Тайный сыск Петра I

Государь, по не вполне ясному разумению немецкой грамоты, боялся проглядеть какого-нибудь слова, мало-мальски разъясняющего дело. Было ли найдено письмо сильненькое «с рецептом о составе питья, ни про кого другого, что ни про хозяина» — неизвестно.

Не видно по дошедшим до нас бумагам, имел ли Петр объяснение с Екатериной. Иностранцы, разумеется, живописуют по этому поводу целые сцены, рассказывают, как государь, в припадке гнева, раздробил громадное венеци-… <В оригинале отсутствуют страницы 566–567. Прим. авт. fb2> …дарыня-императрица изволила приказывать князю Ромодановскому о решении того дела по указам государевым. А как дело из Юстиц-коллегии перешло к князю Ивану Федоровичу (Ромодановскому), того не знаю».

«О Любсовой жене?»

«Как Любсова жена била челом о своем отпуске (за границу), тогда я как ее, так и ея челобитье, по указу государыни, ея величеству представлял. Тогда Любша мне ничего не дарила; только в прошлом году на мои имянины подарила: кусок кружев, потом еще два куска, да пред отъездом своим — 500 червонных. Тогда ж к имянинам прислал Мейер вина (следует исчисление бутылок и бочек). Послал я к нему в нынешнем году роспись, и по той росписи прислал он мне еще вина (следует исчисление). А больше того ни от Любши, ни от Мейера я ничего не бирывал».

«О письмах Льва Измайлова, что просил об указе в вотчинную коллегию об отдаче деревень и обещал деньги?»

«Те деревни за государыней-императрицей; а чьи были, того не помню: только слышал от Кошелева, что после которой-то царевны ея величеству достались. И о тех деревнях Петр Измайлов бил челом ея величеству на Воронеж, понеже (не знаю почему) им те деревни надлежат. Ея величество изволила обещать отдать половину деревень, и о той половине Лев Измайлов за брата своего просил в Москве. Обещал (мне) 1000 рублей; но ничего не давал, а я не брал, и ныне те деревни не отданы».

«О псковских деревнях царевны Прасковьи Ивановны?»

«Царевна отдавала мне эти деревни, и я, польстясь на них, взял у нея духовную, которою крепки были оне ей, царевне, царицею Прасковьей Федоровной. Однако видя, что их невозможно за собой укрепить, я говорил царевне: “Ими не жалуйте, понеже оне не могут быть мне крепки, а подлогом крепить опасен”. Она на то сказала: “Коли деревень не возьмешь, то я тебе оброк с них пришлю”. Я и от этого отрицался. А потом, по прошению царевны, государыня изволила приказать оныя деревни, хотя она и о всех просила, в вотчинной коллегии справить за ней, царевной, ей же и отсылать с них оброк, что и учинено. 600 рублей оброку на прошлый год к ней отослано, а она прислала их ко мне. Я принял. На сей год ничего не присылывала. Для отказу же тех деревень посылал надворнаго суда прокурора Тимофея Кутузова, для того, чтоб о них подлинную ведомость получить, что они стоят: я намерен был их купить. Печатный пошлины платил и отправлял для отказа из своих денег, и то чинил по указу Прасковьи Ивановны».

«О деревнях Стельса, что перешли к князю Алексею Долгорукову и против чего есть протестация Нестерова?»

«Я в этом деле никакого старания не употреблял; а просил меня он же, князь Алексей Долгоруков, о справке за ним, по указу, деревень отцовских, чтоб ему в том споможение учинить. И по тому прошению говорил я Сухотину, президенту вотчинной коллегии, чтоб по указу решение в деле Долгорукова учинил. А понеже Долгоруков мне издавна друг, то по дружбе подарил он мне девять кобыл вороных на завод; а я ему отдал собаку во сто червонных, что подарил мне герцог Голштинский».

«О письме Корчмина, что имеет дело с Сумским полком в землях?»

«Письмо это дал мне Корчмин для памяти того дела с прошением: доложить о нем ея величеству. Но я ничего по нем не делывал, понеже исследовать о том велено полковнику Чернышеву».

