Жаклин Кеннеди. Американская королева

Как и в случае с книгой Манчестера, Джеки выбросила эту историю из головы. Но все же лучше бы Гинзбург дал ей прочесть рукопись. Задним числом даже странно, что никто не предвидел скандала. Гинзбург и Джеки больше не говорили об этом – до того дня, когда, как выразился Гинзбург, грянула истерия. Неодобрительный отзыв влиятельного Джона Ленарда в New York Times заканчивался целенаправленной колкостью: «Подобные книги можно охарактеризовать одним словом – макулатура. И все, кто связан с публикацией этого опуса, должны сгорать со стыда».

«Вот тут-то и началось, – вспоминал Гинзбург. – Джеки просто запаниковала, а на меня посыпались звонки чуть ли не от всех членов клана Кеннеди. Джеки твердила, что она тут ни при чем». В интервью Boston Globe Том заявил, что Джеки все знала, но не имеет касательства к этой истории. Газетчики опустили вторую половину высказывания. И Джеки отказалась встречаться с Гинзбургом и не отвечала на его звонки.

Гинзбург был в отчаянии; даже сейчас эта тема для него весьма болезненна (ведь не в последнюю очередь именно поэтому он ушел из издательства). «Скандал раздули Кеннеди… Джон Ленард никогда бы не допустил столь нарочито жестокого высказывания. Оно было не только оплаченным, но совершенно неуместно адресным».Даже если все это обусловлено неправильной оценкой со стороны участников, Гинзбург, вероятно, не ошибся, сказав, что Джеки «запаниковала». Подтекст, связанный с убийством Кеннеди, взбудоражил ее, и она была не способна действовать рационально. Она сдалась, и означенный инцидент положил конец ее теплым дружеским отношениям с Гинзбургом. «Решетки закрылись», – печально подытожил он. Всего год назад они вместе ездили отдыхать на Ямайку. «Таблоиды представили это как романтическую эскападу, поскольку я несколькими месяцами раньше расстался с женой, – вспоминал Гинзбург (заголовки кричали: «Джеки собирается за босса!»). – Но и я, и Джеки были там с детьми. Мы вместе проводили время, без всякой романтики. Отпраздновали мое пятидесятилетие. Она была такая искренняя, милая. Мне бы хотелось, чтобы у нее было побольше таких невинных дней…»

Однако невинные дни и кеннедевская политика – вещи несовместимые. После смерти Бобби клан Кеннеди утратил единство. Летом в Хайаннис-Порте отдыхали только Роуз и Этель. Пэт Лоуфорд после развода с Питером бо́льшую часть времени проводила во Франции. Питер жил на Западном побережье, погряз в наркотиках, пьянстве и ударился в вуайеризм. Смиты, чей брак тоже вступил в полосу кризиса, перебрались на Лонг-Айленд. По крайней мере трое из младшего поколения сидели на героине, за компанию со старым другом Джона Лемом Биллингсом. Тедди с семьей так и жил на Скво-Айленде, постоянно изменял Джоан, а она боролась с алкоголизмом. По ряду причин Тедди в 1976 году решил не выдвигать свою кандидатуру на пост президента, вместо этого переизбрался в сенат от Массачусетса.

Центром семьи теперь стали Шрайверы. Юнис, самая правильная и религиозная из всей семьи, привечала своих непутевых племянников, устраивала лагеря для детей с задержкой развития и привозила Роузмэри погостить из интерната. Сарджент Шрайвер, единственный из старшего поколения имевший безукоризненную репутацию, надумал вместо Тедди выдвинуть свою кандидатуру на съезде 1976 года, заявив, что намерен стать «наследником» Джона Кеннеди (только он не учел, что былая слава поблекла).

Джеки честно передала Сардженту 25 тысяч долларов на нужды предвыборной кампании и в июле даже лично посетила съезд демократов в Нью-Йорке, где номинацию все же выиграл Джимми Картер. (Джеки появилась на съезде в сопровождении своего старого друга Хью Фрейзера, жена которого, Антония, в 1975-м ушла от него к Гарольду Пинтеру и который, по слухам, имел виды на Джеки.) Присутствовала там и Ли, в 1974-м расставшаяся с Питером Бирдом; ее сопровождал новый бойфренд, адвокат Питер Туфо. Джеки делала все возможное, чтобы помочь Джоан Кеннеди, ведь остальные члены семьи, кроме разве что Юнис, поставили на ней жирный крест. Именно Юнис, собственно, и убедила Джоан лечиться от алкоголизма.

Джеки всеми силами пыталась вытащить Джоан из ее одинокой депрессии.

«Однажды мне было ужасно плохо, – вспоминала Джоан, – и я позвонила Джеки в Нью-Йорк. В ту пору я жила в Вашингтоне. И она сказала: “Приезжай”. Я оставила Теду на зеркале в ванной записку и первым же рейсом вылетела в Нью-Йорк… Мы провели вместе незабываемую неделю, Джеки отнеслась ко мне замечательно. Я рассказала ей свою историю, а потом она мне – свою. Господи, я и представить себе не могла, что́ ей довелось пережить, ведь до середины семидесятых в прессу не просачивалось ничего об отношениях Джона с другими женщинами. И никто из родных мне ни слова не говорил. А ведь мой муж вел себя точно так же.

