История инакомыслия в СССР

По его идее, справедливое общество способна создать лишь инженерно-техническая интеллигенция, она и должна получить доступ к управлению. Одна из статей Спиненко называется «Рождение новых классов и борьба при социализме». Член группы Семилетов после службы в армии пошел в школу МВД - учиться конспирации.

Следствие по этому делу велось не только в Свердловске, но и в Красноярске, Хабаровске, Горьком и, возможно, в других городах. Давиденко и его товарищи получили по 4 года лагерей. Спиненко был отправлен в спецпсихбольницу, и в 1983 г. он все еще находился там. [126]

Харьков находится на Украине, но это русифицированный город. Пробудившаяся здесь в 60-е годы независимая общественная жизнь шла не в русле украинского национального движения, а общедемократического: небольшой кружок харьковчан был духовно ближе к москвичам, чем к киевлянам. В кружок этот входили люди разных национальностей, почти все они были инженерами. Они дружили семьями - семей, я думаю, 10-15. В кружке царила атмосфера порядочности и взаимопомощи, горячая взаимная привязанность, обостренная ощущением своей инородности в городе. Харьковские инакомыслящие, как большинство в период «Пражской весны» и надежд на очеловечивание советской системы, были марксистами, в их домах висели портреты Ленина.

Самым активным из харьковчан был военный инженер Генрих Алтунян. Он и его друзья бывали в Москве, познакомились с московскими правозащитниками, тяготевшими к марксизму, - Петром Якиром, Петром Григоренко и др. Алтунян вошел в Инициативную группу по защите прав человека в СССР, а семеро его друзей поддержали подписями обращение Инициативной группы в ООН. Алтуняна арестовали одним из первых в Инициативной группе - в июле 1969 г. [127] К тому времени он уже был исключен из партии, демобилизован и потерял работу. Вслед за ним арестовали одного за другим его друзей - В. Недобору, В. Пономарева и А. Левина. [128] Идеализм и вера в лучшее в людях, сделавшие этот круг неотразимо привлекательным в общении, обернулись против них на следствии, - они не верили, что нельзя убедить следователей в чистоте своих помыслов и в безупречности своей гражданской позиции, и были очень откровенны с ними. Жестокость и несправедливость особенно больно ранила этих доверчивых людей. Но все четверо арестованных держались очень мужественно, как и их жены и друзья во время «проработок» по месту работы.

Никому из них не дали выступить с объяснениями своего поступка; письмо, под которым они подписались, не зачитывалось. Сослуживцы яростно нападали на них за самый факт обращения в ООН, т.е. за границу, называя их предателями родины, пособниками империалистов, а ООН - шпионской американской организацией. Все собрания приняли решение об увольнении своих инакомыслящих коллег. Все они лишились работы по специальности и годами зарабатывали неквалифицированным трудом. [129]

Научные городки. (Новосибирский академгородок, Обнинск, Пущино-на-Оке, Дубна, Черноголовка и др.). Создавая эти городки, власти, кроме прочего, имели в виду изолировать ученых с их привычкой к независимому мышлению, от остального населения. Но в самих городках создалась среда с особым общественным микроклиматом, где самостоятельность мышления проявлялась не только при решении научных вопросов.

Философ Борис Шрагин, выступавший с лекциями в подмосковных научных городках, утверждает, что такую открытую реакцию слушателей он встречал лишь в свободном мире: слушатели с безбоязненной естественностью задавали вопросы и высказывали свое мнение по самым острым политическим проблемам. [130]

Научные городки - идеальная среда для самиздатской деятельности, самиздат и тамиздат циркулируют в них практически открыто.

Известно, что в 1968 г. большинство среди протестовавших против ресталинизации и выступивших в защиту обвиняемых на «процессе четырех» составили ученые - им принадлежит 45% подписей под письмами по поводу этого суда. [131] Среди этих писем было отдельное письмо с 46 подписями из Новосибирского академгородка. [132] Подмосковные научные центры не выступили с отдельными письмами, так как при близости к Москве и тесных связях с ней жители этих городков участвовали в письмах москвичей.

«Проработки» «подписантов» были проведены и в научных городках. И там нашлись люди, выступавшие с «гневным осуждением». Так, в Новосибирском академгородке член-корреспондент Сибирского отделения Академии наук Р. Сагдеев предложил «выгнать всех из Академгородка, пусть идут грузить свинцовые чушки». [133] Однако Б. Шрагин, проанализировавший данные «Хроники» о «проработках» в научных городках, показал, что там «подписанты» пользовались поддержкой большинства, и партийные власти, чтобы выполнить приказ об «осуждении», вынуждены были устраивать торг - в обмен на словесное осуждение соглашаться на существенное смягчение наказания «подписантам». Из пяти членов партии - «подписантов» из Академгородка трое не были исключены из партии (чего в Москве и Киеве удавалось избежать только раскаянием). В Академгородке они получили строгие выговоры. Это очень заметная разница, так как исключение из партии автоматически вело к увольнению с работы, а получивший выговор работу сохранял, к тому же через год-два выговор снимали. Шрагин прав в своем заключении, что

«… строгие выговоры… оказались своего рода компромиссом между партийными коллегами подвергшихся преследованию лиц и официальными представителями районного или городского комитета партии, которые должны были настаивать на их примерном наказании». [134]

Были компромиссами и понижение в должности (вместо увольнения) и даже уход с работы «по собственному желанию» нескольких «подписантов» из Академгородка, так как такая формулировка облегчала поступление на другую работу. Двум предложили работу и квартиры в Новосибирске, лишь бы они согласились уйти «по собственному желанию» - видимо, «организовать» увольнение было трудно. [135]

Так же вели себя сотрудники Института биофизики в Пущино-на-Оке, когда получили донос на двух научных сотрудников этого института об «антисоветских» разговорах во время отпуска. Разговоры были обычные в этой среде, но потрясли случайных слушателей; начальство потребовало «принять меры». Участники актива, где в отсутствие провинившихся обсуждалось, как с ними быть, «дружно их осуждали», но не предлагали каких-либо мер взыскания. Понадобился сильный нажим представителя райкома, чтобы было принято решение об увольнении. [136]