Москва, Токио, Лондон - Двадцать лет германской внешней политики

Светская жизнь собственно в Данциге была живой и гармоничной. Вокруг суверена Вольного города - Верховного комиссара, назначенного Лигой Наций, собралось небольшое, но достаточно однородное общество, дополненное случайными участниками. Мистер Макдоннел, чиновник британской колониальной службы, занимал тяжелый и ответственный пост Верховного комиссара. Спокойный и приятный человек, хороший спортсмен, музыкант и, как и миссис Макдоннел, очень гостеприимный, он пользовался огромной популярностью. Мы находились с ним в самых дружественных отношениях, играли в бридж, бадминтон и теннис, вместе с удовольствием катались на лыжах на холмах между Данцигом и Оливой.

Достопочтенный А. М. Берби был столь же популярен. Другими знаменитыми членами нашего общества были датский генеральный консул Кох и его жена. Их просторный, красиво обставленный дом был центром светской жизни в Сопоте. Они были самыми опытными членами нашего лыжного клуба.

Из польской миссии - м-р и м-с Керменик и мадам Горка, принимавшие вместе с некоторыми другими членами участие в наших спортивных походах.

Мы поддерживали очень дружественные отношения и с главой миссии Каэтаном Моравским, с которым я был знаком еще по Варшаве. Несколько молодых супружеских пар и незамужних девушек из Данцига замыкали наш круг.

В короткие летние месяцы светская и спортивная жизнь достигала своего апогея. Сопот долгие годы пользовался заслуженной славой теннисного центра Восточной Германии и даже теперь почти все сильные игроки собирались здесь на турнире, несмотря на территориальные препоны.

Важную роль играли яхты. Стипльчез - скачки с препятствиями - также собирали огромные толпы народа. Пляж был заполнен купальщиками и гостями из Германии и Польши. Очень привлекательным местом в Сопоте было казино.

Уникальным музыкальным и культурным событием для Данцига - Сопота, проходившим в разгар летнего сезона и привлекавшим тысячи гостей издалека, было Wald-Oper в Сопоте - оперное представление под открытым небом, во время которого сцена и места для зрителей располагались в старом красивом лесу. Никакие потолки не защищали певцов и зрителей от дождя и не препятствовали звучанию человеческих голосов и оркестра.

Прибыв на место действия до захода солнца, толпа наслаждалась его последними лучами, окрашивавшими листья буков и темных елей. Конечно, обязательным условием была хорошая погода. Но, что было довольно странно для этого сырого и дождливого климата, случаи, когда представления откладывались или прерывались из-за дождя, были исключительно редки. Предсказания погоды, согласно которым и выбирались дни представлений, основывались на статистических данных метеонаблюдений, проводившихся на протяжении прошлых десятилетий, и в основным они оказывались правильными. Еще более неожиданным казалось то, что звучание оперы нисколько не страдало от отсутствия потолка и стен. Очевидно, лес создает достаточную преграду рассеиванию человеческих голосов и звучанию оркестра в пространстве. Напротив, голоса певцов звучали более сильно и звучно" в то время как оркестр несколько отступал на задний план, аккомпанируя им. Неожиданно для меня законы акустики успешно преодолевались, чтобы добиться этого удивительного эффекта.

На этих представлениях никогда не бывало ни одного второразрядного оркестра или провинциальных певцов. Самые выдающиеся дирижеры и оперные звезды из Берлина и Вены собирались в Сопоте. "Гибель богов" и "Зигфрид" впечатляли своим абсолютным величием, будучи исполнены среди таких декораций. Здесь не было скал из папье-маше, но были скалы реальные, видевшие смерть Зигфрида. Не было никаких валькирий, скачущих на макетных лошадях, или невидимых, поющих за сценой "И-го-го!" Здесь валькирии скакали на настоящих белых лошадях по настоящему лесу.

Возвращаясь на машине в Данциг после представления, мы встречали валькирий в полицейской форме, скачущих парами в свои казармы. Валькирии были никем иным, как посаженными на лошадей полицейскими. А пели за них певцы за кулисами.

