Эволюция военного искусства (Том 1)

Манипулы. Гастэты, принципы и триарии образовывали до 10 манипул, силой по 120 гоплитов (у триариев - 60 гоплитов). Манипулы строились в 6 шеренг в глубину и имели, следовательно, у гастатов и принципов по 20 человек в шеренге, а у триариев по 10 человек. Манипулы делились каждая на две центурии, которые строились рядом. Фронт легиона образовывали 10 манипул гастатов, 200 человек по фронту. Между манипулами оставались маленькие интервалы - щели. Смысл этих щелей в общей фаланге был очень глубокий. Когда римская армия иногда свыше десяти легионов, занимая своей фалангой фронт в 1-2 версты, наступала, то сохранение направления, особенно на пересеченной местности, для всего фронта было очень трудно. Известно, как трудно провести и по гладкому полю, на церемониальном марше, по отмеченному линейными направлению, даже развернутую роту - часто всего 50 человек в одной шеренге, без ломки равнения и разрывов. А в боевых условиях, при движении в первой шеренге 2000-3000 человек, разрывы, и довольно значительные, являлись обыденным, частым явлением. Борьба с ними путем остановки и подравнивания губительна для быстроты маневра и представляет паллиатив. А между тем, каждый разрыв в фаланге, обнажая два неприкрытых фланга, представляет готовый прорыв боевого порядка и может вести к поражению. Поэтому римляне и дали не тактическую, правда, а только строевую самостоятельность каждой манипуле. Шеренга в 20 человек, даже неопытных милиционеров, легко может быть обучена движению без разрывов. Каждая манипула имела свой значок (они подравнивались при общем наступлении), и каждый милиционер обязан был ни в коем случае от него не отрываться и не терять свое место в манипуле. Интервалы между манипулами, очень небольшие, смягчали толчки при движении, когда манипулы то сближались вплотную, то нескольку расходились. Нормально в момент рукопашной схватки они исчезали вследствие более свободного размещения людей в момент атаки и действия оружием. Но если, как это неоднократно повторялось, столкновение с противником происходило в момент образовавшегося между двумя манипулами гастатов разрыва, то этот разрыв автоматически заполнялся стоявшёй сзади манипулой принципов или ее центурией{27} , если в разрыве не могла поместиться целая манипула. С этой целью манипулы гастатов, принципов и триариев стояли не в затылок друг другу, а как при кирпичной кладке - центр последующих манипул за швом предшествующих.

Интервалы между манипулами представляли и ту выгоду, что позволяли употреблять в гораздо более широкой мере метательное оружие. При сплошной фаланге действующие впереди легковооруженные должны были отходить заблаговременно за фланги, чтобы не быть раздавленными между двумя наступающими друг на друга фронтами, что при недальнобойности тогдашнего оружия давало возможность легко вооруженным действовать исключительно впереди флангов. Щели же между манипулами позволяли легко вооруженным скрываться через них к моменту решительной схватки и, таким образом, сравнительно долго оставаться перёд фронтом.

Как ни очевидны выгоды манипулярного построения фаланги, чтобы принять такое построение, недостаточно догадаться о нем, знать его. Нужна предпосылка о высшей ступени сплоченности, а высшей ступени доверия к товарищам, о высших достижениях в отношении дисциплины. Недостаточно дисциплинированному греку только могучее чувство локтя, только осязаемая очевидность отсутствия щелей в фаланге давала уверенность, что в момент схватки он не будет предоставлен своим силам. Римский милиционер, выросший в условиях железной дисциплины, наступал с готовым разрывом в сплошной фаланге, убежденно, веря, что в момент столкновения этот разрыв будет заполнен, и два суровых проводника римской дисциплины - два центуриона - фельдфебеля, стоявшие позади в манипуле принципов, обязанные скомандовать и обязательно повести в разрыв своих принципов, имели достаточно авторитетный вид, чтобы поддержать это доверие{28}.

Вооружение. На вторую половину IV столетия выпадает и установка окончательного типа вооружения римского, легионера. Копье, которое не представляло удобств для рукопашной схватки, было сохранено только у триариев, которые в свалке почти не участвовали., Главным оружием легионера являлся меч; вместо копья, гастаты и принципы имели пилум - короткое копье, дротик; подойдя на близкое расстояние, две первых шеренги гастатов, по общему знаку, метали свои пилумы, и, после этого залпа, римская фаланга стремительно бросалась в рукопашную, обнажая мечи.

