Время Шамбалы

В целом же, о раннем периоде петербургской жизни К. К. Владимирова мы знаем очень мало. Известно лишь, что в 1904 г. он женился, а десять лет спустя у него и его жены Юлии Антоновны было уже четверо детей (что, вероятно, и спасло К. К. Владимирова от мобилизации в 1914 г.). После рождения в 1912 г. третьего ребенка К. К. Владимиров, который до этого перебивался, как кажется, случайными заработками (хотя вел довольно беззаботный образ жизни), вынужден был пойти на службу. До революции он сменил несколько мест: служил в конторе Путиловской верфи, в Русском электрическом обществе «Динамо» и в акционерном обществе «Пулемет» (с начала 1917 г. и до самой осени). Конторская работа, однообразная и рутинная, несомненно тяготила его, человека, как мы увидим вскоре, творческого и ищущего. В юности, еще до приезда в Петербург, К. К. Владимиров пробовал заниматься живописью и писал стихи. Поэзией увлекался он и в более зрелом возрасте. (В личном архиве К. К. Владимирова в Российской Национальной Библиотеке сохранилось несколько его поэтических опусов, подписанных именем Стано, свидетельствующих, впрочем, не столько о таланте автора, сколько о его утонченной натуре и увлечении буддизмом.) И все же Владимиров обладал несомненным талантом, к тому же достаточно редким — талантом графолога.

Здесь надо сказать, что графология стала известна в России лишь в самом конце XIX века. Пропагандистом и популяризатором этой науки (которая в то время еще относилась к разряду эзотерических) выступил И. Ф: Моргенстиэрн (Моргенштерн), долгие годы обучавшийся графологии на Западе (в Германии и Франции) у таких ее адептов, как Ж. Мишон, А. Варинар, Г. Буссе и др. Собственно родоначальником графологии считается аббат Мишон, который в 1871 г. основал в Париже Графологическое общество и стал издавать журнал «Графология» (La Graphologie). Вернувшись в Россию, Моргенстиэрн начал производить с конца 1890-х свои собственные опыты, принесшие ему известность. А в 1903 г. в Петербурге был опубликован его большой труд под названием «Психографология, или Наука об определении внутреннего мира человека по почерку», включавший в себя более 2000 автографов выдающихся людей древности и нашего времени с их портретами. Осенью того же года Моргенстиэрн приступил к изданию в Петербурге «Журнала психографологии», который знакомил читателей с основами новой науки — законами «графизма» — и предлагал им в виде иллюстраций образцы его графологической экспертизы — психологические характеристики («портреты») видных деятелей XVII–XX веков (русских царей и прочих знаменитостей, в том числе С. Ю. Витте, А. Н. Куропаткина, Э. Э. Ухтомского), составленные на основе изучения их почерков. В 1903 г. увидело свет и еще одно пособие по графологии, принадлежавшее заезжему оккультисту графу Чеславу фон Чинскому (Чеслав фон Чинский. Графология. Краткое руководство для определения по почерку духовного мира человека — нравственных его качеств, наклонностей и умственного склада). Несколько позднее в С.-Петербурге возникают общества — Графологическое (1909) и Психографологическое (1910), основанные соответственно А. К. фон Раабеном и И. Ф. Моргенстиэрном.

К. К. Владимиров, очевидно, приложил немало усилий, чтобы овладеть наукой «почерковедения», позволяющей проникнуть в тайники человеческой души: штудировал всевозможные пособия и брал уроки у наиболее авторитетных петербургских графологов, включая самого Моргенстиэрна. Приблизительно в 1909 г. К. К. Владимиров начал производить самостоятельные психографологические экспертизы в Петербурге и добился при этом немалых успехов. Вот как отозвался о его работе некто В. Церер:

Но К. К. Владимиров не только составлял «психологические портреты», но и пытался по почерку предсказывать будущее (что, строго говоря, выходит за рамки графологии). «… Все ему открыто, он видит в почерке, как в зеркале, все прошедшее, настоящее и будущее. Он маг…» — восхищенно свидетельствовал о таланте К. К. Владимирова другой его клиент [84]. (Поразительное совпадение: К. К. Владимиров и А. В. Барченко практически в одно и то же время занимались гаданием — один по почерку, другой по руке.) Впрочем, далеко не все «экспертизы» новоиспеченного графолога были столь блестящими. Случались и неудачи и даже курьезы. Так, один из клиентов Владимирова-прорицателя сетует, но не на предсказанную ему в будущем тюрьму, с чем вроде бы он согласен, а на то, что К. К. Владиморов не «разглядел» в его почерке, что ему уже доводилось сидеть в тюрьме в прошлом!

