Код Марии Магдалины

То была эра лангедокских трубадуров, первого пробуждения романтической литературы и появления подрывных элементов «куртуазной любви» — вариант любви интенсивной и эротичной, но не сексуальной между мужчиной и женщиной, которая, возможно, имела исток в гностических сеансах «платонической» любви и катарского «поцелуя мира».

То была область необычного равенства между полами, возможно, потому, что у катаров проповедь вели и мужчины, и женщины, поскольку они верили, что Иисус предполагал это с самого начала. Однако этот золотой век был уничтожен серией массовых убийств, на удивление малоизвестных.

В специально созванном Альбигойском крестовом походе (названном так по катарскому городу Альби) к 1244 году было вырезано (сожжено) более 100000 катаров. Поход начался в 1208 году, и это был первый акт геноцида в Европе — хотя об этом факте редко сообщается в школах, даже во французских. Этот крестовый поход был примечателен по многим причинам, не последней из которых является то, что христиане уничтожали христиан в христианской стране по приказу Папы, а также примечательный тем достоинством, с которым тысячи катаров встретили неизбежные пытки и страшную мучительную смерть. Конечно, они активно к ней готовились, не используя то, что может быть названо трансом буддийского толка, тайны которого передавались им во время первого посвящения. Подобно ранним христианам-гностикам, они имели эзотерический и экзотерический уровни членства, передавая свои величайшие секреты только тем, кто оказался достойным их. (К сожалению, те, кто находился под впечатлением простоты катаров, их веры и добронравия и встал на их сторону против крестоносцев, часто отправлялись на муки, не имея необходимой подготовки по управлению своей болью. И это делает их обращение в веру и убеждения еще более благородными.)

Одним из многочисленных долговременных юридических последствий крестового похода против альбигойцев было учреждение инквизиции, созданной специально для допроса и экзекуции катаров. Знаменательно, что первые так называемые «ведьмы», на которых инквизиция обратила свое вызывающее ужас внимание, были катарами и их помощницами из Тулузы и Каркассона. В 1335 году более шестидесяти женщинам предъявили обвинение в участии в шабаше ведьм, в чем они все сознались — разумеется, после применения обычных методов убеждения. Одна из жертв, молодая женщина, подтвердила, что принимала участие в шабаше, где «подавала катарам ужин» [33] (что, учитывая их аскетизм, вряд ли было обременительным долгом). Разумеется, будучи просто помощницей, она не владела техникой контроля болевых ощущений, чтобы противостоять наиболее изощренным пыткам инквизиторов.

Церковь — и, в первую очередь, Папа Иннокентий III — наложила свои жадные лапы на Лангедок, землю, где в те времена текли молочные реки в кисельных берегах. Он решил присвоить ее богатства себе: ересь, распространенная среди населения, оказалась благовидным предлогом для столь полного ограбления и опустошения, что этот регион так никогда и не оправился после катастрофы. До настоящего времени Лангедок остается самым экономически депрессивным районом Франции, резко отличаясь от знаменитого «юга Франции», от соседнего Биарицца и Монте-Карло, куда деньги текут рекой. Геноцид, завершившийся побоищем у крепости Монсегюр и 1244 году, имел долговременные следствия, не изжитые до сегодняшнего дня, включая — хотя внешне район католический — явное недоверие к Церкви.

Подобно другим гностикам, катары верили в личную ответственность за состояние своей души, что было прямой угрозой Церкви, которая всегда всеми силами пыталась — в буквальном смысле слова — вселить страх Божий и своих членов до такой степени, что они просто не осмеливались отклониться от узкого прямого пути. Нагрешить так, чтобы тебя отлучили от Церкви, было столь страшно, что угроза отлучения была высшей опасностью для жизни и собственности в тот век, когда ад был жестокой и свирепой реальностью. Поэтому те, кто оградил себя от угрозы отлучения прямым отказом признать власть Церкви, представляли собой ее заклятых врагов. Кто знает, скольких они еще заразят своей дьявольской ересью? Лучше вырезать эту раковую опухоль, прежде чем она распространится и разрушит основы Церкви.

