались бесшабашному веселью.

Пианистка, откинувшись на спинку плетеного кресла, играла на дребезжащем рояле, а Черт, хозяин кабака, буйствовал на скрипке; в поту, хмельной и веселый, он играл и пел куплеты "на злобу дня".

За столами моряки и грузчики, портовые дельцы и жулики звенели стаканами, притопывали ногами, ругались, играли в кости, перемигивались с девицами.

И вдруг Черт сорвал смычок со струн, отвел назад руки, держа в одной скрипку, в другой - смычок, и, поднявшись на носки, что есть мочи крикнул на весь кабак:

- Гой ты Русь моя родная! - и помахал скрипкой кому-то неведомому.

Многие привстали с мест, обернулись к дверям.

На пороге, освещенные раскаленным солнечным светом, в оранжевых рубахах, с зелеными фанерными чемоданами в руках, подстриженные под горшок, стояли два парня: высокие, плечистые, рыжеволосые, голубоглазые.

- Ставлю, ребята, водку, заходите, пляшите, гуляйте - у меня все можно! - крикнул Черт.

Столики все были заняты.

Черт отвел рыжеволосых парней в дальний угол кабака, к столу, за которым сидел Карл Гюнтер, немного поодаль - тартальщик с Зубаловского промысла Федор Быкодоров и девушка по имени Ада. Девушка была красива, пьяна и дерзка.

- Ставлю водку, ребята, пейте, гуляйте, пляшите! - Черт усадил парней за другой конец стола. - Ах вы милые! Люблю глядеть на вас. И откуда вы, с каких краев?

- Работать приехали? В грузчики? В матросы? - уставившись пьяными глазами на парней, спросил Гюнтер.

- Две недели уж без толку шляемся, на любую работу согласны. В грузчики - так в грузчики, в матросы - так в матросы, - ответил старший, Остап.

- А чего же на бухту не идете? Работы там на десять лет хватит, сказал Гюнтер.

- На дармовщину там работают. Мы уже были там.

- Бухта, брат, это нефть, золото...

- Кому золото, а нашему брату погибель одна. С утра до ночи в воде работать. Мы про все уже пронюхали.

- Значит, легкую работу ищете?

- Не легкую, но денежную. Хозяйство поднимать надо.

Официант, отбиваясь от мух салфеткой, принес на тарелке два стакана водки. Аркаша, младший, открыл свой чемодан, достал краюху черствого хлеба и кусок заплесневелой колбасы и так, в бумаге, положил на стол.

Два друга кивнули всей компании, сидевшей за столом, чокнулись и большими глотками, точно воду, опорожнили стаканы... Гюнтер поставил перед ними бутылку вина, пододвинул тарелку с закуской, пачку сигар.

Парни ели, пили, курили, задыхаясь дымом сигары, благодарили.

- На здоровье, - говорил Гюнтер. - Город у нас солнечный, вина много. Пейте, ребята.

- Пьем!

- Сами откуда? С Кубани, с Дона?

- Из Черного Яра, с Волги, - сказал Остап и, отвернувшись от Быкодорова и девушки, подвинул под ноги свой зеленый чемодан...

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Низко склонившись над столом, Богомолов дописывал страницу. Вот он услышал скрип двери, шуршание ладони по обоям (в поисках выключателя; значит, уже темно) и поднял голову.

- Ты, Лида?

- Это я, барин, - робко отозвалась Матрена Савельевна. - Там пришли к вам, просят принять их. Назваться не назвались, сказали - сами скажут.

- Дорогая нянюшка, - Богомолов устало откинулся на спинку кресла, - я уже говорил вам - никого не принимать. - Он опустил руку в стоящее рядом с креслом ведро, достал со льда бутылку, налил пива, выпил и, погладив шершавую бумагу, выровняв линейку на ней, продолжал выводить каракули.