Внешняя политика России эпохи Петра I

В идее слияния Северной войны с войной за Испанское наследство, что с неизбежностью вовлекло бы в борьбу с Карлом XII Великий союз, Россию, Данию, Саксонию, Польшу и Пруссию, царь видел возможность военного решения шведской проблемы в кратчайшие сроки. Но в большей степени он рассчитывал на то, что сам факт присоединения России к антифранцузской коалиции парализует военную активность Швеции и заставит ее сесть за стол переговоров. В начале 1706 г. в беседе с голландским послом в России Петр заявил, что «если благодаря посредничеству высоких союзников, король шведский склонится к миру, то я отдам в распоряжение союзников против общего врага 30 тысяч моего лучшего войска». Аналогичные предложения, правда, в более скрытой форме, были сделаны и Витворту.

Антифранцузская тональность данных обязательств была обусловлена не только своеобразием международных отношений, но и крахом надежд на Францию, которую петровская дипломатия пыталась превратить в политический заслон на пути шведскому вторжению. В ходе парижских переговоров русской стороне не удалось достичь ни одной из целей, поставленных Петром. Более того, известие об успешном наступлении шведской армии на восточном фронте в начале 1706 г. породило в Версале идею о необходимости направить ей на помощь Турцию, что привело бы к неизбежности создания шведско-турецкого альянса, который по завершении в кратчайшие сроки разгрома России можно было бы через Константинополь легко повернуть против Австрии. В марте 1706 г. французский посол в Константинополе Ш. Ферриоль вручил турецкому правительству меморандум, в котором указывалось, что по достижении мира со Швецией, царь в союзе с Австрией начнет войну против Порты, поднимет восстание единоверцев на Балканах, захватит Крым, а его флот будет угрожать турецкой столице. А поэтому «надо опередить царя и напасть на него, пока он не может справиться со Швецией». Тем самым Франция как бы приглашала Турцию присоединиться к антирусской политике Швеции. Свою скрытую позицию по отношению к России Версаль прикрывал публичной дипломатией, которая на всю Европу трезвонила о скором заключении мира на севере при посредничестве Людовика XIV. Цель этой дезинформации состояла в том, чтобы породить недоверие к России держав Великого союза и приостановить их возможное сближение. Разумеется, А. А. Матвеев не мог во всей полноте определить истинную политику Франции, но интуитивно он чувствовал не стремление французской стороны к сближению с Россией, а лишь его имитацию. Подводя итоги своей парижской миссии, он окончательно пришел к выводу, что «сменить дружбу англичан и голландцев на французскую не обещает нам прибытку». В сентябре 1706 г. он направился в Гаагу, не подозревая о том, что через несколько месяцев ему предстоит на практике реализовать свою политическую программу укрепления «дружбы с англичанами» в столице туманного Альбиона.

Акцентируя свое внимание на дипломатическом решении поставленных задач, Петр отнюдь не переоценивал его возможности, оставляя значительное место в общем внешнеполитическом курсе военным средствам борьбы с противником. Как только царю стало известно о Альтранштедтском мире, он созвал в декабре 1706 г. в Жолкиеве военный совет, на котором был выработан стратегический план действий на случай шведского вторжения. Военной доктрине Карла XII, опиравшейся на концепцию победоносного решающего сражения, русское командование противопоставило идею маневренной обороны, чтобы измотать и обескровить шведскую армию в арьергардных боях и создать тем самым предпосылки для перехода впоследствии к решительным действиям по ее уничтожению. В начале 1707 г. в стране развернулись грандиозные работы по строительству и ремонту укреплений по линии Псков — Смоленск — Киев. Но особое внимание царь уделял укреплению Смоленска и Москвы. Основные силы русской армии, общая численность которой достигала к этому времени почти 100 тысяч человек, заняли позиции западнее Орши, надежно прикрыв московское направление. Вместе с тем, международная обстановка первых месяцев 1707 г., казалось, не требовала проведения форсированных мероприятий по подготовке страны к обороне.