1.200 нестроевых и легковооруженных распределялись в административном порядке по 40 человек на манипулу. Таким образом, 2 нестроевых приходилось на 6 гастатов или принципов и на 3 триария. Около 200 легковооруженных участвовало в бою перед фронтом легиона. Если последний имел открытый фланг, то на нем могло принять участие в бою еще небольшое число легковооруженных. Небольшая часть следовала за триариями для подборки раненых, главная же масса оставалась сторожить лагерь.

Превосходство римлян в тактике достигалось не творчеством в отношении военного искусства на полях сражений, а превосходством дисциплины, вооружения и выработанного метода стремительной атаки густых масс пехоты (нормально - 15 шеренг). Римская конница, продолжавшая комплектоваться из богатейших граждан и строившаяся на флангах, особым искусством и доблестью не отличалась. Как и греческая фаланга, римская фаланга способна была износить удар только в одну сторону, и какое бы количество легионов ни входило в нее, она была почти беззащитна в случае атаки неприятеля с нескольких сторон. Манипулы не представляли тактических единиц, способных к самостоятельному маневрированию, и не было командного состава, который мог бы скомпоновать и осуществить тактический маневр частью всей пехоты.

Командный состав римской милиций заслуживает особого внимания. Высший командный состав представлял высших гражданских чиновников. Штатские полководцы - консулы - (римские бургомистры) и почти столь же штатские генералы - легаты - и штаб-офицеры - трибуны, командующие отдельными легионами, были, в большинстве случаев, молодыми людьми аристократического происхождения, с ничтожным боевым опытом. Такой высший командный состав мог проводить определенную схему боя, но к творчеству и проявлению инициативы на поле сражения был неспособен. Даже когда Рим перешел к профессиональным, солдатским армиям, это сохранение командования в руках гражданской магистратуры оказалось возможным. Римские наместники и губернаторы проконсулы и преторы - командовали всеми войсками вверенных им провинций. Высший римский начальник не был вождем, не подавал примера воинам в бою, а являлся дающей приказание инстанцией.

Эти немыслимо при недостаточно дисциплинированных войсках; это было немыслимо и Греции, и особенно было немыслимо в средние века, когда король или герцог в бою являлся только первым рыцарем своего войска{29}. Римская милиция была идеальным регулярным войском, над которым царствовал закон, удивительно дисциплинированным, необычно послушным орудием, как бы созданным для того, чтобы ему приказывали.

Римская дисциплина. Проводником этой дисциплины являлся младший офицер, выходивший из рядов наиболее надежных, опытных и исправных легионеров, с незначительным социальным положением, и выполнявший приблизительно функции современного фельдфебеля (центурион). Впрочем, тип его окончательно выработался, когда походы участились и удлинились, и когда Рим перешел к профессиональному солдату. Сильные, энергичные, авторитетные, хотя и вышедшие из народа, римские центурионы следили за всеми деталями службы; имея в руках виноградную лозу, они на месте же, в порядке управления, наказывали ею каждый проступок, каждое упущение легионера. Римская конница, вследствие условий своего комплектования, резко отличалась по дисциплине от пехоты и потому всегда уступала ей славу побед.

Консул был облечен правом предавать смертной казни в дисциплинарном порядке. Ему предшествовали ликторы с секирами и пучками розог, что являлось не только эмблемой власти, предоставленной ему законом, но и ору-, днем для осуществления ее на месте. Консул имел право децимирования, т. е. смертной казни, налагаемой на десятую часть целых строевых соединений, и такая массовая смертная казнь, как дисциплинарное наказание за неисправность службы, являлась не пустым словом, а применялась на деле (например, Антонием в походе против парфян). Штаб-офицер, трибун, имел право накладывать строжайшие телесные наказания, до избиения камнями включительно; что было равносильно приговору к смертной казни; случайно выживший это наказание должен был, под страхом смерти, навсегда оставить пределы республики. К наказанию избиением камнями приговаривался обязательно часовой, обнаруженный центурионом, совершавшим обход, спящим, и сам центурион, если бы он скрыл и не донес об этом проступке по начальству.