Сильбо Гомера и другие

…В Европе в эпоху Возрождения увлечение античностью охватило широкие круги общества, и это помогло пышным цветом расцвести кладоискательству и поискам предметов старины. Впоследствии из этого и выросла наука — археология. Впрочем, до научных методов открытия и исследования памятников было еще далеко, хотя «зачатки научности» в отношении к памятникам старины уже начинали формироваться. Так, возглавивший Римскую республику в 1347 г. Кола ди Риенцо издал распоряжение об охране античных памятников в Риме, считая, что единству Италии будет способствовать национальное честолюбие, развить которое поможет любовь к истории, к латинским древностям, постройкам, памятникам, надписям.

Страсть к собиранию древностей процветала в Италии и в последующие столетия, особенно в конце XV–XVI вв. Любопытно, что начало коллекционированию еще тогда же положили римские папы, призванные искоренять язычество, «языческих кумиров и идолов». Папы Сикст IV и Юлий II собирали античные вещи, статуи, надписи, обнаруживаемые при земляных работах (предпринимались даже специальные раскопки). А в 1506 г. папа Юлий II построил в Бельведере в Ватикане особый двор для хранения и осмотра античных статуй, а папа Павел III даже учредил специальный комиссариат древностей и начал исследовательские раскопки в термах (банях) Каракаллы. Примеру пап следовали «князья церкви» — кардиналы, епископы и другие привилегированные лица, с пышностью обставлявшие свои покои предметами античного искусства. Последним папой, собирателем древностей и покровителем искусства, был умерший в 1555 г. Юлий III. После его смерти церковь начала активные гонения на науку и искусство, античные Древности были объявлены «язычеством», «дьявольщиной».

Как следовало, по мысли церковников, поступать с античными находками, рассказывает автор бессмертного «Тиля Уленшпигеля», Шарль де Костер, в своих «Фламандских легендах», навеянных средневековыми преданиями. В легенде «Братство толстой морды» весь сюжет построен на истории одной античной находки — мраморной скульптурки римского времени, изображавшей сидящего на бочке с вином бога Бахуса. Здесь хозяину небольшого трактирчика «Охотничий рог» явилось ночью «бегущее по траве яркое пламя, как-то чудно вытянутое кверху», исчезнувшее лишь вместе с первым криком петухов. Оно являлось еще много раз, и чей-то голос просил трактирщика «промочить горло», пока измученный Питер Ганс, владелец кабачка, не нашел и не принес в дом античную скульптуру веселого бога. При этом он больше всего на свете боялся не столько «козней дьявола», сколько «церковной кары», ибо его поступок, по мнению католических попов, всеми силами искоренявшими и вынюхивавшими ересь и язычество, сильно попахивал «идолопоклонством». И действительно, непримиримый фанатик, преподобный настоятель церкви в Уккле, «святой жизни человек», узнав о находке и о том, что она не разбита вдребезги, требует отправить владельца «Охотничьего рога» на костер, как еретика и отступника, или же сварить его живым в кипящем масле…

Однако, несмотря на гонения церковников, увлечение стариной и собирательством древностей уже становилось модой среди европейской знати. Выйдя за пределы Италии, оно, как известно, охватило всю Европу, особенно Францию. Коллекции римских вещей можно было встретить в домах знати в Риме, Венеции, Генуе, Париже, Мадриде, Мюнхене и других городах. Не минула «кладоискательская лихорадка» и Русь…

Известно, что в средневековой Руси кладоискательству предавались многие самодержцы и царские воеводы. Сам царь Иван Грозный отдавал должное этой страсти, и его вера в клады порой давала ощутимые результаты. Летописец XVI века, писал русский историк Н. Аристов, отметил весьма интересное предание, как Иван Грозный заполучил клад в Новгороде, в Софийской церкви. Вот слова летописца: «Как приехал великий князь Иван Васильевич с Москвы в Новгород, и неведомо как уведа казну древнюю, сокровенну в стене создателем св. Софеи, князем Владимиром великим (внуком св. Владимира), и неведомо бысть о сем никем, ниже слухом, ниже писанием. И тогда приехав нощию и начат пытати про казну ключаря Софейского и пономаря, и много мучив я, не допытався, понеже не ведаху. И прииде сам в. князь на восход, где восхождаху на церковныя полати, и на самом всходе, на правой стороне, повелел стену ломати, — и просыпася велие сокровище, древние слитки в гривну и в полтину и в рубль, и насыпав возы, посла к Москве». Аристов пишет об этом случае, что в середине XVI века еще было свежо предание о найденном в 1524 году кладе при «поновлении Пятницкой церкви в Новгороде», а потому не мудрено, что составилось сказание о поисках Грозным клада и в церкви святой Софии. Летописец, в частности, говорит, что когда стали поновлять церковь св. Пятницы, «и начаша голбцы разрушати и помост возрывати, — и ту обретоша сокровища сребра древних рублев Новгородских литых 170, а полтин 44 и наместники повелеша вложити их в сосуд и запечаташа».