Хотя, как мы увидим, жажда власти и богатства, несомненно, была серьезным фактором крестового похода против альбигойцев, большую роль играли также страх перед ересью и ненависть к ней, хотя это обстоятельство не столь широко известно и понято. Очевидно, была и другая существенная причина этого крестового похода, который начался в 1208 году, причина, связанная с опасными секретами, касающимися Марии Магдалины, а именно, существованием, судя по намекам, подпольной Церкви, основанной ею самой…

Катары строили поразительные крепости на головокружительных пиках гор по всему Лангедоку, в снежных предгорьях Пиренеев на границе с Испанией или занимали старый замок, в котором ждали в осаде, длившейся много месяцев, неминуемого ужаса захвата, пыток и страшной смерти. Одна за другой их крепости пали, хотя и не без странности в поведении врагов: под впечатлением упорного сопротивления еретиков, их достоинства и силы характера некоторые крестоносцы сами обратились в катарскую религию.

Хотя небольшие группы еретиков еще оставались во Франции некоторое время, после десятимесячной осады 2 марта 1244 года пал Монсегюр, сдавшись только после того, как крестоносцы согласились на то, чтобы осажденные остались в крепости еще на пятнадцать дней. В конечном итоге после столь долгой осады еще пара недель ничего не изменит, как бы там ни было, катары по-прежнему будут голодать, а папское войско — нет. Что делали катары в этот отпущенный им срок? Может быть, провели последние пятнадцать дней, исполняя обряды, цель которых собрать волю так, чтобы ничего — даже пламя костров, которые их враги готовили на поле внизу, — не могло проникнуть сквозь защитное поле их совершенной святой внутренней силы. Говорят, что, когда пришло время отдать себя в руки врага, они, несмотря на физическую слабость после долгого голода, спускались по склону, выкрикивая слова любви друг к другу и Богу — и с радостью всходили на костер. Когда пламя пожирало ненавистную им плоть, некоторые (предположительно, те, кто, несмотря на «хороший конец», чувствовал себя недостойным вечной жизни) кричали от костра к костру, что они снова встретятся в будущей жизни. Среди них были и крестоносцы, презревшие свой долг, которые не прошли ритуала защиты от боли.

Среди многих тайн, связанных с катарами, есть одна, которая поражала воображение многих исследователей в течение веков: считается, что ночью перед тем, как отдать себя в руки врага, четыре катара ушли с «катарскими сокровищами» — но что это были за сокровища, никто не знает. Что это могло быть? Их материальные ресурсы были в основном установлены и посчитаны, и в любом случае тяжелые мешки с золотом было практически невозможно спустить с отвесной пиренейской скалы. Некоторые выдвигали предположение, что они бежали с великим секретом или священной книгой — известно, что у катаров был собственный вариант Евангелия от Иоанна, которым они пользовались при исполнении своих обрядов. Другие полагали, что катары взяли с собой пи более ни менее как Святой Грааль [34] — хотя что это такое и какую форму имеет, остается вопросом спорным. Некоторые верят, что это чаша, в которую собрали кровь Иисуса, когда он висел на кресте. Другие — известные авторы Бейджент, Ли и Линкольн в своей книге «Святая Кровь и Святой Грааль» — утверждают, что поскольку «sang real» (буквально — «королевская кровь») могли истолковать как «святая кровь», то речь идет о линии кровной связи с Иисусом и Марией Магдалиной. (О Святом Граале подробнее будет рассказано в последующих главах.) Что бы ни унесли катары в эту судьбоносную ночь, они ценили это как нечто имеющее наивысшую важность — и, будучи «perfecti», они вряд ли были заинтересованы в побрякушках или чисто материальных ценностях. Возникает вопрос: почему потребовалось четыре человека, чтобы унести это нечто в безопасное место, подальше от крестоносцев? Может ныть, правы те, кто верит в теорию «Святой Крови», и это были самые «прямые» наследники, в чьих жилах текла «святая» кровь? Или, возможно, это были четыре связки документов или книг, а может быть, одна книга, разделенная на четыре части, — предусмотрительно отправленная в четырех разных направлениях в безопасные места. Разумеется, наличие священных текстов означает, что четыре катара унесли с собой тайное знание в некие отдаленные места, где слово останется незапятнанным — и, может быть, даже воскреснет когда-то в будущем. Что бы они ни взяли с собой, то был наиболее драгоценный для них объект или секрет, и катары пошли на все, чтобы сохранить то, что они считали истинным и святым.