Рассказы о Суворове и русских солдатах

Прошло несколько дней. Вызвал к себе Суворов секунд-майора.

- Узнал, - говорит, - я имя того главнейшего злодея, который вам много вредит.

- Капитан Пикин? - выпалил Калачинский.

- Нет.

- Полковник Лепешкин?

- Нет.

- Поручик Вяземский?

- Нет.

Стоит Калачинский, думает, кто бы это мог быть еще.

- Знаю! - закричал. - Знаю! Генерал-квартирмейстер князь Оболенский!

- Нет, - опять произнес Суворов, посмотрел на Калачинского загадочным взглядом, поманил к себе пальцем.

Подошел секунд-майор, наклонился к Суворову. А тот таинственно, шепотом:

- Высунь язык.

Калачинский высунул.

- Вот твой главнейший враг, - произнес Суворов.

СТОРОНИСЬ!

Суворов любил лихую езду. То ли верхом, то ли в возке, но непременно так, чтобы дух захватило, чтобы ветер хлестал в лицо.

Дело было на севере. Как-то Суворов уселся в санки и вместе с Прошкой отправился в объезд крепостей. А в это время из Петербурга примчался курьер, важные бумаги привез Суворову. Осадил офицер разгоряченных коней у штабной избы, закричал:

- К фельдмаршалу срочно, к Суворову!

- Уехал Суворов, - объяснили курьеру.

- Куда?

- В крепость Озерную.

Примчался офицер в Озерную:

- Здесь Суворов?

- Уехал.

- Куда?

- В крепость Ликолу.

Примчался в Ликолу:

- Здесь Суворов?

- Уехал.

- Куда?

- В Кюмень-град.

Прискакал в Кюмень-град:

- Здесь Суворов?

- Уехал...

Уехать Суворов уехал, да застрял в пути. Один из коней захромал. Пришлось повернуть назад. Двигались шагом, едва тащились. Прошка сидел на козлах, дремал. Суворов нервничал, то и дело толкал денщика в спину, требовал погонять лошадей.

- Нельзя, нельзя, ваше сиятельство, конь в неисправности, - каждый раз отвечал Прошка.

Притихнет Суворов, переждет и снова за Прошкину спину. Не сиделось фельдмаршалу, не хватало терпения тащиться обозной клячей.

Проехали версты две, смотрит Суворов - тройка навстречу. Кони птицей летят по полю. Снег из-под копыт ядрами. Пар из лошадиных ноздрей трубой.

Суворов аж привстал от восторга. Смотрит - вместо кучера на козлах молодой офицер, вожжи в руках, нагайка за поясом, папаха на ухе, кудри от ветра вразлет.

- Удалец! Ой, удалец! - не сдержал похвалы Суворов.

- Фельдъегерь, ваше сиятельство, - произнес Прошка. - Видать, не здешний, из Питера.

Смотрит Суворов, любуется. Дорога зимняя узкая, в один накат. Разъехаться трудно. А кони все ближе и ближе. Вот уже рядом. Вот уже и храп и саночный скрип у самого уха.

- Сторонись! - закричал офицер.

Прошка замешкал: не привык уступать дорогу.

- Сторонись! - повторил офицер и в ту же минуту санки о санки - бух!

Вывалились Суворов и Прошка в снег, завязли по самый пояс.

Пронесся кучер, присвистнул, помчался дальше.

Поднялся Прошка, смотрит обозленно фельдъегерю вслед, отряхивает снег, по-дурному ругается.

- Тише! - прикрикнул Суворов и снова любуется: - Удалец! Помилуй бог, какой удалец!

Три дня носился офицер по северной русской границе. Наконец разыскал Суворова.

- Бумаги из Питера, ваше сиятельство.

Принял Суворов бумаги, взглянул на фельдъегеря и вдруг снял со своей руки перстень и протянул офицеру.

- За что, ваше сиятельство?! - поразился курьер.

- За удаль!

Стоит офицер, ничего понять не может, а Суворов опять:

- Бери, бери. Получай! За удаль. За русскую душу. За молодечество!

БАРИН

Суворов жил во времена крепостного права. Он и сам был крупным помещиком. Под Москвой, под Владимиром, Костромой, Пензой и Новгородом находились земли и имения графа Суворова. Несколько тысяч душ крепостных крестьян принадлежало фельдмаршалу.

В новгородском имении графа Александра Васильевича Суворова крестьяне с нетерпением ждали приезда барина.

Изнемогли мужики. Замучил их своими придирками графский управляющий Балк. Вот и решили мужики дождаться приезда Суворова, прийти к нему и все рассказать. Прибыл Суворов. Явились крестьяне.

- Как звать? - обратился фельдмаршал к первому.

- Денис Никитин.

- Про что жалоба?

- Сечен, батюшка.

- За что сечен?

Принялся Никитин объяснять, что зимой, проходя по барскому полю, нашел он подгнивший сноп хлеба. Подобрал его Никитин, поволок домой. Однако дорогой был встречен Балком, схвачен управляющим и выпорот.

- Правильно выпорот, - сказал Суворов, - на барское рот не разевай.

- Так сноп же подгнивший. Завалящий. Ему же все равно пропадать...

- Не твое дело, - прервал Суворов. - За порчу с управляющего спрос. Ступай. А что у тебя? - обратился ко второму мужику.

- Сечен, батюшка.

- За что сечен?

- Шапку не снял перед Балком, ваше сиятельство.

- Шапку снимай, - ответил Суворов. - Правильно сечен.

- Так я же не заметил. Без злого умысла, ваше сиятельство.

- Впредь замечай. Будет наука. Ну, а ты? - обратился к горбатой старухе.

- Сечена, батюшка, сечена, - зашамкала та, - недоимки у меня: три рубля двадцать копеек.

- Помилуй бог, - воскликнул Суворов. - Три рубля двадцать копеек! Верни. Немедля верни.

- Так где же их взять?

- Корову продай.

- Так нет же коровы.

- Займи.

- Так у кого же занять?!

- Ступай, - прекратил разговор Суворов. - Верно сечена. За недоимки управляющему наказ и впредь батогами жаловать.

Больше жалобщиков не нашлось. Расходились мужики разочарованные.

- Барин, как есть барин! - говорили они.

НЕВЕСТЫ

Приехал как-то Суворов под Владимир в свое имение Ундол, прошелся по улице, повстречал группу парней:

- Женаты?

- Нет, ваше сиятельство.

- Почему не женаты?

- Так невест на селе нет.

Вызвал Суворов управляющего, стал кричать:

- Парни как дубы выросли. Почему не женаты?

- Невест же нет на селе.

- Купить невест, - распорядился Суворов.

Любил Суворов, чтобы крестьяне вовремя заводили семью и детей, чтобы свое хозяйство вели в исправности. Хозяйство в исправности - барину лишний доход.

На следующий день, получив двести рублей, управляющий двинулся за невестами.

- На лица не смотри, - наставлял Суворов. - Лишь бы здоровы были. Не задерживайся. Купил - и в Ундол. Отправляй на подводах. Вези осторожно, сохранно.

Через несколько дней невесты прибыли.