Видимо, в какой-то степени с новгородскими сокровищами связано и известное «сыскное дело» о новгородском архиепископе Леониде (1575 г.), обвиненном грозным царем в том, что он изменил ему и посылал польскому и шведскому королю деньги и другие сокровища. В опричных архивах сообщается, что государь объявил «отца церкви» еретиком — тот будто бы занимался с помощью ведьм, живущих в Новгороде, даже каким-то колдовством («в Новегороде 15 жен, а сказывают ведуньи, волховы»). Эту же деталь сообщает и англичанин Д. Горсей, бывший в то время в Московии. По его словам, во время суда над архиепископом были сожжены все его ведьмы. По словам псковского летописца, записавшего слухи, ходившие в народе, будто царь опалился на Леонида «и взя к Москве и сан на нем оборвал и медведно ошив (то есть зашив в шкуру медведя, один из способов казни на Руси того времени. — Г. Б.), собаками затравил…»

В «Чтениях в историческом Обществе Нестора Летописца» в конце прошлого века историком Н. Оглоблиным были опубликованы несколько «Сыскных дел» о кладах в XVII веке на Руси: дела от 1626, 1645, 1673 годов. Судя по характеру следствия, о личном интересе к древним кладам самого царя, в русском обществе того времени, как писал Оглоблин, «мы наблюдаем первые зародыши» сознательного отношения к памятникам старины, уже проглядывает смутное стремление понять смысл найденных древностей, «зарождается археологическое любопытство», которое особенно усилилось в эпоху Петра I.

Однако еще и при Петре I, «несмотря на весь кажущийся приплыв новых идей и взглядов», по мнению Аристова, вера в клады держалась даже у людей высокопоставленных. Так, например, сестра самого царя, царевна Катерина Алексеевна, пишет историк, и та страстно предавалась исканию кладов. Она будто бы вела переговоры с каким-то костромским попом, который похвалялся, что узнает места кладов по «планетным тетрадям», то есть с помощью астрологии. Более того, она посылала своих приближенных женщин в полночь рыть могилы на кладбище и нанимала подводы съездить за 230 верст от Москвы, чтобы достать клад на дворе у крестьянина. Все ее попытки тем не менее остались безуспешными. Лица, указывавшие царевне на места зарытых кладов, как сообщал историк Соловьев в «Истории России с древнейших времен», по розыску Петра I оказывались обманщиками и шарлатанами. Сам же царь относился с величайшим вниманием к различным сообщениям о кладах и находках старинных вещей. Он даже издал специальный указ о сборе и покупке у населения предметов старины, о препровождении их в Петербург, в столичную Кунсткамеру. Старинные предметы, оружие, этнографические коллекции и прочие «раритеты» как раз и послужили основой фондов при создании знаменитой петровской Кунсткамеры, первого музея России.

…В Новом Свете, завоеванном оружием конкистадоров, первые «археологические раскопки» ничего общего с ними не имели, вылившись в чистое кладоискательство, а попросту в открытый грабеж памятников древних цивилизаций Америки. Свою первую школу конкистадоры-грабители проходили на Канарских островах, окончательно замиренных накануне открытия Нового Света. Испанцам было мало того, что они с помощью огнестрельного оружия уничтожили коренных жителей Канарских островов, белокурых и голубоглазых гуанчей. Они уничтожали их даже мертвых, разрушив и осквернив их горные могилы с сотнями и тысячами загадочных мумий, которые могли бы сегодня столько сказать исследователям, помочь в решении волнующей тайны происхождения гуанчей… (этому посвящена вторая часть книги.)