Золотой век амазонок

В соответствии с одной из Пуран, Ардханаришвара вышел «в полном вооружении», подобно Афине Палладе, из нахмуренного чела Создателя Брахмы, который приказал Шиве и Парвати разделиться и обрести самостоятельное существование. В другой из пуран указывается, что после брака Шива и Парвати обитали на горе Кайласа, где жена следила за домом, а божественный супруг добывал средства к существованию семьи, прося подаяние. Однако Шива слишком увлекался курением дурманящих трав и пренебрегал заботами о семье, посему Парвати, как следует отчитав его и отправив просить подаяние, перебралась с детьми к своему отцу Гималаи). Однако, раскаявшись в своем намерении, она приняла облик богини пищи Аннапурны и закляла пищу во всех домах, куда мог обратиться Шива, так что ему пришлось вернуться домой с пустыми руками. Когда приунывший и голодный Шива вернулся домой, Парвати встретила его радостной улыбкой и наделила едой. Тогда он обнял ее, и они соединились. Вне зависимости от варианта повествования, смысл его заключается во взаимной терпимости и взимосвязи полов.

На изваяниях Элефанты различия полов особенно подчеркнуты — с истинно восточной любовью к преувеличениям. Правую сторону пятиметрового изваяния составляет изображение Шивы, левую — Умы. Каждая из половин обладает парой рук. Задние руки Шивы держат один из его наиболее почитаемых символов, раздувшую капюшон кобру, в то время как другая почиет на голове священного быка Нанди. Доктор Уилсон убежден в том, что изображен здесь не одомашенный буйвол, а обитающий в лесу дикий bos gavoeus, что в достаточной мере доказывает древность этих изображений или их прототипов. Головная повязка бога как всегда высока и обильно украшена. Справа находится полумесяц, из-под шапки ниспадают волосы; слева две тяжелые пряди опускаются на плечо Умы, волосы которой показаны серией аккуратных кудрей. Ума держит в руке небольшое зеркало, которое Нибур в компании проникнутых идеей греческого влияния ученых ошибочно принял за небольшой круглый щит. Женственная сторона Ардханаришвары, таким образом, непосредственно связывается с мирным образом жизни, а не с войной или властью.

Любопытно, что латиняне, жившие в третьем столетни нашей эры, обладали более верным описанием этих изваяний, чем располагали мы в XVIII веке. Сохранившаяся часть утраченного трактата Порфирия [6] «De Styge» повествует о беседе с некими индийцами, пришедшими в Сирию во время правления Гелиогабала. Эти путешественники поведали об огромной естественной пещере, находившейся в крутой горе. «А еще, — сказали они, — в этой пещере находится статуя высотой в десять — двенадцать локтей. Она стоит прямо, и руки ее распростерты в виде креста. Правая сторона лица принадлежит мужчине, а левая — женщине. Равным образом правая рука, правая нога и вся правая половина тела принадлежат мужчине, а вся левая — женщине; увидев ее, можно удивиться тому, как несовместимое в двух сторонах тела соединяется воедино. Говорят, что на правой стороне этой статуи вырезано солнце, а на левой луна; а вдоль по рукам искусно изображены ангелы и все, что существует во вселенной, — то есть, небо, горы и морс, река и океан, растения и животные, иначе говоря, все, что было сотворено в ней. Говорят, что эту статую Бог дал своему Сыну, когда тот творил мир, в качестве модели». Индусы также уверяли, что изваяние это летом потеет, жрецам приходится овевать его с помощью опахал; однако не следует забывать, что первоначально статуя была раскрашена в черный или синий цвет справа, а слева в алый, желтый и белый, и, возможно, наблюдавшееся явление имело какое-то отношение именно к окраске. Ангелы и прочие изображения находятся не на статуе, а позади нее. Расхождение это, как и несколько других неточностей, вполне могло стать следствием какого-то непонимания со стороны лиц, проводивших расспросы. Однако приведенные детали явным образом указывают на Элефанту, и если это действительно так, мы получаем подтверждение значительно более ранней даты создания изваяний, чем X или даже VIII века, к которым приписывают их современные знатоки индийских древностей. Можно видеть, что прибывшие из Индии пилигримы сумели предоставить своим римским собеседникам истинное представление о религиозном и природном характере этих изображений, не имевших ничего общего с амазонками. Тем не менее воинственные женщины были отлично известны и в Индии. Мы узнаем о них из греческих источников, связанных с Мегафинеем, побывавшим здесь примерно в 300 году до н. э. После кончины Александра в Вавилоне, одним из его полководцев, стремившимся завладеть властью над Востоком, узурпированной великим Македонцем, был Селевк Никатор, в итоге сделавшийся повелителем Вавилонии, Бактрии, а также Западной и Центральной Азии. Однако, дойдя до Индии, он обнаружил перед собой сопротивление в лице могущественного местного правителя, который, изгнав греческих и прочих иноземных наместников, принял имперскую власть, поместив свою столицу в Паталипутре (современной Патне). Этот индиец, которого местные жители знали под именем Чандрагупта Маурья, а греки называли Сандрокотосом, по отцу происходил из древнего царского рода, правившего на севере Индии. Однако мать его, а, следовательно, и он сам, принадлежали к низшей касте. Несмотря на это в сердце его жила преданность царским традициям, и он старался возродить старинные обычаи, противопоставляя их принесенным греками нововведениям. Получив отпор, Селевк отправил Мегафинея своим послом в Паталипутру. Сохранившиеся отрывки из его груда позволяют нам взглянуть глазами чужеземца на Индию того времени и ее обычаи. Он сообщает, что Сандрокотос обитал в своем дворце в практической изоляции, окруженный внутренней охраной из вооруженных женщин. Винсент Л. Смит утверждает, что первый министр раджи Чанакья приказывал, чтобы «поднявшегося из постели государя окружало войско вооруженных луками женщин». Предание гласило, что при определенных обстоятельствах эти женщины имели право убить царя, и тогда убийца выходила замуж за его преемника. Эта личная охрана не оставляла властелина, когда он оказывался на людях. Когда он выезжал на охоту, раджу сопровождал внушительный отряд женщин, некоторые из них ехали в колесницах, другие верхом на лошадях и слонах, все были вооружены так, как если бы выезжали на битву.