Она все мне рассказала. Каково ей было и как это ударило по ее моральному состоянию и самооценке. А потом сказала: “Джоан, к тебе это не имеет никакого касательства. Тедди тебя любит… Он очень тебя любит и предан тебе, но, видимо, не в силах совладать с собой, потому так и получается… Не принимай это близко к сердцу”.

Прошел еще год, я опять позвонила Джеки и поехала к ней. На сей раз она отговорила меня от развода с Тедди. Она была очень лояльна к Тедди, и к семье, и ко мне тоже. Посоветовала мне остаться с мужем, но при этом заняться чем-нибудь, например музыкой, чаще видеться с подругами и вообще жить своей жизнью. Проявить больше независимости. Сестринский совет по выживанию…В известном смысле Джеки заменила мне старшую сестру, притом что однажды в разговоре призналась: “Я завидую, что у тебя есть подруги. У меня их нет, кроме Рейчел Меллон да женщин, которые годятся мне в матери. Я даже родную сестру недолюбливаю”».

В 1974 году вышла в свет книжка «Особенное лето» (On Spacial Summer), дневник, в котором Ли и Джеки рассказывали о поездке 1951 года в Европу, с рисунками Джеки. Они нашли его на чердаке в доме матери, когда искали старые фотографии и письма для книги воспоминаний, которую задумала, но так и не закончила Ли. Это была хроника давно исвезнувшей сестринской дружбы.

Толчком к прустовскому воспоминанию сестер Бувье о лонг-айлендской жизни послужил внезапный публичный интерес к их тетке и кузине – Большой Эдди Бил и Эдди-младшей, которым летом 1971 года грозило выселение из их ист-хэмптонского дома, кишащего кошками, заскорузлого от грязи и заросшего плющом. Встревоженная газетными заголовками, Джеки, не поддерживавшая связь с Бувье после «семейного» приема в Белом доме в 1961 году, попросила своего верного друга Уильяма ванден Хьювела разобраться в происходящем. «Вместе с Ли Радзивилл я поехал посмотреть дом миссис Бил, – вспоминал он. – Начать с того, что нипочем не догадаешься о существовании дома, так все заросло. В ухоженном Ист-Хэмптоне этот участок являл собой настоящие джунгли. Дом, где было примерно двенадцать-пятнадцать комнат, практически уже и не отремонтируешь… Точь-в-точь как дом мисс Хевишем из “Больших надежд” (Great Expectations). Входишь в гостиную, а там штабель банок с кошачьим кормом, высотой футов десять как минимум; в столовой все опутано паучьими тенетами, и везде и всюду кошки. Крыша практически отсутствовала, кухня пришла в полную негодность. В спальне миссис Бил – мертвая кошка… По возвращении я рассказал об увиденном Джеки и Ари. Ари пошел к телефону, позвонил, запел, подхватив песню Большой Эди, и сказал: “Слушайте, сделайте все, что нужно, я оплачу…”»

Два года спустя Ли поселилась с Питером Бирдом в Монтоке, в доме Энди Уорхола на Лонг-Айленде. Бирд привез с собой киношника Джонаса Микаса, чтобы снять фильм-воспоминание о Лонг-Айленде. Они снимали, как Джеки и Ли плавают, как Джеки и Каролина катаются на водных лыжах, как Джон-младший и Энтони Радзивилл едут на крыше автомобиля. «Мы использовали целый ряд фотографий из детских альбомов, сделанных руками Джеки, и много фоновой музыки. Например, кадр с Черным Джеком Бувье под музыку “Папочка в сердце моем”», – вспоминал Микас.

Лето 1974 года стало водоразделом в извилистых взаимоотношениях Джеки и Ли. Настоящий раскол начался с решения Ли уйти от Стаса и жить с Питером Бирдом, Джеки не одобряла поведение сестры, о чем ей и сказала. Она любила Стаса и их с Ли детей и приняла сторону Стаса. В Монтоке, где Ли с Питером провели лето, к ним часто заглядывал Трумэн Капоте и без конца сетовал на бесцеремонное обращение Джеки с друзьями, что для Ли звучало как музыка. По сообщению Дианы Дюбуа, биографа Ли, Джеки напоминала Трумэну «маленькую девочку, у которой в комнате полно игрушек, как-то раз она играла с красным мячиком, и он закатился под кровать, а девочка даже не заметила и вспомнила о нем только через год-другой, когда случайно выудила из-под кровати и снова стала играть». Джеки, в свою очередь, говорила друзьям, что шокирована сумасбродствами сестры: «Ну зачем ей дюжина комплектов постельного белья от Портхолта?!»