Чем дольше мы жили в Данциге, тем больше он нам нравился. Нам с женой хотелось бы еще и дальше наслаждаться такой жизнью, соединявшей в себе удобства городской и прелести деревенской жизни. Однако обстановка на берлинской политической сцене тем временем существенно изменилась, и еще до истечения двух лет нашего пребывания в Данциге в моей дипломатической карьере должна была открыться новая глава.

После того как пассивное сопротивление оккупации Рура оказалось бесполезным, крайне правый Кабинет, возглавляемый герром Куно в качестве канцлера, ушел в отставку, а следующий Кабинет сформировали члены "Великой коалиции", в которую входили представители всех политических сил, начиная от Deutsche Volkspartei (правое крыло либералов) и кончая социал-демократами. На политическую арену вышел Густав Штреземан, и в течение последующих шести лет он будет играть на ней ведущую роль. Назначенный сначала канцлером, он был вскоре переведен на должность министра иностранных дел, а герр Лютер стал его преемником на посту канцлера.

Денежная реформа стабилизировала рейхсмарку и остановила опустошительную инфляцию, которая к тому времени почти привела к тихой социальной революции, разрушив финансовую основу существования среднего класса. Конференция в Лондоне, принявшая план Дауэса, ввела нерегулируемый поток репараций в нормальное русло, а США заняли лидирующее положение в реконструкции Европы. Начиналась новая эра в послевоенной истории.

Штреземан решил сменить свою "правую руку" - статс-секретаря Мальтзана, чье властолюбие не вполне гармонировало с его собственным прямым и открытым характером, на более гибкого и уступчивого чиновника, которым было бы легче управлять, чем склонным к автократии инициатором политики Рапалло. Мальтзан был назначен послом в Вашингтон, а на посту статс-секретаря его сменил герр фон Шуберт. Это перемещение пробило брешь в восточно-европейской политике Германии, которую направлял Мальтзан, и было принято решение возложить ответственность за ее проведение на меня. Я должен был быть назначен заместителем начальника Восточного отдела МИД с перспективой занять Должность начальника отдела после того, как нынешний его шеф, герр Вальрот, будет назначен посланником в одну из европейских стран.

Учитывая важность задачи и перспективы продвижения по службе, отказаться от этой сомнительной чести, оказанной мне, было невозможно.

Я был достаточно хорошо знаком с нашими восточными проблемами и внутренней "кухней" МИДа, а также с парламентскими проблемами, чтобы полностью отдавать себе отчет в том, что меня ожидает очень трудная задача. С одной стороны, я сомневался, подхожу ли я для нее, а с другой - меня привлекала перспектива занять ключевую должность в восточных делах.

В конце февраля 1925 года я прибыл в Берлин. Период моего ученичества в дипломатии подошел к концу, и Меня ожидало серьезное испытание. Начинался новый четырехлетний период - возможно, самая интересная глава моей жизни.

Глава 2.

Восточный отдел (1925-1928)

Обновленный МИД

Я был не единственным, кого отозвали с занимаемого поста для работы в МИДе. Министерство иностранных дел вновь медленно, но верно становилось центром формирования внешней политики страны. Попытка влить свежую кровь в склеротические, как утверждалось, вены министерства после 1918 года путем трансплантации людей из различных слоев общества - торговцев, армейских офицеров, управляющих - на ответственные посты с целью произвести благотворный целебный эффект, потерпела неудачу. И тогда решено было начать новый эксперимент, заключавшийся в назначении карьерных дипломатов на должности заместителей начальников отделов в качестве нянек для своих шефов-неполитиков. Это было не прямое возрождение старых политических департаментов, священных и неприкосновенных в бисмарковские времена, но шаг назад по этой дороге. Недавно назначенным "директорам" было доверено вести важные политические переговоры. Они сопровождали министра на конференции, составляли ноты, вели переговоры с посольствами и имели прямой доступ к статс-секретарю и министру иностранных дел. Они зачастую были в курсе самых секретных дел, о которых им запрещено было сообщать своим шефам. Шуберт завел так называемое "бюро при министре", в котором концентрировались эти в высшей степени конфиденциальные дела, однако не пытался сделать решительный шаг к формированию нового политического отдела.