Помимо графологии, К. К. Владимиров увлекался и другими оккультными науками. Спектр его эзотерических интересов был необычайно широк: астрология, каббала, Таро, розенкрейцерство, йога, герметизм, телепатия, магия. Неожиданный переход от революционных идей к оккультизму может кому-то показаться парадоксальным, но таких идейных «перебежчиков», как К. К. Владимиров, было немало среди представителей русской интеллигенции, переживших крах революции 1905 г. Впрочем, те же самые люди десятилетие спустя смогут легко совершить и обратный переход — от оккультизма к революции.

Увлечение К. К. Владимирова оккультизмом, как и у многих его современников, очевидно, началось с интереса к загадочным «психическим феноменам» — телепатии, гипнозу, ясновидению и особенно к спиритизму (медиумизму). Из писем его корреспондентов мы узнаем, что уже в 1907 г. ему нередко доводилось участвовать в спиритических сеансах на квартирах своих знакомых, а в конце года К. К. Владимиров даже обратился к президенту кружка менталистов и издателю журнала «Ментализм» И. Бутовскому с предложением о сотрудничестве «на идейной почве». Себя он скромно охарактеризовал как «человека, сведущего в некоторых областях оккультизма» [85]. В следующем году К. К. Владимиров начал посещать С.-Петербургское Психическое общество (собиралось по четвергам в доме 23 по Садовой ул.), а еще через год завязал отношения с Теософским Обществом. Председательница РТО А. А. Каменская, возможно, уже наслышанная о графологических способностях К. К. Владимирова, лично пригласила его бывать у себя [86]. Впрочем, об участии К. К. Владимирова в работе РТО ничего определенного сказать нельзя. В то же время он, несомненно, проявлял большой интерес к теософии, что подтверждается наличием в его личном архиве значительного количества материалов теософского содержания.

Оккультное мировоззрение К. К. Владимирова, по-видимому, окончательно сформировавшееся в начале 1910-х, представляло собой весьма характерную для того времени смесь западных и восточных учений — теософии, буддизма и каббализма. Некоторый свет на credo К. К. Владимирова проливают письма некой В. Ф. Штейн, относящиеся к 1912–1913 гг. [87] Переписка между молодыми людьми завязалась на книжной почве: К. К. Владимиров, имевший прекрасную библиотеку, вероятно, доставшуюся ему от родителей жены, посылает своей новой знакомой в Сестрорецк, где она отдыхает на даче, ряд книг, в основном оккультного содержания, которые должны помочь ей преодолеть духовный кризис. В письмах Штейн упоминается «Древняя мудрость» и «L'Avenir Imminant» Анни Безант, «Четвертое измерение» П. Д. Успенского, «Учение и ритуал высшей магии» Э. Леви, «Оккультизм» К. Брандлера-Прахта, «Сверхсознание и пути к его достижению» М. В. Лодыженского, «Раджа-йога» Вивекананды и другие книги, которыми в ту пору зачитывались русские оккультисты. Все эти сочинения она старательно штудировала, регулярно сообщая в Петербург Стано, невольно взявшего на себя роль ее духовного наставника, свои мысли о прочитанном. В этих посланиях нередко можно встретить реплики на те или иные суждения Владимирова и цитаты из его собственных писем. Так, К. К. Владиморов излагает своей подопечной учения Будды и Шопенгауэра, ссылается на Ницше и других западных и восточных мыслителей, демонстрируя тем самым незаурядную эрудицию. (Правда, иногда кажется, что Стано нарочито щеголяет своими знаниями, чтобы произвести впечатление на молодую и, очевидно, симпатизирующую ему женщину.) В одном из писем Вера Штейн просит своего друга объяснить смысл непонятного ей термина «дважды рожденный», которым он называет себя, что, по-видимому, имеет отношение к принятому Владимировым посвящению в орден мартинистов, или розенкрейцеров. Известно, что в предвоенные годы в России особенно активно велась пропаганда мартинизма. Главными проводниками этого оккультного учения были уже упоминавшийся нами Чеслав фон Чинский — Генеральный делегат мартинистского ордена в России (с конца 1910) и Г. О. Мёбес — Генеральный инспектор петербургского отделения ордена (с того же времени). И тот и другой, между прочим, являлись также известными графологами (Мёбес, например, в 1912 г. возглавил Графологическое общество в Петербурге). Таким образом, К. К. Владимиров легко мог сблизиться как с Чинским, так и с Мёбесом на почве общего увлечения графологией, а отсюда лишь один шаг до вступления в орден, тем более, что оба эти оккультиста изо всех сил стремились к насаждению мартинизма в России.