Женская свита на охоте и охрана являются отражениями очень древних традиций, часто упоминаемых в местной литературе. Тэлбойс Уиллер в своем обзоре древних индийских пьес, указывает на то, что первое действии драмы «Шакунтала» (написанной Калидасой около 56 года до н. э., происходит в лесу, где появляется едущий в колеснице раджа, вооруженный луками и стрелами. Его окружают женщины, украшенные венками и гирляндами, но с таким же оружием в руках. Сэр Ричард Бартон упоминает о том, что местные князья, особенно те, чьи владения находились в Хайдарабаде и Декане, держали гвардию из вооруженных женщин, называвшихся урду-бегани — «лагерными командирами». Потом не следует забывать про Ранджита Сингха из Лахора, чью личную охрану составляли 150 амазонок, — самые очаровательные девушки, которых он сумел отыскать в Кашмире, Персии и Пенджабе. Богато одетые, вооруженные луками и стрелами они ездили на молочно-белых конях. Представляя собой чисто парадное подразделение, они символизировали царскую стражу прошлых времен. Во дворце Лакнау находилась сильная стража из сипаев женского пола. Тот же самый обычай преобладал в Хайдарабаде, как мы уже говорили, до середины девятнадцатого столетия.

Путешественники оставили нам живые описания женских войск, нарядных в своих алых туниках, зеленых штанах и красных матерчатых шапочках, обшитых золотыми кружевами и украшенных зелеными плюмажами. Они были вооружены мушкетами и холодным оружием и подобно прочим войскам участвовали в парадах, под командованием мужчин. Нам не однажды приходится слышать об их пылком участии в дворцовых интригах и династических переворотах. Царицы-матери приводили к власти реакционные партии при помощи женщин-солдат. Случайные посетители дворца нередко ошибочно принимали мелких и изящных хайдарабадских девиц в их боевом одеянии за обыкновенных сипаев мужского пола, поскольку те старались держаться как мужчины. Вне сомнения эти вооруженные женщины занимались охраной гарема. Однако источник возникновения их отрядов находится в настолько далеком прошлом, что в данной связи уместно будет напомнить: раджа в прежние времена считался священным правителем и полубогом. Так Рамаяна, похоже, записанная в пятом веке до Рождества Христова, но созданная существенно раньше, описывает приключения Рамачандры — воплощения бога Вишну, сына Дашаратхи, Царя Айодхьи. Он являлся потомком бога солнца, внука Творца Брахмы. А предком Пандавов, героев более Известной Махабхараты, являлся Чандра, считавшийся богом луны в Северной Индий. Особенно интересно отметить, что, хотя мы уже познакомились с повестью о колонии амазонок на Цейлоне, наиболее раннее и определенное упоминание подобного явления появляется в Махабхарате. Подобно более старшей Рамаяне, эта эпическая поэма первоначально представляла собой собрание религиозных и династических преданий, в соответствии с вычислениями Монстюарта Элфинстона относящееся самое позднее к 1500 году до н. э. и повествующее о великих деяниях рода Бхараты, правителей арийского народа. Впоследствии, однако, брахманы превратили великую поэму в одну из священных книг, излагающих религиозное и нравственное учение, хотя в объемистом тексте до сих пор сохраняются описания древних ведийских и доведийских обрядов. Повествование начинается в городе Гастинапуре, расположенном на северо-восток от современного Дели в верхнем течении Ганга. В основном оно посвящено деяниям лишившихся своего царства Пандавов — законных владык, изгнанных собственным дядей благодаря интригам тетки. Возможно, основным из героев является младший среди Пандавов, Ар-джуна, особенно интересующий нас потому, что в Махаб-харате приводится описание организованной им ашвамедхи или жертвоприношения коня. Мы воспользуемся анализом, проделанным Тэлбойсом Уиллером, поскольку он наилучшим образом соответствует поставленной нами цели. Некогда ашвамедха представляла собой религиозный обряд и вызов имперского масштаба. Над старательно отобранным раджой конем проделывались сложные религиозные обряды, текст вызова гравировался на прикрепленной ко лбу животного металлической пластине. В течение целых двенадцати месяцев коню дозволялось скитаться где угодно, а раджа со свитой следовал за ним. Если животное переходило на территорию соседнего государства, правившему там радже предоставлялся выбор: или захватить коня, поставить его в собственную конюшню и защитить силой оружия, или же, поймав его, вернуть кочующему вслед радже со всей подобающей покорностью, что означало признание вассальной зависимости. В том случае, если конь не стеснял себя в перемещениях и все складывалось удачно для выпустившего его раджи, в конце года животное с триумфом возвращали в столицу, где приносили в жертву богам — в присутствии покорившихся или побежденных раджей, вознося похвалы и воспевая хвалебные песни.