На общий вопрос, что и от кого он получал, Монс отвечал следующим, значительно им укороченным, списком:

«Как освободили Василья Юшкова из-за караула, тогда государыня послала меня с ведомостью о том к царице Прасковье Федоровне. Царица дала мне 1000 рублей [90], Юшков потом дал другую 1000, да сервиз серебряный — в июле 1724 года — с прошением: содержать его в протекции у государыни императрицы».

«Бывший архимандрит троицкой Писарев просил доложить императрице об отдаче ему сундука; ея величество указала архиерею Феодосию отдать архимандриту сундук; архимандрит дал мне (за это) 1000 рублей. Но потом, как эти деньги спросили в Синод, то я их паки отдал. Кто же принес мне грамотку от Писарева с обещанием дать мне 1500 рублей, если я возвращу ему на это время 1000, того не помню и нигде никакого старания о том не прилагал, и отдал тому Писареву первые 1000 рублей, а больше ничего не бирывал. Интересовался ли в этом деле Макаров — не знаю и от него о том деле не слыхал».

«В нынешнюю бытность мою в Москве крестьянин села Тонинскаго — Солеников просил меня, чтоб его по торгам и по богатству в посад не записывать; понеже он заводил игольный завод, купил к нему деревню и в магистрат подписался, что ничем не торговал. По указу государыни Солеников определен в стремянные конюхи и за то он подарил мне 400 рублей».

«Яков Павлов, как взят ко двору в пажи, дал мне на имянины часы. Я их продал».

«Светлейший князь (Меншиков) прошлаго лета подарил лошадь с убором».

«Князь Василий Долгорукой дал парчу на верхний кафтан».

«Александр Нарышкин — две кобылы на завод».

«Архимандрит троицкой Гавриил меня ни о чем не прашивал и ничем не даривал».

«Малевинской просил меня по своему делу, чтоб доимки не править; но я по тому прошению ничего не делывал, ничего не бирывал, а что он обещал, того не помню».

«Отяев просил меня в тяжбе его с Волковым; говорил я о том Ягужинскому. По цидулке своей Отяев 100 червонных не давывал, только по старой дружбе подарил он мне двух собак, да с ними охотника на время. А Павла Ивановича (Ягужинского) просил я о неоставлении Отяева, рекомендуя его только добрым человеком».

«По мемориям о Брянчанинове, Воинове, о Василье Глебове ничего не делывал и они мне ничего не давывали».

«Петр Салтыков просил о деревнях, взятых у него ко дворцу. Но я ничего для него не производил; он меня не дарил, а дарил ли кого из моей фамилии, того не знаю».

«О выморочных деревнях Мартемьянова, по челобитной Камынина, нигде не прашивал; колпак да камзол тканый, да 1000 рублей с него не бирывал; взял только, хваля мастерство, кошелек работы их домоваго ткача».

«За архиерея Дашкова никого не прашивал; двух же чалых лошадей подарил он мне без всякаго дела».

«О Якове Павлове просил я государыню, чтоб отпустила его от двора сержантом, но за это я ни с отца Павлова, ни с него и с брата ничего не бирывал».

«Лев Челищев подарил иноходца, чтоб исходатайствовать ему чин и заслуженное жалованье».

«Денег моих лежачих, ни в торгу, ни у кого нет, кроме того, что обретается в моем доме». Подписал: «De Monso».

Спросили подтверждения показаний только у одной царевны Прасковьи; потому ли, что взятка, данная ею душами и крестьянскими животами, была крупнее прочих или по другим каким соображениям — неизвестно.

Смущенная царевна призвана была к государю; в его присутствии она должна была вывести своим крайне дурным почерком следующие слова:..

«Дала я Монсу деревну для того што все в нем искали штобы добр…»

На последнем слове государь остановил Прасковью: достаточно было для суда и трех слов, остальное царевна могла дополнить устно; притом же Петру, в его нетерпеливом желании завершить дело возможно скорее, было вовсе не до Прасковьи.

Привели между тем Балка. Его не мучили длинными вопросами; государь удовольствовался одним: «Балакирев объявил, что вы всею фамилиею приходили к Монсу и со слезами просили его, чтобы он Столетова от себя бросил; буде же не бросит, то Столетов его укусит, и Монс может от него пропасть; а на те слова Монс отвечал: виселиц-то-де много! Вы всею фамилиею к нему приходили ли, такия слова говорили ли, ответ от него был ли и для чего вы ему те слова говорили?»