Действительно, кризис в шведско-австрийских отношениях исключал сиюминутную опасность для России со стороны Карла XII. Более того, психологическая атмосфера неизбежности вооруженного столкновения между этими странами, охватившая Европу, возрождала в политических кругах держав Великого союза страшную картину эпохи Тридцатилетней войны, когда франко-шведский союз сыграл решающую роль в сокрушении военной мощи империи Габсбургов. Возможность развития событий по этому сценарию заставила дипломатию морских держав прилагать максимум усилий как по линии умиротворения Карла XII, так и в направлении воссоздания в ограниченной форме Северного союза. В Лондоне считали ситуацию столь серьезной, что сочли необходимым приступить к переговорам в Копенгагене о возобновлении датско-шведской морской войны и оказали исключительно теплый прием русскому послу А. А. Матвееву, который прибыл в Англию в мае 1707 г.

Направляя Матвеева на переговоры в столицу державы, которая являлась признанным лидером Великого союза, Петр поставил перед ним задачу добиться заключения англо-русско-голландского союза, на укрепление боевой мощи которого Россия обещала передать 30-тысячную армию и предоставить Англии режим наибольшего благоприятствования в торговле. Со своей стороны Лондон должен был выступить в качестве посредника заключения мира на севере при условии сохранения за Россией Петербурга и прилегающих к нему земель. Если же Швеция не проявит склонности к миру, то Англия должна принудить ее к этому посредством посылки в Балтийское море своего флота. Для достижения позитивных результатов на переговорах Матвеев не должен был скупиться на подкупы английских министров, в особенности, герцога Мальборо — фактического главы правительства королевы Анны. Но козырной картой русской дипломатии Петр все же считал заинтересованность Англии в торговле с Россией и, главное, получение от нее сырья и материалов, необходимых для строительства британского флота.

С основными идеями плана Петра о присоединении России к Великому союзу Матвеев ознакомил герцога Мальборо еще до своего отъезда из Голландии в Англию. Но предложения Москвы не вызвали особого восторга у английского дипломата, поскольку они шли вразрез со стратегическим курсом британского кабинета, в основе которого лежала политика отделения северного конфликта от войны за Испанское наследство. В связи с чем Мальборо рекомендовал своему правительству не спешить давать какие-либо конкретные обязательства Матвееву до окончания его переговоров с Карлом XII. К тому же герцог, по-видимому, не очень верил в искренность антиавстрийских настроений шведского короля, увидев в его бряцании оружием лишь примитивное силовое давление на державы Великого союза с целью добиться признания ими реальностей альтранштедтской политической системы. В начале апреля он выехал в Альтранштедт, где находилась ставка Карла XII.

В своей практической деятельности по созданию политического барьера на пути шведскому вторжению в Россию петровская дипломатия не ограничилась лишь миссией Матвеева. В июне в Вену был направлен посол И. Урбих, который от имени царя призвал императора не уступать давлению Стокгольма и принять военную помощь России. Кроме того, он дал понять, что Петр поддержит кандидатуру главнокомандующего австрийской армией Е. Савойского на польский престол, хотя она была отнюдь не единственной в «политическом каталоге» русского царя. Почти одновременно он предлагает короноваться М. Вишневецкому, А. Сенявскому, братьям Собесским и даже Ф. Ракоци. Столь широкий круг соискателей на корону Пястов указывает на то, что польская комбинация носила самостоятельный характер и разыгрывалась русским правительством независимо от программы вступления России в Великий союз.

В случае осуществления замыслов Петра в Польше вновь разгорелась бы вооруженная борьба между Лещинским и новым претендентом, что вынудило бы Карла XII опять окунуться в польские дела и отложить на неопределенное время свой поход в Россию. При этом в Москве не забывали о поддержке Сандомирской конфедерации. На Львовской раде в марте 1707 г. ее представители подтвердили русско-польский союз 1704 г. и обязались продолжать борьбу против Лещинского и шведов, хотя в целом эти обещания ставились в зависимость от успехов русского оружия.